Я тебе нравлюсь?

— Ай, блять, чел, — протез упал на пол с грохотом, а Ларри схватился за свой нос, чувствуя, что из него течет кровь. А потом он поднял глаза на друга. Если бы они были в дерьмовом фанфике — Ларри сказал бы, что у него сердце пропустило удар, когда он увидел лицо Салли, настоящее лицо, а не маску, но все было гораздо хуже. Ему показалось, что время просто остановилось, что он никогда не видел ничего прекрасней, он видел сотни красивых актеров и актрис, но эта кожа, испещренная шрамами, с виднеющимися зубами от того, что половины нижней губы просто не существовало, все то — словно невыносимо прекрасное искусство, будто бы Джонсон увидел божественное творение, которое гипнотизирует. Осознание, что у него встал, пришло немного позже, чем осознание, что лучший друг плачет. Вместе с ним проснулось и чувство стыда — это следы боли и трагедии, а он загляделся на это, словно на сиськи в журналах. — Эй, ты чего, почему ты плачешь? — Ларри вытер кровь с носа воротом рубашки, не смея оторвать взгляда от лица Салли, который прикрывался руками и всхлипывал. — Ну, чел, все же в порядке? — Потому что ты не отвернулся, — голос Фишера был достаточно хриплым, он вздрогнул, когда худые руки друга прижали его к груди, но послушно обнял Ларри в ответ, который надеялся только на то, что его стояк незаметен, иначе это будет немного неловко. — Эй, друг, успокойся. Если ты думал, что я отвернусь от тебя только из-за того, как ты на самом деле выглядишь, — Джонсон выпустил Салли из объятий, плюхаясь на кровать сзади себя и отстраняя руки друга от его лица, пытаясь заглянуть в глаза. — Посмотри на меня. Ты прекрасен, Сал. — Ты говоришь так, только чтоб успокоить меня, — Фишер судорожно дернулся, поднимая протез, проверяя застежки и возвращая на лицо привычную маску, закрывая причудливые сети шрамов. — Я хочу побыть один, прости. Оставшись один, Ларри с громким вздохом откинулся на кровать, пытаясь осознать, что только что вообще произошло. Наверное, нужно было побежать за другом, остановить его, сказать, чтоб не волновался, что от него не отвернутся, но противоречивые чувства, вызванные этими шрамами… В восторге можно было захлебнуться. Парень всегда любил фильмы ужасов, игры про зомби-апокалипсис, любил страшилки и байки про монстров, обитающих в подвале. Только в подвале сейчас жил он, а монстр несколькими этажами выше, но он также мог иногда прийти посреди ночи, пугая, а после шутя над тем, как смешно друг пугается. Хотя, называть Салли монстром было непростительно, потому что Ларри правда не видел никого красивее. Хотя нет, опять все не так. Красивее, по-глупому красивее — много кого, достаточно открыть интернет и поискать самых красивых актрис Голливуда, но тут было другое, ни одна из них не вызывала желания кончить ей на лицо, то ли дело Фишер со своими порезами, покрасневшей от десятков шрамов кожей, голубыми глазами — на него хотелось смотреть вечность, обводить полосы пальцами, а может быть кое-чем еще. Пришлось сдаться — если бы нет, он бы взорвался от напряжения уже минут через десять — Ларри с тихим вымученным стоном все-таки спустил штаны, касаясь себя. Все это дико неловко, стыдно, но поделать с собой он ничего не мог — да и что тут сделаешь, если по итогу они с Салли все-таки помирились, а друг даже стал иногда снимать протез, чаще всего, конечно, отворачивался, либо делал это в темноте, но даже те мгновения, что Джонсон мог видеть его настоящего, отпечатывались в памяти, словно выжигались в глазах, отчего ему приходилось уединяться гораздо чаще, чем стоило бы обычному молодому парню. Одним зимним вечером, когда папа Салли решил, что их личная жизнь с мамой Ларри — недостаточно личная, если в квартире находится кто-то еще, из-за чего выставил сына к другу, Фишер приперся в подвал с двумя бутылками вина и пачкой чипсов, просто усаживаясь на пол около чужой кровати, утягивая с нее себе подушку. — Ты же не против, надеюсь? Принеси нам стаканы и включи