Оblitus Justo

      Космос — это бесконечность. Все любят смотреть на звёзды! Я не знаю ещё ни одного человека, который не любил бы это делать. Живые мерцающие звезды заворожат любого. Когда я смотрел на них, то чувствовал порыв, стремление к чему-то. Многие из древних людей думали, что космос — это божество. Давали имена планетам ярким звездам, поклонялись им и приносили жертвы, верили в могущественную силу, живущую там, среди ярких огоньков в недоступной выси неба. Они верили, что духи их предков взирают на них с небес, помогают и направляют, определяют их быт и судьбу. Раньше я бы только посмеялся над их наивностью, но не сейчас, когда я так много пережил и узнал. Космос не бескраен, он бесконечно жесток… Жесток, как вся эта Вселенная, наполненная болью, отчаяньем и кровью, а боги вполне реально влияют на судьбы людей и отнюдь не в позитивном ключе. В этом я убедился на собственном опыте.       Вначале пришла боль. Нет, не так. БОЛЬ. Казалось, каждая клеточка мозга беспрерывно пульсировала и жгла, перекручиваясь в агонии. Если было бы можно кричать, то я бы порвал себе голосовые связки от крика, сделал бы все чтобы прекратить эту всепоглощающую боль. Сколько это продолжалось? Не знаю: для меня это было бесконечно долго, слишком долго, чтобы задумываться над этим вопросом. Но постепенно интенсивность болевых импульсов сократилась до того порога, при котором я уже мог связно думать и первыми моими мыслями были одни лишь нецензурные слова, сплошным потоком заполонившие мою голову. От периодически накатывающих приступов головной боли меня скрючивало и сводило судорогой тело, от кончиков пальцев на ногах, до онемевшей до хруста шеи.       «О, я начал чувствовать своё тельце… Но какого хрена-то случилось? Где я? В больнице?» — при попытке хоть что-то вспомнить меня снова скрутил приступ адской боли в голове и из горла вырвался тихий стон. И тут мои вкусовые рецепторы почувствовали, что я как будто месяц жевал лишь один керамзит, запивая гравием, смешанным с сухим бетоном. В горле пылал пожар, язык еле ворочался и напоминал наждачку, которая терлась о сухое горло словно тупой нож об точильный камень. И в то же мгновение организм решил выдать всю безрадостную картину состояния моего тела: болело всё, начиная с головы и кончая какими-то судорожными болями в руках и ногах. «Бля, это серьезно, в аварию что ли попал? Мля… Даже страшно глаза-то открыть, вдруг там полный трындец и все, что болит — это фантомные боли» — начал накручивать я себя. «Полина же не переживет, а мама, отец. Может траванулся чем, мы вроде с друзьями выпивали что-то. Только вот что и с какими друзьями… Как же больно.» Новый приступ зубодробительной боли отвлек меня от попыток восстановления событий, как бы давая понять, что сейчас явно не время придаваться хоть каким бы то ни было воспоминаниям.       «Намёк понят, что ж, откроем глаза?» — спросил я себя и с явным усилием сумел открыть веки. «Это точно не больница, а передо мной сто процентов не тот доктор, который мне нужен» — ошарашено подумал я, забыв даже на какое-то время о резкой боли в открытых глазах.       Как оказалось, я находился в искусно выполненной металлической капсуле, которая была расположена параллельно полу. Перед моим лицом простирался невысокий металлический потолок с кучей каких-то труб уходящих в такие же металлические стены и кабелей скрученных в тугие, с руку толщиной, косы. Несколько странного вида зарешеченных плафонов освещения и самое главное, парящий прямо перед моим лицом череп. Да-да, самый натуральный, мать его, человеческий череп, правда довольно сильно модифицированный: вместо пустых провалов глазниц на меня уставились две ярко-красные точки механических окуляров, а на самом черепе были вкрученные прямо в него странные приспособления. От одного из них, похожего на лазерную указку, появилась полоса тусклого зеленого света, которая несколько раз прошлась по моему лицу и исчезла, а из динамика, прикрученного на место челюсти, раздались звуки похожие на скрип загружаемого «Спектрума».       — Сервочереп? — не веря еще до конца в то, что увидел, прошептал я еле ворочающимся языком.       