Photo

Ханбин очень любит фотографировать. Природу, одежду, городскую суету или даже что-то из разряда «артхаус». Просто берёт камеру в свои руки, пытаясь запечатлеть каждый момент своей жизни на большую карту памяти. И всё равно, важное это событие или нет. Может, просто проезжающий по грязным лужам грузовик, а может, смеющаяся сестра, на милый бантик которой села красивая голубая бабочка. Ханбин любит эти фотографии пересматривать. У него нет других хобби, если честно. Он в жизни ничего не добился, нигде не преуспел. Никогда не выигрывал каких-то наград в школе, никогда не ходил по клубам с друзьями и не знакомился с молодыми красотками. Да хоть со старыми. Да хоть с какими-то. Он никогда даже не думал работать по специальности. Учиться на экономиста, имея при этом гуманитарный склад ума - Бин может, Бин умеет. Ну что поделать? От жизни ему ничего не надо, он ничего не хочет. Родители потеряли интерес к собственному сыну, помогают ему снимать однокомнатную квартиру, изредка присылая деньги на погулять. Ханбин любит запах сигаретного дыма. Он не любит курить. Он пробовал-то один раз, да и то был нечестным - его взяли на слабо. И вроде, что за парень такой, что в свои двадцать лет даже на вечеринки не ходит, а ему и не зачем. Ему спокойно дома. Сидеть на своем холодном тёмном балконе, глядеть вниз с пятнадцатого этажа, придерживая камеру в руках и вдыхать приятный запах Джевоновых сигарет. Старший всегда курил много и долго, растягивал удовольствие, будто напоказ выставляя свое очаровательное задумчивое лицо, как бы намекая Ханбину, мол, фотографируй уже, чего без дела сидишь? А Ханбин и не сидит. Он каждый раз подставляет камеру к лицу, фокусируя и выбирая лучший ракурс. Честно, у Джевона любой - лучший. Щелчок, вспышка, печальный вздох. — Ты не устал ещё от этого? — стóит камере опуститься вместе с Ханбиновским взглядом, Чон подает голос, выдыхая очередной клубок дыма, — У тебя память скоро закончится. — А у тебя легкие. — спокойно отвечает младший, разглядывая идеально получившийся снимок на небольшом экране, — Такой красивый. — Покажи. Тот уверенно зажимает сигарету губами, опираясь на руки, головой нависая над камерой и глядя на картинку вверх тормашками. Их лбы легонько соприкасаются, ровно на секунду. Ханбин молчит, Джевон молчит тоже, пытаясь понять, что же такого красивого на посредственной фотографии непосредственного фотографа. Место столкновения лбов начинает гореть, вызывая приятное жжение на небольшом участке кожи. Ханбин тянется немного вперед, соприкасаясь со старшим лбами второй раз и на этот раз не отстраняясь. Он медленно разворачивает фотоаппарат к Джевону, пытаясь запомнить приятное тепло его тела. — И правда неплохо. — сообщает тот, слабо кивая и тем самым создавая небольшое трение, — Не возражаешь? Ханбин дёргается, когда холодные пальцы Джевона касаются его собственных, перехватывая камеру и не давая Бину никаких других вариантов ответа, кроме как «да». Сигаретный дым согревает кожу на лице Ханбина, в этот раз он ближе, окутывает все участки лица, позволяя младшему прикрыть глаза и расслабится. Но ровно до того момента, пока Джевон не отрывается от него, отнимая ещё и любимую камеру. — Что ты... Джевон, что ты делаешь? — Ханбин застенчиво улыбается, прикрывая лицо руками, потому что старший держит объектив прямо перед ним, совсем близко. И это даже не красиво. — Эй, милашка, покажи личико. — старший тычется камерой тому в щеку, вернее будет сказать, в примерное её место нахождения, прямиком через руку, — Давай, Ханбин, ты такой симпатичный, когда улыбаешься. Младший молчит, чувствуя, как кожа розовеет от одних только слов Джевона. Он убирает руки от лица только тогда, когда слышит, как Чон отходит на приличное расстояние, что-то настраивая в камере. Как будто он что-то понимает. У Ханбина на лице пустота и отстранённость. Только если между нами - модель из него никакая. Глаза опущены вниз, жалкое подобие улыбки старается натянуться на перекошенное от волнения лицо, а красные щеки выглядят наверняка уродски. — Ты нравишься мне. Ханбин поднимает свои глаза на старшего, вопросительно вздымая брови и чувствуя долю испуга, какой-то несвойственной фальш для Джевоновского голоса. — Правда? — тихо спрашивает Ким, пальцами сжимая край собственной толстовки. Он смотрит Джевону в глаза, а тот спокойно убирает камеру от своего лица, отвечая младшему взаимным взглядом. — Правда. — кивает тот, замечая, как расцветает Ханбин. Он тут же возвращает камеру в исходное положение, моментально нажимая на одну чертову кнопку и фотографируя младшего. Ханбин моргает от яркой вспышки, старается прити в себя от только что сказанного признания, а после думает, что ему стоит подойти к Джевону. Просто посмотреть. — Ну что там? — но он стоит на месте, замечая, как пристально старший старается найти нужные кнопки для просмотра фотографии. Он щелкает на правильную, а затем смеется тихо. — Смазал. — он снова подставляет камеру к лицу, — Ещё разок? Ты мне... — Джевон, заткнись. — Ханбин мчит в его сторону, улыбается и наигранно шипит, когда вспышка ослепляет чувствительные глаза, — Эта точно не выйдет лучше! — Они обе замечательные. — сообщает тот, не торопясь отдавать дорогой фотоаппарат его владельцу и пересматривая только две фотографии, — Вторая такая забавная. Ты похож на свою младшую сестру. Ханбин любит фотографировать. Он любит вспоминать что-то важное, а может и совсем незначительное из его жизни, пересматривая отснятый материал. Он любит фотографировать Джевона. Когда тот спит в неудобном положении на трамвайной остановке, когда тот ест хлопья с молоком, смотря новый сезон Show me the money, когда тот делает свою домашнюю работу, жалуясь на несправедливых профессоров и преподавателей. Помимо фотографий своей младшей сестры и сигаретного дыма, Ханбин любит ещё и Джевона. Их губы аккуратно соприкасаются, как будто они оба не хотели, но ситуация заставила, не дав им другого выбора. Ханбин, правда, хотел. Хотел очень-очень, до дрожи в коленях и тихого скулёжа, когда язык старшего проезжается по нижней губе Кима. У Джевона всегда были холодные руки, которые он грел под широкой майкой Ханбина. Сейчас он греет их на его шее, заставляя младшего поежиться и сжаться в размерах. У них выходит что-то совсем неловкое, скомканное и чертовски приятное. И когда воздуха в легких становится мало, они отрываются друг от друга. Ханбин улыбается, как ребенок, а потом возвращается в чертову реальность. — Да улыбнись ты, блин! — смеется Джевон, когда Ханбин, наконец, отвисает от пятиминутного транса. И никаких признаний, никаких поцелуев и приятных воспоминаний. Только щепотка фантазии и целая куча любви к одному пофигисту, который ярко и так чертовски мило улыбаясь, разворачивает камеру на себя, пытаясь сделать что-то вроде селфи. Ханбин улыбается, закрывая окно, из которого дует холодный ночной ветер. Он отнимает у Джевона фотоаппарат, собираясь удалить неудачные фотографии. Джевон его не останавливает, доставая очередную сигарету и тихо посмеиваясь. Ханбин любит фотографировать, но больше, чем фотографировать, он любит только одно. Простого и совершенно ничего непонимающего Чон Джевона.