гремучий случай

-- Хехееей… -- С вами Джесус плей! Тяжёлый вздох. -- И Куплинов АВГН! Дмитрий ехидно хихикнул и слегка вздёрнул бровь. Его товарищ по другую сторону экрана улыбнулся и случайно нажал на кнопку атаки, из-за чего персонаж Куплинова тут же рассеялся в воздухе. -- Э, ты чё делаешь? Спустя полчаса они оба попрощались со своей аудиторией и выключили запись, следом игру, однако Дискорд они закрывать не спешили. Оба молчали, и тишина нарушалась только редким покашливанием Хесуса. Наконец Куплинов подал голос. -- Ты чё, Джес, заболел чтоли? -- А? Нет, я… Я просто… Низкий бархатный голос парня утих. Он снял с языка бледный лепесток розы, и, откровенно говоря, сильно испугался. Вновь повисла тишина. Дмитрий решил, что Джес куда-то ушёл, а Джесус решил, что его друг уже забыл, что они, вроде как, разговаривают. Отдалённо послышался женский голос – Катя, ну конечно. В сердце шатена вонзились тысячи мелких иголок – так ему было больно. Звонок был сброшен, но на экране маякнул скайп, оповещая о звонке Куплинова. Видимо, по привычке, или просто из-за забывчивости, Хесус не включил камеру, а Куплинов не обратил на это внимания. -- Хес, ты чего там? Почти всю игру молчал, и сейчас продолжаешь. Джесус опять кашлянул, и пару лепестков вновь упали на пол. Больно. -- Всё хорошо, Дим. Всё правда хорошо. -- Точно? Мне кажется, ты меня наебать хочешь. -- Не хочу! Карпов включил вебку, и Дмитрий увидел его лицо, сейчас выражающее детскую наивность и лёгкую обиду. Это заставило его улыбнуться – хотя, всё равно получилась ухмылка, так что какая разница – Хесус ведь всегда был немного похож на ребёнка, такой же неуклюжий и до простоты странный. -- Короче, бля, завтра будет время на ещё один кооператив? Ребятушкам нравится, да и твоя подписота, думаю, не против. От услышанного Джесус потерял дар речи. В горле комком стояли цветочные лепестки, и он изо всех сил старался не закашлять, дабы не выдать себя с потрохами. Он правда старался. Кашель. Кровь. Розы. -- Это «нет»? Прокашлявшись, Джес ответил: -- Это «да», Дим. -- Ладно, тогда до завтра. И отключился. Больно, блять. Какого хера происходит? Он не сраная фея, нахуй, чтобы блевать цветами. Но его тело решило иначе. Расстроенный таким быстрым разговором, Джессика погасил гирлянды в комнате и включил обычный, жестокий и беспощадный электрический свет. Фу. Он наскоро переоделся в другую футболку, которая (как и все футболки) повисла на нём, как на вешалке. Он посмотрел в зеркало. -- Урод. Нахуя ты существуешь? Вот нахуя?! Снова раздражённый собой, раздражённый жизнью, блять, своим существованием, в конце концов, он ушёл спать. Ну, как спать. Лежать и полночи ворочаться без всякой возможности уснуть. Утром в его квартиру постучали. Нет, не так – затарбанили. Хесус, который проспал часа три или четыре, отчаянно отказывался вставать, но у человека снаружи явно были другие планы. Он постучал ещё раз, звонок-то был сломан. Преодолевая ненависть к окружающему миру и к себе самому, он поднялся и укутался в плед, и, шаркающими шагами направляясь к двери, послал нахуй любого, кто бы там за дверью блядь не находился. А находился там Куплинов. Хесус, мягко говоря, был удивлён. Грубо говоря, охуел. И он открыл. А что ему оставалось? Не оставлять же друга на лестничной площадке со спортивной сумкой наперевес. Открыл, несмотря на то, что в квартире был бардак, и ему было плевать, что Дима мог заметить на его кровати безжалостно растерзанный бутон светло-бежевой, почти белой розы. Куплинов по-хозяйски вошёл в квартиру, сразу же сбросив сумку с плеча, которое уже заболело от такой тяжести. -- Дарова, Жес. Ты чё, только проснулся? Пфф. Раздосадованный резким пробуждением и таким кощунственным проникновением в его личное пространство, Хесус недовольно