Череп тем временем не терял даром время и, оказывается, своими скрипами вызвал на помощь такого же парящего над полом бедолагу. Правда, новичок был оснащен куда круче первого черепа: он был увешан целой кучей шприцов со странной голубоватой жидкостью внутри, а также угрожающего вида бормашиной. Всё это безобразие висело на гибких шлангах притороченных прямо к основанию летающего кошмара. Он шустро подлетел к моему лицу, подвинув череп с лазерной указкой и не промедлив и секунды, воткнул сразу три шприца мне куда-то в шею и торс. Я же, не успев даже толком испугаться, чисто на рефлексах попытался отмахнуться от него. Эффект превзошел все ожидания, моя ладонь с гулким чпоканьем и некоторым сопротивлением оторвалась от днища капсулы и зарядила сервочерепу смачную оплеуху, от которой он, стремительной пулей, принудительно улетел куда-то за приделы видимости.       — Твою мать, — очередной раз ошарашено промямлил я, рассматривая свою руку, которая принадлежала кому угодно, но явно не мне. Эта неизвестная мне конечность была… мощна, что ли, от неё веяло силой, тугие на вид бугры мышц покрывали почти всю руку неприлично увеличиваясь в размерах в районе бицепса. Такое ощущение что владелец этой нереальных размеров руки поставил задачу прокачать все существующие мускулы и он этого, черт возьми, добился, правда, картину портили несколько явно механических отверстий располагавшихся в ряд на тыльной и лицевой стороне конечности. И к некоторым отверстиям вели черного цвета кабели с длинными и тонкими, как вязальная спица, маслянистыми на вид наконечниками. Мой взгляд опустился ниже, где я ожидаемо, увидел стальные плиты грудных мышц покрытые, даже на вид, страшными шрамами и такими же отверстиями, как на руке. «Кажется, я попал» — проскользнула последняя мысль перед тем, как странный стальной потолок закружился вокруг меня и сознание, избитое болью и увиденным, а может быть и той сине-голубой бурдой что была в шприцах сервочерепа, решило что на сегодня ему хватит информации и тупо выключилось.       Могучий корабль спал так долго, что почти позабыл своё имя. Влекомый космическими течениями и гравитацией звезд, он плыл среди космоса словно застывший памятник могущества Человечества, такой же неукротимый и яростный. Невидимая взвесь туманностей ласкала его шпили, больше похожие на торчащие вертикально зубы какого-то чудовища. Двигатели не включались так давно, что, кажется, корабль их никогда и не использовал, а защитные экраны заволокло какой-то мутной пленкой, откуда-то взявшейся в открытом космосе. Основная боевая рубка заболела артритом, замёрзла и вся покрылась инеем, от вдруг взявшейся здесь воды. Палубы отвыкли от света и казалось, что вот-вот из-за угла выпрыгнет ужасное чудовище, жившее тут всё это время и гнусно хохоча, утащит в беспросветную тьму.       Но иногда в недрах космического исполина что-то просыпалось, оно угрюмыми тенями парило над палубами, тестировало все системы плывущего в пустоте Корабля, уделяя повышенное внимание одному грузовому отсеку, где ровными рядами стояли стазис-капсулы с находившимися в них Астартес. Монозадачность этих теней явно обращала на себя внимание, одни, подключившись к капсулам посредством гибкого черепного шунта, проверяли состояние лучших воинов Империума. Другие осматривали отсек на наличие повреждений и при необходимости устраняли дефекты и поломки, но эта монотонность и рутинность задач их никогда не смущала, нечему было смущаться. Так бы продолжалось, наверное, до скончания времен — порог прочности корабля превосходил все мыслимые пределы, возведенные человеком.       Но однажды Корабль проснулся. Резко и сразу. Вздрогнуло всё его могучее тело — от самого дна Тёмных трюмов до верхушки самого высокого шпиля навигатора. Корабль стремительно просыпался, хоть он и спал, казалось, целую вечность и мог бы проспать ещё больше, но заложенные в его управляющие протоколы и директивы не оставляли ему другого выбора. Включились гигантские двигатели, чтобы зарядить почти севшие накопительные батареи, которые и обеспечивали энергией все критически важные узлы этой махины, загудели различные генераторы, заставляя просыпаться остальные системы космического судна. Палубы, вместе с появившейся атмосферой и гравитацией, наполнились снующими по своим чрезвычайно важным делам сервиторами и сервочерепами, они все что-то чинили, паяли и резали, круглое катили, а квадратное таскали. Почти штатно проходил тест систем, всего многокилометрового боевого корабля, и даже отказ 28% различных систем не стоил тех процентов вычислительной мощи, которые уделял дух машины на одно конкретное место, на одну конкретную палубу. Там наконец-то, прервав свой многовековой сон, очнулись первые живые обитатели этого летящего в пустоте склепа, и все они значились старшим командным составом в списочном составе Ордена, к которому и был приписан корабль.       