***
Высокий худой человек неопределенного возраста шел по безлюдному холодному полю. Его ноги заплетались, снегоходы соскальзывали с ног, человек едва не падал, но упорно шел вперед. На вид ему было около тридцати лет, хотя тяжелый усталый взгляд мог заставить сомневаться даже эксперта. Падал снег. Он медленно опускался на пустую холодную землю, укрывая ее плотным белым покрывалом. Иногда человек останавливался и, пытаясь облегчить свое состояние, делал несколько коротких глубоких вдохов. Но от холодного воздуха, что обжигал горло и легкие, легче не остановилось. Шаг, еще шаг. Как и сотни шагов до этого. Но сегодня надо было поторопиться, ведь он может не успеть. Избушка. Старая, покосившаяся, ей минул уже не один десяток лет. Но пока что она держалась. Пока. Человек подошел к избушке, открыл дверь и зашел в теплое помещение. — Ты вернулся, правда вернулся?! — девочка выбежала из спальни и бросилась к нему на руки. Мужчина, глубоко вздохнув, сел и обнял ее. Его острые неприятные черты немного разгладились, а в потухших глазах зажегся маленький теплый огонек. Человек отстранился и заглянул в ее прекрасные глаза. За них он отдал бы душу. Дочь порока, грязного дикого кровосмешения, последняя принцесса недавно вырезанного клана вампиров. Он должен был убить ее, но, посмотрев в эти лучезарные глаза, попросту не смог. Дети вампиров и эльфов слишком прекрасны... — Нам надо уходить, — тихо проговорил он и, отцепив от себя ребенка, начал быстро собирать все необходимое. Теплая одежда, вода — ничего лишнего. — Нет, — девочка топнула маленькой ножкой, но человеку показалось, будто его ударили кожаным хлыстом с железным наконечником. — Я не хочу уходить! Ты обещал, что нам больше не придется. Он обернулся — зря. Глядя в ее чуть раскосые глаза, цвета расплавленного золота, он замер посреди комнаты. Шли секунды, минуты, время, точно песок, утекало сквозь пальцы. И он чувствовал, что не может оторваться от ее глаз. Она не хотела уходить и что же мог сделать он, несчастный человек, с чарами молодого сильного вампира-эльфа, пусть еще и такого маленького, но уже столь прекрасного ребенка? Так бы и смотрел в ее глаза вечно, если бы не мысль, что маячила где-то на поверхности сознания. Это было что-то очень важное, что не давало погрузиться в омуты ее прекрасных глаз и то, что должна узнать принцесса, перед тем как он навечно погрязнет в ее глазах и не вернется больше назад. И ему все же удалось ухватить мысль. Человек глубоко вздохнул и, так же не отводя глаз, тихо проговорил: "Они нашли нас и идут сюда." Девочка несколько секунд обдумывала услышанное, после чего надула губки и отвела взгляд. Человек облегченно вздохнул. Не было ничего страшнее и притягательнее ее глаз. Какая-то часть души желала утонуть в них, но, честно говоря, такой судьбы и врагу не пожелаешь. — И куда мы пойдем на этот раз? — капризным тоном спросил ребенок, и человек почувствовал себя виноватым. — Я не знаю, — честно сказал он. Девочку такой ответ не устроил, хотя у мужчины и правда не было ответа. Но вот он надел на нее всю теплую одежду в доме, взял маленькую горячую ручку в свою, открыл дверь и странным взглядом обвел помещение. — Мне точно не надо брать с собой книги и игрушки? — спросила девочка, сжимая в ручках большой медальон с кроваво-красным камнем в середине — единственное, что она смогла унести со своего дома. — Не надо, — человек медлил, но все же решился. — Я подожгу дом. — Ты уверен? Идя на дым от такого большого золоточка, они быстрее нас найдут, — очаровывающие глаза ребенка смотрели как-то не по-детски. — Это единственный выход уничтожить дом. К тому же это их хоть ненадолго, но задержит. Человек подошел к книге, что лежала на полу, сел над ней, достал с походного мешка кресало и кремень и чиркнул несколько раз над книгой. Тут же посыпались искры, которые, упав на дорогие страницы книги, дали жизнь огню. — Золоточек! — радостно воскликнула девочка, глядя на медленно расползающиеся по комнате пламя огня. — А ты сделаешь мне потом золоточек? — она смотрела на человека таким взглядом, что он бы душу отдал, лишь бы выполнить ее желание. — Идем скорее, мы же торопимся, да? Человек несколько раз моргнул, приходя в себя. — Да... Только мне придется взять тебя на руки. Девочка подняла одну бровь и человеку опять стало стыдно. — Это надо, чтобы сбить их со следа, — его голос немного дрожал, он словно оправдывался. — Я надену снегоходы носками назад и возьму тебя на руки, чтобы они подумали, что ты сгорела в доме. Ребенок хмыгнул, показывая, что не особо верит в его план, но позволил взять себя на руки. И они пошли. Сзади в небо взмыло огромное пламя огня, которое с удовольствием пожирало вкусную древесину, девочка, сидя на закорках у человека, смотрела куда-то в небо и думала о чем-то своем, детском, избалованном, а человек пытался изо всех сил скрыть сильный кашель, что распирал его изнутри. Легкие словно горели огнем, ему хотелось упасть в холодный снег и навечно застыть каменным истуканом, чтобы никогда больше не чувствовать эту боль в груди, пронзающую его каждый раз, как он начинал кашлять. Но он должен был уберечь принцессу: ценой своего здоровья, своей жизни — плевать каким образом, но это дитя не должно умереть.***