бурчал себе под нос что-то о том, что заявляться в такую рань просто неприлично, и вообще Дима мог быть повежливее, а за такое вторжение он должен будет ему минимум доширак. Дима был не согласен с этим, и поэтому тут же пошёл на кухню бедного парнишки терроризировать его холодильник, который, к сожалению, оказался пустым. Ну и ладно. Сразу же после этого Дима пошёл в единственную комнату этой халупы, и, естественно, заметил на кровати лепестки. Его губы дёрнула весёлая улыбка. -- Джес, ты решил романтик устроить, а меня не позвал? Ну ты конечно да. Дмитрий прямо в одежде плюхнулся на кровать Хеса, сминая под собой лепестки, а Хес снова закашлялся и ушёл в ванную, дабы быстро избавиться от следов своей болезни. Больно. А причина этому только что нарушила его сон и теперь нагло валяется на его кровати. Блять, а ведь во всей этой хуеверти Джес даже забыл спросить, на кой чёрт Дима к нему вообще приехал, и как он будет снимать видео у него, и почему он вообще помнит его адрес, совсем что ли крыша съехала? Как оказалось, нет. Не съехала. -- Мне просто захотелось повидать лучшего друга, что такого? Тем более, ты один живёшь, и я подумал, что тебе нужна будет компания… Дальше Джесус не слушал. Точнее, слушал, но слышал только приятный дерзкий голос, который на протяжении уже нескольких лет заставляет его вздрагивать. -- … Да и потом, тебе что, не нужен человек, который будет кормить тебя чем-то кроме дошираков? Хесуса нормально так тряхнуло. Кормить? Дима ебанулся, однозначно. Озвучивать свои мысли он не стал, просто нагловато улыбнулся и попытался спихнуть Диму с кровати, но получалось плохо. Понятно, почему. В конце концов ему надоело и он просто улёгся рядом, и частично на гостя, просто потому что. Горло раздирало от кашля. Блядские розы. Блядская жизнь. -- Так чё, ты разрешишь погостить у тебя? Я отпуск взял ненадолго, и подписчиков предупредил. Карпов поперхнулся и глубоко вздохнул, пытаясь прочистить горло. -- Ненадолго – это насколько? -- Неделя. Хесус подумал, что сойдёт с ума. Дима подумал, что Хесус рад его видеть. Хесус был рад, конечно, что теперь предмет его обожания был рядом, но с другой стороны, лепестков становилось всё больше, скоро, блять, бутонами будут лезть. Шипы продолжали царапать горло, а Джес думал, что завтра же сдохнет. Не сдох, как бы сильно ему не хотелось. Дима уже обосновался в квартирке Джеса, который уступил ему свою кровать, а сам ушёл на маленький диван, который удобством не отличался, но и жаловаться, в общем-то, было не на что. Джесус, который привык засыпать чуть ли не утром, был разбужен в девять утра Куплиновым, который за это тут же получил в лицо какой-то мягкой игрушкой. Хес купил её, чтобы в его берлоге стало хоть немного уютнее, но толку, честно сказать, не было. Такое нападение Дмитрия не смутило, и он просто стащил ворчащего Карпова на пол, а когда тот заматерился более отчётливо, вскочил на ноги и поспешил свалить в комнату, откуда сразу же раздался бойкий голос. -- Я в твоём доме нашёл только приправки от всяких роллтонов и дошираков, но подумал, что сойдёт, поэтому ебанул их в омлет. Кстати, ты прикинь, в ваших этих нищебродских магазинах хуй где найдёшь яйца. Но я молодец, я нашёл. Джессика вскоре появился на кухне. Видок у него конечно был так себе, ведь спал он всего часа четыре, а сейчас ходил, завёрнутый в плед, со смешно разлохмаченными тёмными волосами и не менее тёмными кругами в пол лица. -- Блять, Хесус, ты чё? Вообще не спал? Ебануться. В Диму полетела ещё одна игрушка. Бутон. Бутон, блять. Это начинало надоедать. Карпов пытался подавлять это чувство, всячески отрицал его, а Куплинов в это время самозабвенно рисовал «хуйню» на листочке, как её потом окрестил Джес. Дима не то, чтобы обиделся, но по шее шатену прилетело