Nightmare

Перед отходом ко сну он обычно долго размышляет, что же на этот раз показать себе. «Придумывать самому себе сны довольно увлекательно» — скажете вы, позавидуете его способностям. Но Ирмо думает иначе, вздыхая и смотря на улицу. Ветка высокой яблони растет прямо к окну, лунный свет освещает листья серебром. Он думает о том, как много времени прошло, злится порой, что он ничего не может сделать. Он считает, что смотреть кошмары во сне не стоит, потому что, проснувшись, он окунется в кошмар наяву — гораздо ужаснее всех его фантазий. И он вновь останавливается на одном сне, который любит всем сердцем и готов смотреть его хоть постоянно, хоть миллионы раз, Ирмо уверен — ему не надоест. Наверное, поэтому он спит чаще других. Поэтому он ненавидит, когда его будят — заставляют опять погрузиться в пучину кошмара наяву. «С другой стороны» — думает Вала, «явь — то, где ты проводишь больше всего времени. А больше всего времени я провожу там.» Там — это где же? Для Ирмо это место, где его сестра никогда не плачет. Наверное, одной этой фразой можно сказать всё. Счастливая Ниэнна — знак мира и любви, счастья. Нет ничего, что заставит саднить её сердце и лить горькие слёзы. — Ирмо, — низкий голос старшего брата слышится от двери, — если ты вновь решил отойти ко сну… Знай, что скоро собрание. Твой брат знает, как ты не любишь просыпаться. — Брат понял, — кивнул младший, — как сестра? — Плачет, — привычно, даже немного осуждающе, ответил Намо. — Ты знаешь, что брат ничего не может сделать. — Брат может побыть с нами в этот час, а не сбегать, — ответил Мандос и вышел, закрыв дверь. Молчаливый Судья, говорящий прямо и всегда то, что думает и что чувствует. Любящий сестру и брата, понимающий всю их тоску, ненавидящий то, что никак не может помочь им. Нуждающийся в поддержке, хоть от кого-нибудь, вечно одинокий, Намо Мандос, не подпускающий к себе любимую жену уже многие годы, ненавидящий Манвэ, а больше Короля — лишь Моргота, ибо это он заставляет Ниэнну лить слезы. Ирмо вздыхает и продолжает смотреть в окно. Что же опять будет на этом собрании? О чем они будут говорить? Вновь о том же, о чем и всегда — только вот толку нет никакого. Опять Манвэ уйдет с тем же, кажется, уже навечно застывшим на его лице, потерянным выражением. Только Ирмо знает, чего хочет Сулимо видеть в своих снах, он показывает это Королю. Их видения схожи, почти идентичны, лишь мелкие детали различают их. А что — детали? Они уже ничего не значат. Ирмо знает, как Манвэ в муке и ужасе корчится на кровати, видя кошмар, который сотворил сам, своими мыслями за день. И Ирмо приходит к нему, кладет ладонь Сулимо на лоб и тот успокаивается, утопая в мягких видениях хороших снов, что дарит он, Ирмо. Манвэ улыбается во сне, Ирмо счастлив, потому что так… Должно быть. Жаль, что наяву Сулимо попадает в ту же агонию, будто предсмертную, как и сам создатель снов, как и все их братья и сестры. Но все они знают, что никто из них не может умереть — проклятие, ненавистное им. Они не могут уйти — потому что не могут бросить эльфов, людей и других наедине с Морготом. Ирмо знает, как Манвэ слаб — он сам это видел и поклялся не говорить никому. Он видел слёзы Владыки Ветра, скорее, это были слезы горя и усталости. Что же, все они устали и все они ненавидят всё, что происходит. Жизненные силы их подошли к концу, даже Майар замечают это. Создатель снов и подумать не мог, что они тоже стареют, пусть не телом, но душа их, кажется, скоро осыплется в мелкую крошку. Они не молоды и, о Эру, как же невероятно больно. — Прекрати это, — просит Сулимо, открывая глаза. Тогда Ирмо вновь пришел к нему, чтобы успокоить сон Манвэ, — просто прекрати, ты ведь можешь это сделать, верно? — Не могу, — отвечает один из Фэантури, грустно качая головой. Манвэ больше ничего не говорит, а только отворачивается и смотрит в стену, закрывает глаза и снова погружается в сон — спокойный на этот раз. — Простите меня, — Ирмо не знает, у кого просит прощения. Он вернулся из воспоминаний и вновь смотрит на улицу, освещенную луной. Он встает и ложится на кровать, смотря в потолок, думая о своем, закрывает глаза и засыпает, проваливаясь в свои мечты — быть может, они никогда не сбудутся. В его снах всегда солнечно и тепло. Появляется в своем сне он всегда на берегу Моря — потом идёт к своим братьям и сёстрам. Сёстры смеются — все до единой, но особенно громко смеётся Ниэнна. Ирмо