Вместе с другими тебя скрутят на площади

      За высокими горами, не пропускающими мимо себя солнечный свет, возвышался обрушившийся временем город. Мало кому известный и даже не нашумевший после происшествия, место это, с необъятными просторами и внушающими переполох чувств панорамами, было наглухо заброшено даже от рассекающих почерневшее небо птиц. Расстояние от соседней деревни составляло километров так тридцать, да и посещать его никто не норовил: ни любители заброшенных мест, ни родственники погибших здесь людей. Говорят, что люди — душа города. Какие люди, таким и будет город: великим, с плохой и хорошей репутацией, но ещё хуже — когда безызвестный. Признаться честно, и такая участь постигла это место. Здесь большое количество многоэтажек и когда-то призывающих посетителей табличек, что висели под картонными крышами бумажных домов. Бумажных, промокших, обросших и покинутых. Гнилой, заплесневевший, он не встречал гостей ровно так же, как и не выпускал их из узких улочек и скрипящих под тихим ветром деревянных дверей. Здесь ранее было все: школы, детские сады, интересные разговоры и аромат полевых цветов. Сейчас он мог похвастаться только ночным видом, внушающим страх, и большим количеством звёзд на небе. Звёзд, одиноко раскинувшихся над седым полем, заброшенными жизнями и в один миг остановшимся временем. «Много звёзд там, где мало света». Еле не спотыкаясь о длинные заросли какой-то причудливой, но такой знакомой травы, юноша, назвавшийся путником, шёл именно сюда. Лет ему так двадцать, максимум — двадцать пять, если судить по внешнему виду, не внушающему доверия. Неуклюжий и неухоженный — долгая неделя путешествия от дома до этого места не могла не отразиться на потускневшем лице, заплывших за отчетливо видными мешками глазами и встрепанных шуршащими в ветре листьями волосах. Безразлично он огляделся, не показывая ни одной частицей распирающий его изнутри интерес, что лез подобно долго продержавшему квасу из закрытой бутылки, словно боялся разбудить спящих жителей. Вот только ни жителей, ни ещё каких живых существ не наблюдалось, к несчастью. Ночь разливалась, словно акварель. Акварель, случайно пролившаяся на голубой лист. В хаотичном порядке бросая белые пятна — как же были прекрасны звёзды, что падали в гнилые углы каждой души. Луна блестела. И не серебристым отблеском, к которому так привыкли люди, а золотистым. Рельефы, напоминающие фигуры причудливых животных. Это было... красиво?.. красиво. Однако кому теперь наслаждаться проникавшей в душу, словно обжигающий горло чёрный чай, красотой? Многочисленным деревьям, что отзывались только тем, что качались из стороны в сторону? Шуршащим листьям, похожим на бродящую в воздухе надежду? Или той совсем одинокой речке, по которой плыли невидимые тени белых облаков, придётся смотреть на залитое акварельными красками небо? Ни-ко-му. Одинокое, заброшенное и от того таинственное место. Сейчас же оно было отдано только ему — пришедшему сюда случайно путнику. — Что ж это за место такое! — еле слышно произнёс он, но даже этой громкости его голоса хватило, чтобы фраза разнеслась по всей округе бьющим по перепонкам эхом. Юноша, не привыкший к подобному, недовольно поморщился. Осмотревшись по сторонам, он высунул из растянутых карманов изодранных джинс старой модели фотоаппарат с исцарапанной камерой, норовясь запечатлеть нехотя катящееся прочь солнце. Но так как ночь уже настигла эти места, ему выпала не шибко радующая его возможность остаться в заброшенном доме на несколько часов. Точнее, в заброшенных домах. Ведь вариантов было достаточно: старый магазин, старая школа, старый дом, старая... жизнь. Старый смысл. Смысл, затерянный в пустом чёрном небе и бродящем эхо. Жадно вдыхая витающий в воздухе аромат полыни, он, несмотря на все нежелание появляться на кладбище, в которое превратилось это место, вошёл в одно из зданий. Лёг спать сразу же, наспех расстелив еле найденные на дне рюкзака вещи: тонкое подобие матраса и плед, едва защищающий от дующего холодного ветра. — Я выбью дверь! — донёсся женский голос откуда-то из помещения, сначала показавшийся Александру сонной галлюцинацией, появившейся из-за усталости и непривычного места для отдыха. Но все повторилось. — Я выбью дверь, если ты не