знатно. Короче, очередные лепестки полетели в мусорку, а Джесус подумал, что такими темпами ему даже питаться не надо будет, он может жрать розы. Фея, блядь. Куплинов был категорически против такой диеты, и насильно кормил худощавого парня, в то время как тот давился цветами, но очень честно старался есть нормальную еду. Иногда, конечно, злоебучая болезнь оставляла его в покое, но это длилось часа два, может, три, а потом она возвращалась и с новой силой нападала на Джеса. Он уже спать почти перестал – постоянно просыпался от кашля и бегал в ванную, чтобы выкинуть цветы. Дима, хвала всем богам, этого не замечал, по крайней мере, Хесу так казалось, и он успокаивался под тихий голос Дмитрия, когда тот рассказывал ему очередную охуительную историю, которая произошла с ним много времени назад, а может, совсем недавно – парнишке было плевать, он просто слушал. Иногда засыпал, и становилось хорошо, его даже кашель не беспокоил. Это было действительно замечательно, хотя особого счастья он не замечал, находясь в постоянном напряжении, потому что даже когда кашля не было, сердце и лёгкие царапали мелкие шипы. Это было даже не больно, скорее просто мерзко. А Куплинов всё замечал. Не сразу, конечно, заметил, но всё же. В его голове, где-то в подсознании, складывалась единая картинка, и глубокий взгляд бледно-голубых глаз закончил паззл, и Дима понял, что его друг безнадёжно влюблён. Было немного странно это осознавать, тем более, что он знал Карпова так давно, а тут… Было правда странно. Спрашивать в лоб Дима не хотел, единственное, его беспокоили постоянные цветы и периодический кашель ночами. После этого Джессика всегда слонялся по дому ещё полчаса, а потом ложился и снова засыпал. А может, не засыпал. Видимо, ему было больно, потому что иногда он кашлял и болезненно морщился, хоть и старался скрыть это. Смотреть на него было, ну, жалко, наверное – летсплейщик ещё не мог определиться со своим отношением к этому. Он пару раз предлагал тому сходить в аптеку, взять что-нибудь от кашля, а потом заметил цветочные лепестки, хотя букетов в квартирке голубоглазого не наблюдалось. Тогда Дима ещё раз всё понял. И, блять, полез в гугл. Ну, чисто узнать, смертельно это или нет. Конечно, до конца не дочитал. Оказалось, смертельно. Оказалось, слишком. Хесус страдал. Заканчивался третий день, а это значит, у него осталось всего два дня. Почему-то ему казалось, что когда Дима уедет, его жизнь оборвётся, но он надеялся, что ему всего лишь казалось, потому что подписчики его с того света достанут, чтобы он пилил стримы. Он, кстати, не проводил их с того самого момента, как Куплинов бесцеремонно ворвался в его берлогу. Вечер был обычным, даже слишком, поэтому Джесус даже немного заскучал и подумал о том, чтобы запустить стримчанский, но вдруг его внимание привлёк его друг, который что-то увлечённо читал, устроившись на кровати Хеса. Читал, ага. Наверное, на английском. Карпов прыснул в кулак и отошёл от компьютера в сторону Дмитрия. Тот вздрогнул. Кажется, задумался, потому что он даже не читал, а тупо смотрел в одну точку. Джессика бесцеремонно забрался в кровать и устроился рядом с Дмитрием, немного привалившись на его плечо, которое было непозволительно мягким и приятным. Летсплейщик, конечно, от этого был не в восторге, но промолчал: решил быть с другом помягче, и так болеет. -- Диииииим, почитай скаааазку, -- захныкал шатен и сделал глаза невероятно большими и блестящими. Хер знает, как. Дима только вздохнул и принялся читать вслух прямо с того места, где остановился. Карпов даже почувствовал, что шипы, кажется, исчезли, и сердце стало биться ровнее, а ещё в горле не саднило из-за дурацких стеблей, которые всю жизнь решили ему испортить. Пока они его не трогали, стример был счастлив. По крайней