Они настигли их. Как далеко может уйти больной туберкулезом человек с почти взрослым ребенком на руках? Да, почти середину пути она шла сама, но было уже поздно. Человек вымотался, устал, он едва передвигал ноги, лихорадка била измученное тело. Да и куда им идти в лесу? Если в начале пути он еще старался удержать в памяти направление, в котором находилась небольшая деревушка, то после уже окончательно запутался и единственным, чего он жаждал, был отдых. Но, кажется, теперь не судьба. Человек заслонил собой ребенка, всем видом показывая, что не позволит им пройти. Но его и не спрашивали, а просто грубо пнули в снег. Молча, без всяких эмоций. Они пришли сюда не глумиться, а закончить дело. Он порывался встать, но тяжелый сапог одного из преследователей не позволял этого сделать. У человека началась паника, но она быстро утихла и на ее место пришла апатия. Этого стоило ожидать. — Нет, пожалуйста, не надо! — кричала она, пытаясь вырваться и сверкая своим расплавленным золотом глаз. Но никто не слушал принцессу. Один мужчина держал ее, второй расстегивал куртку, а третий доставал осиновый кол и тяжелый молоток. При виде этих орудий девочка пронзительно закричала так, что все присутствующие вздрогнули. Несколько из них не выдержало и начало уходить — смотреть, как убивают одного из самых прекрасных детей в мире, трудно и больно. Многих самих дома ждали дети, поэтому их можно было понять. Но несколько все же остались. В том числе и те, что держали ее. Девочку вдавили в холодный снег, на ее плечи навалился первый мужчина, руки держал второй, третий — ноги, а четвертый приравнивал кол у ее маленькой груди. —Нет! Нет!! — кричала она, стараясь укусить того, что держал плечи. Но он лишь подвигал руками, поудобнее их устраивая. — Пожалуйста... — в ее глазах сверкали слезы, отчаянье, страх, ненависть и, главное, подчинение, но охотники были умны и не смотрели туда. Всего один взгляд — и начнешь убивать своих, полностью подчинившись ее воле. Слезы тонкими струйками стекали по бледному личику, но никто не собирался их вытирать. Надо закончить дело. Удар, секунда, а потом крик. Нечеловеческий, животный, срывающий горло, пробирающий до самого нутра. Это непередаваемая, невыносимая боль. Что чувствует вампир, которому забивают в сердце кол? Зная, что больше никогда не проснется, никогда больше не увидит этот мир. Страх, ненависть, желание разорвать их на части, выпить из теплых жилистых тел всю алую жидкость, а может и заставить страдать, истекая кровью и молить о пощаде. Что он чувствует, когда толстая древесная палка вонзается в грудь, проламывает еще хрупкие детские ребра, раздвигает их и пронзает сердце? Боль. И ничего, кроме боли. А затем опять удар и снова крик. На этот раз тише, словно последний всхлип, последняя мольба о помощи, последнее проклятье. Еще удар и еще... Руки охотника заляпаны алой кровью, она везде: на его руках, одежде, лице. А так же на снегу. Словно красный бисер рассыпался по белоснежному ковру. Этот вид очаровывает, если не вдумываться. Девочка молчит и только теперь охотники ее отпускают и разглядывают. Даже мертвая она словно светится, как будто тут лежит кусочек солнышка. Потухшие чуть раскосые золотые глаза устремлены в небо, а прекрасное лицо выражает такую муку и страдание, что каждого вглядывающегося передергивает. Даже будучи мертвым, этот ребенок завораживает. Они забирают медальон из ее скрюченных пальцев и уходят, из жалости пустив из арбалета стрелу в лоб человека. Трупы убирать не стали — в этом лесу много хищных зверей, надо же и им чем-то кормиться. Только вот охотники не знали, что сердце у девочки на правой стороне.***
Она очнется через несколько часов, в сильном голоде, выдернет из груди кол и выпьет кровь первого, кто будет рядом: человека. А потом пойдет обедать волками. Девочка отправится в другое государство, где никто не будет о ней знать. Она будет идти ночами, зимой и летом, ведь ей не нужна еда и вода. Лишь свежая кровь. И через несколько лет она вернется. С большим войском таких же, как и она, что очаровывают своими глазами и легко вспарывают горло острыми клыками. Она заберет медальон, свое государство, а заодно и весь мир. А пока что она спит. В ее теле сейчас происходят глобальные перестройки, ведь эльфийская сущность сегодня умерла и осталась только вампирская. Пусть сейчас спит, ведь когда проснется — начнется начало конца.***
Птица возвращается на свое место, неся в окровавленных когтях скукожившуюся тушку маленького животного. Оно уже отмучалось, побывав в предсмертной агонии и теперь уже мертво. Хищник доволен: ее вылупившимся детям будет, что есть. А птенцы уже на подходе: одно из яиц идет трещинами и из него показывается большая уродливая голова уменьшенной копии птицы. Птенец еще не разлепил глаза, но уже тоненько пищит, требуя еды. И птица тут же сует ему в клюв оторванный кусочек плоти маленького зверька, с которого капает кровь. Прямо в ротик птенца. Скоро, их станет много и они пожрут всех птиц в этом мире. Их будут ненавидеть и истреблять, но такие птицы слишком сильны. Но это потом. А сейчас птенцы еще молоды и совсем неопытны. Да и кто знает, может они и не доживут до конца...