что-нибудь, — парень зашуршал пакетом, поворачиваясь протезом к другу. Ларри только кивнул, скатываясь с кровати на пол и отправляясь на кухню. Ему было интересно, каким образом Салли собрался есть и пить, если не снимет маску, а если снимет — будет пиздец. Он, казалось, все руки себе уже стер до мозолей, потому что терпеть все это было уже просто невозможно. Салли был везде — в жизни не отлипал от друга, снился ему, в его фантазиях. Еще немного, и случится передоз, ей богу. Когда Джонсон вернулся, Сал все еще сидел в протезе — хоть на этом спасибо, потому что, если бы нет — стаканы точно выпали бы из рук и разбились, мама точно ругалась бы за это очень и очень долго, а парень заподозрил бы что-нибудь. Да и потреблять продукты питания, он, оказывается, мог и в маске, просто чуть-чуть приподнимая ее и, опять же, отворачиваясь. Все равно, даже тот маленький кусок подбородка, что показывался из-под протеза, заставлял Ларри прикусывать щеку изнутри, тяжело вздыхать и каждый раз залпом допивать все, что у него было в стакане. Таким образом, он накидался очень и очень быстро, чем больше он пил — тем больше пил и Фишер, отчего все чаще и чаще приходилось поднимать маску, в какой-то момент даже перестав отворачиваться, отчего казалось Ларри, он точно схватит сердечный приступ рано или поздно. — Пялишься? — Джонсон дернулся. Он и правда залип, держа около рта полный стакан, сознание от него немного уплывало, картинка перед глазами плыла, и мозг упустил момент, когда застежки щелкнули, а протез упал на ковер, обнажая шрамы, обнажая душу. — Думаешь, я не видел, как ты пытался заглянуть под него? Ларри медленно поставил вино на пол, снова не имея возможности отвести взгляда, словно резко трезвея от произошедшего, низ живота свело, и он медленно выдохнул, подтягивая ноги к груди, чтобы Салли, дай боже, не заметил. — Они все пялятся. И ты пялишься, но не говоришь ничего, — Фишер поморщился, поворачиваясь к парню больной стороной. — Ну, смотри. Смотри, мать твою. Нечего сказать? Настолько стремный? Знаю, что настолько. Иначе не носил бы это, — протез был со злостью кинут в другой конец комнаты. — Эй, — Ларри чуть нахмурился, подаваясь вперед к другу, подползая ближе, — эй, смотри мне в глаза, — не веря, что наконец-то имеет такую возможность, он коснулся поврежденной щеки, проводя подушечками пальцев по шрамам. На ощупь они были мягкими и немного шершавыми, такими, как и во снах, во всех фантазиях, отчего яйца свело так, что в глазах чуть не потемнело. — Мать твою, я что тебе сказал? — Что я прекрасен? — Салли поднял взгляд на друга, слезы из его единственного левого глаза катились по щеке, Джонсон осторожно, чтобы не причинить боли, стер их большим пальцем. — Это глупо, как я могу быть прекрасен? Я отвратителен. Даже отец не может смотреть на меня, не отрывая взгляда, дети плачут, когда видят меня. Как. Я. МОГУ БЫТЬ ПРЕКРАСЕН? Фишер снова попытался прикрыть лицо, вызывая желание врезать ему за такие глупые слова. Ларри уже не знал, что сделать, чтобы доказать, что он ошибается, поэтому просто схватил друга за запястье, притягивая к себе и кладя его ладонь себе на пах, прижимаясь своей щекой к поврежденной щеке, чувствуя, что еще немного — и он кончит в трусы, словно малолетка. Они пробыли в такой позе секунд десять, тишина в комнате уже стала неловкой, Ларри, покраснев с ног до головы, хотел было отстраниться, когда почувствовал, что чужая рука сжала его член, отчего он тихо заскулил, утыкаясь носом другу в шею. — Я больной, да, Сал? — Тишину все-таки нарушил звук расстегиваемой ширинки, и парень зашипел, чувствуя, как его ноющего члена касаются горячие пальцы, — Сал, скажи что-нибудь… Джонсон отстранился, видя в глазу друга недоверие и удивление, но все-таки — плакать и прикрывать лицо он прекратил. Он приоткрыл рот, видимо, желая что-то сказать, но Ларри не сдержался, целуя его в то, что осталось от губ, чувствуя, что его снова уносит, то ли алкоголь был виноват, то ли то, что его