обожает её смех, пусть и слышал его лишь в своих снах, но он не теряет надежд, что однажды услышит его и наяву. Ирмо здоровается с ними, слушает, что сёстры ему скажут, а потом идет дальше и ищет братьев. Находит Ирмо их за большим столом, где говорят братья о всякой ерунде — но из-за своей глупости эта ерунда дороже всего в Эа. Глупые шутки, короткие споры, разговоры про что-то такое неважное… Ирмо замечает Манвэ, а Сулимо — создателя снов. Они тут — единственные настоящие, а не плоды фантазии. Ирмо не помнил, когда поделился с владыкой ветра своим сном, но теперь их тут двое — вечные заложники светлой грезы, ненавидящие явь и желающие лишь мира и простого счастья. В этот момент Мелькор проливает на тунику Манвэ вино и извиняется, правда, через рвущийся наружу смех. Сулимо улыбается, видимо, это — та самая улыбка, что создатель снов так часто видел. — Прости, — Мелькор широко улыбается, — не хотел. — Брат понимает, — кивает Манвэ и подливает старшему брату ещё вина. Ирмо садится за стол рядом с Мандосом и замечает его улыбку. Всегда так во сне — Намо улыбается, спокойно смотря на всё вокруг. В глазах хранителя душ нет той неприкрытой злобы и ненависти — а лишь любовь ко всем, кто тут находится. Они говорят о чем-то неважном, снова и снова, пустяки, легкие неудачи, говорят о эльфах, что устраивают пиры в срединных землях, о гномах и о людях, что тоже отмечают праздники весело и беззаботно. О том, что Чертоги Мандоса пустуют… Ирмо снова обращает внимание на Мелькора и Манвэ — вновь осознает счастье Сулимо. А еще понимает, как же они похожи — хотят одного. Только лишь чтобы те, кого они так любят, были рядом, проливали вино на тунику и говорили о какой-то глупой бытовой ситуации, вместе смеялись над этим и просто спокойно жили. Для кого-то это покажется ужасно наивным, но Ирмо считает иначе. Он отдал бы всё, что у него есть, лишь бы это стало явью. Он чудовищно скучал по Намо на заре времён, он скучал пусть и по выдуманной им самим, но смеющейся Ниэнне, он скучал по Манвэ, что внушает уверенность в сердца своих младших братьев и сестер, показывает пример Майар, он скучал по вечно весёлому Мелькору, который всюду болтает ни о чем, по Аулэ, который широко улыбается, а не ходит вечно угрюмый, сдвинув брови. Создатель снов скучал по ним всем — счастливым, а не утопающим в горе, отчаянии и ненависти. Даже Мелькор, пусть и думает, что он счастлив, но он никогда не будет счастлив без них. Ирмо никогда не понимал, откуда знает это, но он просто знал и искренне верил. Ирмо смеется над очередной шуткой их самого старшего брата, смеётся вместе со всеми, их смех подхватывают подошедшие Валиэ. Не важно, что они не слышали шутки — ведь смех это звонко, приятно и тепло, смеяться можно и просто так, просто наблюдая за друг другом и чувствуя поддержку и тепло. Просыпаться после такого нелегко. Ужасно, по-правде говоря, возвращаться туда, куда не хочешь даже смотреть — где Мелькора с ними нет, а все братья и сестры думают о тоске, тоскуют сами и просто сидят на советах, повторяя одно и то же. Ирмо уверен, что они тоже ненавидят всё это, но никто не волен вылететь отсюда, из этой клетки — её прутья слишком близки меж собой, а замок крепок. На совете Ирмо видит Манвэ — все того же измученного, смотрящего куда-то вдаль, видимо, он думает о своем сне и хочет запомнить каждый момент, чтобы хоть чем-то согреть свое сердце. Но у него не получается, он закрывает глаза и выдыхает, говорит что-то, зная, что никто из них не слушает. Все монотонно говорят уже давно заученные фразы, слова нередко повторяются, но никого это не беспокоит. Кажется, они все навсегда завязли в этом болоте. Ирмо кивает Сулимо, когда повелитель ветров смотрит на него. Они оба, кажется, думают об одном и том же. Они думают о залитом солнцем месте, где их окружают любимые братья и сестры, смех и счастье. Они думают о конце их тоски и уныния, они думают о том, когда можно вновь вернуться в свои покои и уйти от реальности в свой мир — тот, который они любят. — Мы заложники своего личного кошмара, который лишь выглядит чудесным сном, — ухмыляется Манвэ, когда говорит с создателем снов, — это пытает нас. Но, видит Эру, я не хочу прощаться с этим. — Брат согласен, — кивает Ирмо, чувствуя горечь во рту. — Ты веришь, что когда-нибудь это станет явью? — спрашивает Сулимо, смотрит на Ирмо. Создатель снов думает, хмурится, потом кивает: — Верю.