мере, ощущал какое-то подобие счастья. В этот раз он уговорил себя не спать, а дослушать историю до конца. Или подождать, пока его друг сам прекратит читать, там уж как получится. За окном очень некстати полил дождь. Тучи опустились слишком низко, и, хоть молний не было, в квартире то и дело становилось светлее из-за плохо работающей лампы. Хесус боялся, а Дима прижимал того к себе одной рукой и успокаивающе гладил по плечу. Парень замер, старался даже не дышать, чтобы не спугнуть друга и уютную атмосферу, которая воцарилась на эти короткие пару часов. Потом Жесус уснул, а Дима решил его не будить, чтобы лишний раз не тревожить. Может, кашлять меньше станет. Тут Куплинов угадал, потому что всю ночь Карпов спал спокойно, даже не шелохнулся. Наверное, ему снилось что-то приятное, а может, вообще ничего не снилось. В любом случае, утром, когда Дмитрий проснулся и кое-как нащупал на тумбе очки, до него наконец дошло осознание всего. И ему стало страшно. Пиздец как страшно. Во-первых, за себя, потому что хер знает, что решит сделать этот придурок с замашками пидора. Во-вторых, за друга, потому что цветов становилось всё больше. С горечью он про себя отметил, что скоро он сможет собрать целый букет, который Джесус ему вручит. А может, не вручит. Дмитрий отогнал от себя эти мысли, осторожно выползая из-под маленькой тушки Джесуса, чтобы приготовить тому что-нибудь поесть. На часах половина двенадцатого, значит, надо было торопиться. Обычно голубоглазка просыпается в двенадцать, может, чуточку получше. Дима подумал, что традиционные омлет и кофе будут идеальны именно сегодня. Хуй его знает, почему. Где-то на заднем фоне промелькнула мысль, что завтра Дмитрию надо будет уезжать, чтобы успеть вернуться в родной город до того, как его подписчики решат свернуть его шею. От этого неприятно, но почти незаметно начало тянуть под рёбрами. Дима пожал плечами и продолжил готовить. К сожалению, закончить он не успел, потому что минут через десять Джесус зашёл на кухню, всё так же укутанный в плед, видимо, разбуженный тем, что друга не было в кровати и он замёрз. -- Ты сука, Дима. Мне холодно. -- Не ворчи, а то реально как дед. Подожди минут пять, потом позавтракаем. Видимо, Джеса это устроило, он престал бурчать и стал терпеливо дожидаться, пока Дима справится с завтраком. В горле снова начало неприятно жечь. -- Блять… Пиздец. Он сорвался с места и пошёл в ванную. В этот раз он не выдержал и его стошнило – цветов было слишком много. Когда он вернулся, Дима уже приготовил омлет и сварил кофе, даже на стол всё красиво поставил и теперь с любопытством и волнением смотрел на друга. -- А теперь выкладывай. -- Что? Шатен знал, что от него требуют. Он просто не хотел об этом говорить. Вот не хотел, и всё. Не хотел, чтобы его жалели. Не хотел выпрашивать любовь друга. А Куплинову не хотелось эту любовь давать. Он чувствовал всё, всё понимал, но его сердце было занято, и менять он ничего не планирует. Джес знал, и давить даже не думал. Думал – скорее бы умереть и не мучиться. Точнее, сначала подождать, пока Дима уедет, а потом уж умирать. Этот день – последний, и от этого было больно. Не только от этого, конечно. -- Дим, я... В общем... Я болен, и... Закончить ему Дмитрий не дал, он мягко прервал его и улыбнулся, так странно и по-настоящему нежно, будто увидел что-то действительно милое. Весь день они провели перед телевизором на неудобном диване. Не лучшее занятие, конечно, но Карпову хотелось растянуть моменты, которые он проводил рядом с Дмитрием. Сегодня он почти не разговаривал – видимо, понимал, что это всё. То есть, конец. Дима уедет, и вряд ли появится на его пороге в ближайшее время. Джесус подумал, что умрёт. Настолько плохо и одновременно хорошо ему никогда не было. Хорошо ему было потому, что