***
Чарльз знал, что никаких душевных прощаний не будет. Не будет предупреждений. Будет непринужденный разговор и отвернувшийся от него, как всегда уходящий Эрик… Возможно… Если раньше… Если раньше Чарльзу и было, что предложить Эрику, говоря свое «останься», то сейчас он понимал, что нет ничего: не существует в мире того, что могло бы помочь Магнето. Что можно предложить человеку, потерявшему все? Тем не менее он старается. Он готов. Он пытается дать понять, как и много лет назад: «Ты не один, Эрик. Не один…» Но, конечно же, этого всегда оказывается недостаточно. Райвен осточертело до звездочек перед глазами видеть это. Всегда одно и тоже: большие влажные глаза брата, полные надежды, которая гаснет с каждым шагом отвернувшегося спиной, уходящего Эрика… Она ловит его на повороте из подземного коридора. Скоро должна начаться ее первая тренировка с новообразованной командой. Но она не может не вмешаться. Не хочет повторения этой драмы. Этих слезящихся глаз Чарльза. Ходящих желваков на лице Эрика… Потухших глаз глупого мальчишки, смотрящих на Эрика, как на бога… Тем более в этот раз у нее оказывается такой козырь в рукаве. Если в этом доме только у нее хватает духу начать говорить правду, то подходящий момент — именно сейчас. Возможно… Однажды ей хватит сил и на то… чтобы… Но сейчас первостепенная задача не дать Эрику уйти вот так. Пора отплатить за все, что он и Чарльз сделали для нее. И подарить надежду… на будущее? — Есть разговор, — без экивоков начинает она. Эрик все-таки уходит. Возвращаясь к полуночи. Тихушничая, открывает двери. Замирает посреди пустынного в ночи холла и смиренно ждет, когда в голове зазвучит робкое: «Эрик? Что… что случилось?»***
Наутро Питер, все еще прихрамывая на костыле («Нет, Питер, ввиду того, что ты, игнорируя мой совет «не нагружать ногу сразу сверхскоростным бегом», не дашь ей нормально восстановиться, я сниму его ровно через неделю!») застывает как вкопанный. Прямо на его облюбованном месте рядом со странно обгоревшим пнем («Эх. Это я. Угробил столетний дуб, не справившись со способностью…» — поведал Скотт недавно) ловко орудует лопатой Эрик. Из свежеобкопанной ямки, трепетно колышась на ветру ветками, торчит саженец. — Э-э-э… Утречко… Что ты делаешь? — спрашивает весьма удивленный юноша. Эрик, продолжая аккуратно утрамбовывать землю, отвечает не сразу. И Питер молча (!!!) наблюдает за ним бесконечные, тягучие две минуты. — Ты же слышал о пресловутых делах, которые полагается сделать настоящему мужчине? Ммм? — Магнето наконец поднимает на него взгляд. Питер в ответ недоуменно кривит лицо и разводит рукой. Мужчина выпрямляется, точным движением вгоняя лопату в землю, обозначая конец работы. Питер быстро переводит взгляд от металлокинетика к лопате и саженцу, силясь разгадать шараду, подброшенную Эриком. То, что тот как-то непривычно пристально, но по-другому, не так как раньше, сморит на бегуна, очень нервирует последнего. Но прежде, чем Питер начнет оправдательную браваду, Магнето шумно выдыхает и говорит: — Мужчина должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына… Не ожидая, что их взгляды встретятся, Питер вскидывает голову, готовясь разразиться тирадой. Но Ланшерр продолжает: — Дом я вон какой построил, — кивая на особняк. — А дерево… Решил вот посадить. Надеюсь… Вырастет не хуже, чем сын. До Питера, даже уже попривыкшего жить в «реальном», жутко медленном времени, доходит, кажется, еще медленнее. Эрик странно смотрит на него, очевидно, ожидая реакции. И когда до Питера доходит наконец, он едва не падает, не удержав равновесие. Потому что время вновь начинает стремительный бег. Сила отца, мгновенно подхватывая каждый металлический элемент его одежды, удерживает его от падения. Вдохнув и выдохнув, Питер, старательно пряча взгляд, почти блеет: — Так ты… Э-э-э… Слова: «Я просто не знал, как сказать», — вязнут во рту, когда отец крепко прижимает его к себе. И Питер всем телом послушно приникает к нему. Прям весь. В конце концов, Ртуть — это просто металл. Пускай жидкий, непослушный и текучий. Но металл. Куда ему вырваться из пут рук повелителя металла.