Свобода со вкусом текилы

       Горячий ветер овевает их полуобнаженные тела. Йен думает, что его светлая кожа под этим агрессивно-ярким солнцем скоро станет красной как у рака. Но ему плевать. Ему настолько хорошо, что хочется смеяться. И он смеётся громко, заливисто. Пускай со стороны он похож на сумасшедшего. Плевать, так и есть в каком-то смысле.        — Тебе башку напекло? — приподнимает брови Микки. Они в одних плавках вдвоём сидят на пляже, как и мечтали когда-то.        — Я просто счастлив, — выдыхает Йен. На губах Микки появляется лёгкая улыбка, а глаза теплеют. Он делает глоток текилы из бутылки.        — Теперь я знаю, какой вкус у свободы, — лениво тянет Милкович. Йен может только представлять, что тот сейчас испытывает. После тюремных нар — солнечный мексиканский пляж, вместо помоев, которыми там кормили, — какое-то местное острое блюдо, купленное по дороге полчаса назад, и текила. И главное — свобода. Главное — они вместе снова.        Йену было немного страшно покидать такую привычную, по кирпичикам выстроенную жизнь, бросать семью, милого парня Тревора и любимую работу. Но он понимал, что иначе потеряет то, без чего жизнь уже не будет наполнена настоящим смыслом. Потеряет Микки. Он знал, что может сотню раз пожалеть о подобном решении. Но не жалеет.        Йен пытался забыть, что Микки значил для него, когда его посадили. Будто так легко стереть чувства, настолько сильные, что они словно разрывают изнутри, перечеркнуть их выстраданное, но вскоре потерянное счастье. Ни с кем Йен не испытывал такой остроты эмоций, до оголенных нервов, до огня, бушующего в груди. Ни Калеб, ни Тревор, ни другие парни не смогли дать Йену до конца то, чего ему так не хватало. А все потому, что ни один из них не был Микки Милковичем, драчливым гопарем из Саут Сайда, способным одним прикосновением или пронзительно-искренним взглядом вывернуть душу наизнанку.        Йен помнит свое сомнение, когда перед ним встал выбор: прежняя жизнь или Микки, сидящий за рулём в женских шмотках, сжимающий в одной руке парик и глядящий почти с мольбой. Йен помнит страх из-за того, что их могут поймать, и тогда все окончательно пойдёт кувырком. А ещё помнит, как крепко зажмурился, вздохнул, а затем наплевал на все опасения, открыл дверцу и сел рядом с Микки. Йен помнит облегчение в его глазах и головокружительное чувство свободы, когда они переехали границу.        Никто не говорил, что в Мексике все будет гладко. Но, сделав шаг, Йен не собирался отступать. Галлагеры везде пробьются, будут землю грызть зубами, если потребуется. Тем более, он был не один.        Иногда сомнения вновь накатывали на него, особенно по ночам. Но стоило Йену взглянуть на Микки, мирно спящего на другой половине кровати, как все остальное исчезало. В такие моменты Милкович был совсем другим, почти невинным, трогательным, и сердце Йена щемило так сладко, что он вряд ли смог бы передать это ощущение словами, если бы попытался.        Он касался его плеча осторожно, будто боясь, что образ Микки исчезнет, растает в ночном полумраке. Но этого не происходило. Тот лишь неразборчиво бормотал сквозь сон, утомлённый их недавними ласками. Йен улыбался и откидывался обратно на свою сторону кровати. Он почти забыл, что такое — быть неподдельно счастливым, пока Микки вновь не ворвался ураганом в его и так сумасшедшую жизнь…        — Не жалеешь, что уехал со мной? — интересуется Милкович, делая ещё глоток текилы. До этого он не спрашивал подобное никогда. Наверное, боялся услышать положительный ответ. Галлагер сначала ничего не говорит. Микки устремляет на него взгляд, полный затаённой тревоги.        — Я думаю иногда о том, что мог бы сделать другой выбор, — отвечает Йен. — До сих пор работал бы в неотложке, не сделал бы больно Тревору тем, что кинул его, не попрощавшись. Но жалею ли я о том, что уехал с тобой? Нет, ни капли. Как я могу жалеть о самом безумном, опасном, но в то же время самом правильном решении в своей жизни?        В глазах Микки что-то мелькает, значение чего Йену не сразу удаётся разобрать.        — Иди ко мне, — выдыхает Милкович. Они сидят на пляже совсем рядом друг с другом, но Йену не нужно ничего объяснять, он понимает и так. Он тянется к губам Микки и ощущает на них пьянящий привкус текилы. Они вдвоём теряются в ослепительном ощущении счастья, ничем не омраченного в данный момент. Поцелуй этот почти отчаянный, кружит голову, заставляет сердце бешено колотиться о ребра. Когда Микки чуть отстраняется, Йен произносит охрипшим голосом:        — Как я могу жалеть о том, что мы снова вместе?        Микки улыбается открыто, искренне, так, как редко себе позволял раньше.        — Как же я мечтал о таких минутах… — признается он. — Мексика, пляж, текила… и ты.        — То есть, я для тебя на последнем месте? — смеётся Йен.        — Заткнись, — Микки несильно толкает его кулаком в плечо. Галлагер перехватывает его руку, и между ними завязывается шуточная борьба. Милкович побеждает и вскоре прижимает его спиной к земле. Они смотрят в глаза друг другу несколько бесконечных секунд, после чего вновь начинают целоваться, ощущая, что за такие минуты можно и полжизни отдать. Йен неловко задевает бутылку, и та опрокидывается, выливая остатки текилы на горячий песок. Но им обоим уже нет до этого никакого дела.