Если бы ‘Дух машины’ мог удивляться то он бы несомненно удивился, ведь по запросу о полномочиях проснувшихся Астартес, его огромные базы данных выдали всего лишь краткий список занимаемых должностей в табели рангов Ордена и собственно их полномочия, ни краткой биографии, ни перечня боевых заслуг и пройденных компаний… Ничего кроме имени и должности. Но корабль не умел удивляться, он действовал по протоколу и приоритетам, заложенным ещё при его постройке. «Возможно, слишком долго спал» — промелькнула мысль, но слишком глубоко, на самом низком уровне, который никогда не будет осмыслен. _____________________________________________________________________________ Мне снился сон, короткий сон Длинною в жизнь. В нем, я кого-то пиздил на мечах, Стрелял под край глухих шлемов, И яростно кричал на рухнувшее небо. И была Земля в цветах, Земля в огнях, Земля в тиши. Спасибо, жизнь, за праздник твой, Короткое свидание с Землёй. _____________________________________________________________________________       Сны… Они пришли внезапно и навалились на меня всей своей невероятной кучей, они несли информацию и знания, слишком много информации. Техническое обслуживание и внутреннее устройство различных видов техники, оружия, брони и иных ранее неизвестных мне устройств и механизмов, всё это с подробным описанием принципов их работы. Скопом шли различные уставы, наставления и рекомендации, отчетности и принципы логистики с подробным разбором и статистическим анализом графиков поставок «нательного белья». Отдельной громадой обрушились «рекомендованные к прочтению» литании техножречества Марса, а сверху их добили генеалогические связи высшей аристократии Терры. Знания перекручивались между собой, то сплетаясь то расплетаясь на отдельные узелки информации, и у меня даже не было времени отдышаться, переварить это хоть по каким бы то ни было частям, информация тугим комком со скрипом и судорожными конвульсиями вбивалась мне прямо в мозг.       — Ааа… Твою же мать, — проснулся я от нестерпимой ломоты в висках. Судорожно схватившись за раскалывающийся орган, который вроде болеть не должен, я пьяной походкой, перешагивая через препятствия, направился в нашу ванную комнату. Кран в раковине, как в принципе и сама раковина, был опять кем-то раскурочен, так что пришлось умываться прямо из биде, очень осторожно умываться, стараясь нормировать прилагаемые усилия, как к самому крану, так и к останкам гранита из которого и состояло биде. Не то что бы я этого хотел, но другой открытый источник воды находился слишком далеко, так что острая нужда в свежей воде, поборола брезгливость.       — Хули нам, кабанам. — с некоторым трудом произнес я на могучем русском языке с трудом ворочая своей массивной челюстью. Чужие для прошлого обладателя тела, но такие родные для меня слова давались мне с явным трудом. Осторожно оперевшись на остатки раковины я угрюмо взглянул на своё отражение в зеркале.       — Ну и урод же ты, парень. Без обид, ладно?       Моя зеркальная копия послушно подвигала губами и крайне угрожающе взглянула на меня из-под своих, глубоко посаженных глаз цвета расплавленного льда, почему именно «расплавленного льда» я не знал, но звучит красиво, поэтому оставлю как есть. Радужка глаза и вправду была неестественно синей и как будто переливалась разными оттенками синевы. «Если бы у меня была шикарная грива волос и резцы в виде клыков, я бы точно отнёс тебя к сыновьям Русса, слишком ледяные глаза, аж мороз по коже от одного лишь взгляда». Вы видели когда-нибудь депутата государственной Думы Российской Федерации господина, ну или товарища, кому как удобно, Валуева Николая Сергеевича? Ну так, поздравляю себя с этой неожиданной честью. Из зеркала на меня смотрела почти оригинальная копия, правда перекаченная слегка, ну и лысая как бильярдный шар, а поперек лица глубокими, не до конца сросшимися каньонами, пролегли три глубоких шрама оставленные явно коготками эпических размеров твари.       «Эти когти, наверное, и череп почти процарапали», — подумалось мне, когда я в первые взглянул на себя в отражении. В общем в долг я бы себе не занял, так бы всё отдал и наверное приплатил бы, чтобы больше никогда себя не видеть. На тело был натянут странный, темно-синего цвета комбинезон, который плотно обтягивал всё тело и создавал чувство комфорта и некой защищенности, но всё же чересчур всё обтягивал. Ткань комбинезона была мягкая и одновременно упругая, обеспечивала вполне приемлемый уровень защиты от нас самих, она состояла как будто из очень плотной резины — тянулась, но не рвалась, а это было очень важно в нашей-то ситуации. Но всё же комбез просто мать его неприлично все обтягивал, выставляя напоказ весь рельеф крайне атлетично сложенного тела. Я лично всегда считал что Астартес вечно ходят в своей силовой броне, ну или в набедренных повязках каких. В прошлой своей жизни я и мечтать о таком телосложении не мог, казалось, накачено было все, если бы можно было накачать глазные яблоки то и они наверное были бы накачены, но было сразу видно что эта груда мышц появилась не просто так, она не создавала иллюзии силы, она и была силой, силой отлитой из человека и для строго специфических нужд этого человека. Эта какая-то нечеловеческая мощь постоянно рвалась наружу, поэтому почти любое неконтролируемое движение вызывало явный перегиб в прикладываемых силах и то, к чему прикладывали усилие испытывало явно чрезмерные нагрузки.       Я стыдливо отвел взгляд от своего отображения и на миг показалось, что я краем глаза заметил, как торжествующе сверкнули ледяные глаза моего двойника из зеркала. — Поугрожай еще мне, — цыкнул я на него оглядывая то, что когда-то было шикарнейшей ванной комнатой. Теперь же на неё без боли и не взглянешь — раздолбанная в хлам душевая кабинка, местами зияющая ровными и не очень провалами стена, на которые ранее крепились сорванные неосторожными нажатиями на стену навесные гранитные плиты, которые выполняли тут роль обычной плитки. Только вот каждая такая плита, на мой неискушенный взгляд, стоила просто до неприличия дорого. Смятые в гармошку боковые стенки, чего-то напоминающего джакузи, раздолбанный сан блок… так что блевать и, простите, срать приходилось в тот же джакузи, так как от биде остался только краник с так нужной мне сейчас водой. «Мы как племя неандертальцев, которое попало из своих землянок в хайтек интерьер какого-то миллиардера и теперь наводит такой вот милый домашний хаос в неприлично блестящем и красивом доме.» — подумалось мне, когда я вышел из ванной и оглядел просторную гм… ну пусть будет гостевую комнату. Она представляла из себя такое же богато обставленное жилище вонючего бомжа, как и ванная комната. Только тут еще присутствовали лежащие в разных позах и на разных предметах мебели тела таких же собратьев по несчастью как и я, таких же вселенцев-попаданцев, таких же до усрачки напуганных людей, и это не могло не внушать осторожную надежду на то, что всё у нас наладится.       — Р-р-рота ПОДЪЁМ!!! — зычно гаркнул я, с удовольствием глядя на инстинктивно вскочившие тела. — Нас ждут великие дела. Умойтесь и через полчаса подтягивайтесь к библиотеке.       — Ууу… моя голова, — застонал сразу кто-то.       — Пошел ты… я в печали, — сломанной куклой растекся по бархатному дивану еще один.       — Кто опять нассал на ковер?! Я же на нём сплю.       — Это Барода, — авторитетно заявил еще один улегшийся на прежнее место боец со слишком информативными снами.       — Почему сразу я? — раздалось откуда-то снизу.       — Потому что, случись какая херня в этом всегда виноват Барода, — хором, от которого задрожали люстры на потолке, ответили мы.       «Блин хорошо, что я с друзьями.» — облегчённо подумал я, вглядываясь в такие незнакомые лица могущественных Астартес. — «А то бы была полная жопа.»