прямо сейчас он сидел, прижавшись к другу, обнимая его руку и нагло сложив ноги на Куплинова, который сначала возмущался, а потом замолчал, решив сильно не давить на него. Уснули они так же. Утром всё болело. Фу. Хесус проснулся потому, что опять потерял Диму. Едва протерев глаза, он увидел летсплейщика, который бегал по квартире и собирал вещи, которые уже успел раскидать, в спортивную сумку. Джессика расстроился и его пробрало на кашель. В этот раз сильнее, чем все предыдущие разы. Он сильно расстроился, и, даже не сказав «Доброе утро», с угрюмой мордочкой спросил: -- Во сколько поезд? -- В одиннадцать. Карпов посмотрел на часы – девять утра. Теперь точно всё. Абсолютно расстроенный Хес поплёлся на кухню, чтобы приготовить своему другу что-нибудь, не отправлять же его голодным. Надо будет ещё что-нибудь в дорогу взять, путь неблизкий, всё-таки. Про себя Джесус горько усмехнулся – так иронично, из-за своей трусости он потерял свой единственный шанс на спасение. Он знал, что ничего не выйдет. Правда, думал, что обойдётся… На улице было холодно. Это парень почувствовал через пару секунд после того, как шагнул за порог подъезда. Куплинов только тихо засмеялся, напоминая, что он его предупреждал. Кстати, Дима всячески был против того, чтобы Хес провожал его – не маленький, всё-таки, сам дойдёт, но Карпов сделал такое несчастное лицо, что летсплейщику просто не оставалось выбора. На платформе, на удивление, было мало народу, так что проблем с посадкой не было. Проблемы возникли после – Джессика не хотел уходить. Категорически отказывался. До отъезда оставалось пять минут, и Джесус, переполненный щемящим чувством безысходности, потянулся к другу, намереваясь обнять его, и, видимо, тот был не против, однако в следующее мгновение губы голубоглазого коснулись щетинистой и колючей щеки Куплинова, чего он никак не ожидал, но отталкивать Жеса не стал – всё же, не по наслышке знал, что он был слишком эмоциональным.

***

Поезд тронулся, как и крыша стримера. Он безжизненными глазами смотрел в окно, где ему махал улыбающийся Куплинов, и, кажется, слышал, как внутри него что-то рухнуло с сильным грохотом, и это дало пространство болезни, которая тут же заволокла всё внутри нежно-зелёными стеблями. Добирался до дома Джесус, постоянно держась за стены грязных домов, потому что ноги уже не держали, а страдать на улице он не хотел. Люди останавливали его, хотели вызвать скорую, но он отвечал что-то нечленораздельное и старался сдержать слёзы от боли. Дома он без сил упал на пол, но, кое-как поднявшись, дополз до ванной, и там уже упал, больно стукнувшись головой о кафельный пол. Ну и похуй. Абсолютно насрать, потому что сейчас он сдохнет, и всё резко станет хорошо. Он хотя бы перестанет чувствовать боль. Твою мать. Розы внутри, видимо, почувствовали свободу, потому что он чувствовал, как стебли поднимались по глотке, царапая острыми шипами нежные ткани. Он уже не мог сопротивляться. -- Блять, Дима… Он прохрипел это на выдохе, после чего закрыл глаза. Хотелось спать. Он дотянулся до телефона в кармане, нашёл диалог с Куплиновым, написал три коротких слова и отбросил его подальше. Бутон вырвался из его рта вместе с капельками крови, которые упали рядом с ним на пол. Он вдохнул. Стало легче. Выдохнул. Блядство. Ему хватило сил ещё на пару вдохов до того момента, как жёсткая лоза впилась шипами в его мягкое сердце, пронзая его насквозь. Ещё пару секунд он чувствовал слабое, беспомощное биение своего сердца, которое изо всех сил пыталось оттолкнуть от себя противные, и острые, как лезвие, шипы. Глаза парнишки померкли в одно мгновение. Он лежал на полу ванной, а его кожа постепенно становилась мертвенно бледной, так что теперь даже цветы смотрелись куда ярче, чем он. Боль исчезла. Стало хорошо.