Ворона и Лисица. Юри версия

В чреде истории веков, что в прошлом помнит мать-отчизна, я неустанно нахожу следы и мудрость символизма. Я вижу новые слова под толстым слоем серой пыли, они вещают мне о том, что люди тоже встарь любили. Что предавали и клялись, негодовали, отрешались, и что фемслешеры средь них хоть и не часто, но рождались. Сей фразы смысл от вас далек, и кто поверит, боже правый, что при империи, царе, фемслешем славилась держава. Но если думать головой, читая буквы между строчек, все в свете видится ином. Да, был фемслеш. На этом точка. А чтобы это доказать, развеяв скептиков сомненье, позвольте вам пересказать простейшее стихотворенье. Немного изменив слова — иначе ж правды не добиться! — а ты читай, на ус мотай «Сказ о Вороне и Лисице». Всему началом стала ель. Она, как древо из писанья, таит в своих густых ветвях плоды добра и зла познанья. На древе том сидит она, сверкая скромным опереньем, и черных крыл ее размах похож на ночи продолженье. Сидит Ворона высоко, она мудра и величава, и в черных иссиня очах гнездятся мудрости начала. Но, вместе с тем, хранят они крупицы горестного чувства, ведь наверху она одна, и это очень, очень грустно... И даже сыр в ее зубах не столь большое утешенье, не в силах даже божий дар уменьшить горе и лишенья, что одиночество таит. Но та привыкла, верит, ждет, в чащобу устремляя очи, быть может, кто-нибудь придет, ее полюбит и захочет. Чащоба стелется внизу — то край суровый и опасный, здесь правят хитрость и порок, творится смута ежечасно. Здесь кто сильнее, тот и прав, здесь суть — звериные законы. И вот один опасный зверь наткнулся на следы вороны. Лиса. Что про нее сказать? Конечно, хороша собою, воровка с алчною душой и необычною судьбою. И вот, блуждая меж дубрав, найти надеясь пропитанье, она направила свой взор на ярких звезд ночных сиянье. Сыр! Желтый что луна, сиял на ели в чьем-то клюве. Лиса решила для себя: «Он будет предо мной на блюде». Походкой легкой подошла и сладко-сладко говорила Вороне, что ее, душа, ее одну всю жизнь любила. Ворона, голову склонив, смотрела робко и неловко, ведь каждый в том лесу знавал: Лисица — рыжая плутовка. Но комплементов круговерть вскружили голову младую. Лисица в лести хороша — ну как не полюбить такую?! Пушистый хвост, лукавый взгляд, и тихих лап ее походка. Лисица телом хороша, ну как не полюбить красотку?! Ворона слушала ее, слова, что патокой с елеем сливались в мелодичный хор, а сердце билось все сильнее. Лисичка продолжала петь, лаская словом слух вороний, о шейке, перышках ее, глазах, когтях, и что вовек она не вспомнит созданья краше и милей, не знает птицы величавей. А та вздыхала все сильней, хвост распушая, будто пава. И чтоб Лисицу лицезреть, слов теплотою насладиться, Ворона опустилась вниз... Высокого полета птица сошла на землю не таясь, ступая в чащу без опаски, надеясь на земле сыскать немного близости и ласки. Что было дальше? На вопрос не дам тебе сейчас ответа. Но меж писателей дано ему простое имя «Это». А рано утром на заре, при первых соловьиных трелях Ворона встала ото сна, с ресниц сгоняя сновиденья. Лисицы не было нигде. Но ей ведь точно не приснилось! И в нежной девичьей душе червем сомненье зародилось. Сыр сгинул, с ним была плутовка такова. Но не о том мои слова... Ворона больше никогда на землю с ели не слетала, она не верила зверям и прочих птиц лишь презирала. Она не верила себе, ночами плача безутешно, о рыжей кумушке Лисе коварной, хитрой, нежной, грешной. Ведь та похитила не сыр, под ели темнотой кромешной, она украла у нее девичье сердце и надежду... Лиса в чащобе средь дубов свободна как корабль в море. И сыр теперь в ее руках лежит на трепетных ладонях. Но что-то вдруг пошло не так: не в радость сыр, не в радость воля. В том сыре, как и на щеках, сегодня слишком много соли...