откроешь! Выбью, обещаю! — кричала женщина. Их было несколько?.. Откуда тут вообще люди. — Да! да! — поддакивала вторая. Послышался треск стекла. Александр вскочил с кровати, как ужаленный, в порыве злости на собственную фантазию бегая глазами по каменному полу — в поисках фонарика. — Не разладился, не разрядился, — шептал он, подобно пьянице, нервно пытаясь найти в темноте кнопку, включающую свет фонаря. Раздался щелчок. Теперь часть помещения была освещена светом. Облегчило задачу. Звуки и любые шорохи мигом прекратились сразу после того, как белый свет, исходящий из фонаря, пролился на все темные углы заброшенного здания. Но оставаться здесь он не намеревался. Будучи скептиком, Александр воздерживался от веры в существ, населяющих некий мир, расположившийся по другую сторону. Он хотел уверенности, требовал неопровержимых доказательств и отсутствия так называемых дыр в логике. И поэтому находился не только в недоумении, переминаясь с ноги на ногу в поичках источника прозвучавших голосов, но и злости — как это так, что он столкнулся с вещами, не поддающимися объяснениям с ограниченных законов логики? — Выходите! — скомандовал он, обращаясь сразу ко всем этажам здания. В ответ — эхо. Его собственное пустое эхо, перекатившееся по комнате. В ответ — тишина, не более, чем колыхание листьев за выбитыми временем окнами. *** Стул никогда не скажет, что он сломался, но неожиданно с грохотом развалится, коснувшись деревянного пола. Так же, как этот мужчина. Александр был и является по натуре крайне упрямым человеком. До последнего не верил собственным ушам, которые, вопреки реальности, то и дело слышали разные, не подвластные логичным объяснениям звуки: то тарабанящий по крыше дождь (к слову, Погода была вполне тёплая, да и сыростью не пахло), то глухой стук по заплесневевшим дверям. А сейчас — протяжный крик, наполненный разлившейся по венам, как горячий свинец, ненавистью. — Я выбью дверь! — не унималась первая, заставляя Александра оборачиваться в разные стороны. В одну, в другую. Но куда бы он не посмотрел, в поле его зрения никак не появлялся нужный объект. Вздохнул, осмотрелся по сторонам в сотый и, наверное, последний раз, а затем опустился на тонкое одеяло. Привычка ночевать дома обрекла его стукнуться об каменный пол головой. Поморщившись, Александр закрыл глаза, придя к единственному логичному заключению: здесь никого нет, а звуки — горький плод фантазии. Сейчас главная его задача заключалась в том, чтобы дождаться утра, а там и покинуть разрушенный город. *** Долгожданный новый день застал мужчину врасплох, небрежно впуская лучи света в выбитые окна. И, признаться честно, при других обстоятельствах окружающий Александра пейзаж заброшенных зданий вдохновил его. Подобные заброшенные места, заполненные гнилью м распространившейся плесенью, бывают крайне прекрасны. Они, в хаотичном порядке зарываясь в новые участки каменных стен, оставленных самыми ужасными существами — людьми — вдохновляют на прекрасное. Искусство без страданий подобно пианино без чёрных клавиш — такое же однообразное. Александр потянулся к ручке двери, по задумке ведущей на улицу (по крайней мере, туда эта деревянная дверь вела вчера ночью) но ухватился лишь за воздух, сжав руку в кулак. В теле все сжалось. Дыхание участилось, сердце стало биться так, как бьется в конвульсиях животное перед смертью. Попытки коснуться ручки — как же он хотел нащупать эту чёртову дверь! — не увенчались успехом. Даже после того, как он осмотрелся по сторонам, убедившись в правильности местоположения двери. Дверь была потеряна, закрыта, растворилась в воздухе, подобно адекватному восприятию реальности, покинувшему тело Александра. <<Это все сон, сон, сон>> — как в охватившей жаркой лихорадке повторял юноша. Тем временем то ли реальные, то ли придуманные одурманенным сознанием голоса эхом отбивались по барабанным перепонкам, в глазах темнело. Оставив не увенчавшиеся успехом попытки, парень отстранился от дубовой двери. Подобные проблемы должны были решаться более простыми и адекватными способами, нежели едва ли имеющие объяснения стуки по каменной стене. Александр никоим образом не был теоретиком, несколько шагов по вызволению собственной Души из разрушенного здания — и те вызвали у него некоторые затруднения.