фантазии решили так случайно стать реальностью. — Больной? — Фишер на секунду отвлекся от поцелуя, смотря в карие глаза напротив. — Больной, точно. Ты конченный, — их губы снова соприкоснулись, и Ларри пришлось удержаться от желания искусать чужие до крови, рука снова сжала член, и парень застонал в поцелуй, пытаясь хоть как-то дышать. — Я тоже. — Точно так же, как его до этого, Салли схватил руку друга за запястье, отнимая от своего плеча и кладя себе на ширинку. — Бля, чел, — Джонсон не успел договорить, потому что его опрокинули на спину, он прилично так ударился лопатками, чуть не сшиб свой стакан с вином, но совершенно всего этого не заметил, потому что лежал сейчас на полу со стоящим членом, а причина его неприятности сейчас сидела у него на бедрах, этот самый член сжимая в руке. — Заткнись сейчас, — Салли свободной рукой распустил хвостики, одну из резинок надевая на запястье, а второй собирая волосы так, чтоб его лицо было полностью открыто. — Я же прав? Тебе этого хочется? Ларри смог только сглотнуть, рассматривая шрамы внимательнее, чем раньше, пытаясь запомнить их все, если вдруг после такого никогда их больше не увидит, но в итоге кивнул, кладя руки другу на талию, чувствуя, что для того, чтобы кончить, ему будет достаточно пары движений. Сал резко сполз ниже, коленом раздвигая чужие ноги и оказываясь лицом напротив стоящего члена. От того, насколько красиво это смотрелось, насколько правильно, можно было просто задохнуться, и Ларри пришлось коснуться своего члена, чтобы сжать основание, дабы не кончить так быстро, словно он какой-то девственник. Хотя, именно им он и был, чего уж стесняться. — Ну что, я все еще красивый для тебя? — Фишер коснулся губами головки, отчего по всему телу прошла дрожь. — Ты уверен? — Очень красивый, — для удобства под голову пришлось подтянуть валяющуюся без дела подушку. — Ты же видишь, что я с ума схожу, когда вижу тебя без твоей чертовой маски, Сал. — Это протез, — Ларри хрипло рассмеялся, чувствуя, что даже эта глупая фраза заводила его больше, чем любые пошлые фразочки из порно. — Подожди, — парень провел пальцами по своим шрамам, касаясь нижнего века правого глаза, чуть надавив, вытаскивая протез из пустой глазницы. — А теперь? Так я все еще тебе нравлюсь? Для кого-то вид темной пустоты вместо глаза мог показаться чудовищным, ребенок и правда мог расплакаться, но, видимо, кое-кто был действительно больным на голову извращенцем, потому что ничего более возбуждающего, казалось, существовать просто не может. Это было уже, мать вашу, слишком, все происходящее было слишком, мышцы пресса свело, Джонсон застонал, откидываясь на подушки, не зная, куда деть свои руки, чувствуя, как кончает прямо на лицо другу, он не видел этого, но если бы посмотрел — отрубился бы, наверное, нахрен, потому что, блять, слишком. В глазах, все-таки потемнело, а уши заложило так, что парень не сразу понял, что Салли говорит что-то. Дышать было тяжело, словно из него ударом выбили весь воздух, тело дрожало, но член даже и не думал падать, словно и не кончал вовсе. — Интересно, — Фишер все-таки забрался обратно ему на бедра, даже не стирая белые капли с лица, расстегивая свои джинсы, немного спуская их вместе с трусами. — Смотри на меня. Я хочу, чтоб ты смотрел. Все еще никак не отдышавшись, Ларри открыл глаза, чуть ли не крича от того, как хорошо его друг (или уже не друг?) смотрится с потеками на шрамах, как идеально он выглядит даже без искусственного глаза. Салли чуть улыбнулся, хотя его улыбка была больше похожа на оскал — но даже это казалось идеальным, а после провел рукой по своему члену, смотря прямо в глаза лежащему под ним парню. — Ты потрясающий, Салли-Кромсали, — Джонсон коснулся правой руки друга, которой тот сжимал свой член, убирая ее, проводя большим пальцем по головке, смотря на то, как дрожат ресницы, как сбивается дыхание, — я бы хотел трахнуть тебя, но, для начала, мне стоит протрезветь. Фишер подмигнул ему единственным глазом.