«Одиночество»

      Громкий шум дождя, черно-белый вид на Нотр–Дам. Изящная женская фигура в белом, держащая большой черный зонт. Мокрый асфальт и размеренный стук каблуков. – «Одиночество» – объявляет мужской голос, и фигура оборачивается. Адриан на мгновение задерживает дыхание, прежде чем взглянуть в такое родное и любимое лицо.       «Одиночество». Так называется этот фильм. Адриан усмехается, чувствуя, как начинает щипать в носу и слезиться в глазах. Какая ирония! Он одинок, отец тоже, и вот сейчас они наблюдают за самой дорогой для них женщиной, которая одиноко бредет по мостовой, сжимая тонкими пальцами массивную ручку зонта.       В комнате внезапно становиться холодно и темно, словно за окном исчезло яркое солнце и наступила ночь, черная и ледяная. В горле встает горький ком, грудь сдавливает.       Адриан не слишком вникает в диалоги и в сюжетные повороты. Он просто глядит на экран, где его мама, исчезнувшая неизвестно куда уже как год, смеется, улыбается, что-то говорит своим нежным, отчего-то чуть хрипловатым голосом. «– С вами еще кто-то? – спрашивает полный мужчина с длинными и толстыми усами. – Нет. Я одна, – глубоко вздохнув, отвечает Эмили, и черная машина трогается с места.»       На лице матери – грусть и безысходность, и Адриану так хочется окликнуть ее. Чтобы она посмотрела на него. Чтобы вернулась.       Слезы ручьем текут по щекам парня, но он словно не замечает этого. Все его внимание сосредоточено на прямоугольном экране, на котором мелькают и Эйфелева башня, и Сена, и даже Мулен-Руж. Черно-белые люди куда-то торопятся, дождь продолжает непрерывно лить, и только Эмили, кажется, неподвижно застыла перед глазами.       Адриан обхватывает свои плечи руками, отчаянно желая почувствовать на них тепло родных ладоней. Но пальцы нащупывают лишь тонкую ткань рубашки и парень вновь содрогается от рыданий.       Наконец, сцена меняется, и Эмили исчезает из кадра. Адриан медленно выдыхает и сжимает кулаки, сильно, так что ногти впиваются в нежную кожу ладоней. «– Она скучает, – произносит худощавая женщина в очках, – И это уничтожает ее.»       Адриан тоже скучает. И отец. Что, если их это тоже уничтожит?       Парень робко поворачивает голову в сторону отца.       Габриэль неподвижно сидит, сложив руки на коленях, и, не мигая, смотрит в экран. Напускное беспристрастие исчезло с его лица, на нем читается одна тоска, глубока и безмерная. С прямого носа, одна за другой, сверкая, капают слезы. Тонкие пальцы нервно теребят серебряное кольцо.       Адриан отворачивается и долго смотрит в пол. «– Это пройдет?! Как?! – слышится крик матери.»       Адриан поднимает глаза. Там, на экране, его мать плакала, стоя на коленях на мокрых плитах перед Нотр-Дамом, сжимая в руках все тот же черный зонтик. «– Вы когда-нибудь знали эту боль? Боль, которая рождается где-то внутри, в сердце. Она растет и растет, а потом выворачивает вас наизнанку, и вы совершенно не знаете, что делать. Вы готовы пойти на что угодно, лишь бы она прекратилась. Готовы уничтожить города, разрушить Вселенную. Для вас больше нет этого мира, вы существуете будто отдельно, где-то рядом. Ее имя –Тоска. А открывает ей двери Одиночество.»       Адриан кивает и чувствует легкое прикосновение к плечу. Он быстро поворачивает голову и тут же разочарованно выдыхает – это всего лишь плед упал со спинки дивана. Парень вытирает рукой слезы, чувствуя давящую боль в висках.       Плагг встревожено глядит на хозяина. Этот парень всегда был впечатлительным, кто знает, может после фильма он совсем рехнется. Квами выразительно смотрит на прозрачную женскую руку, лежащую на плече Адриана. «Это нужно остановить» – хочет он произнести, но, встретившись с грустным взглядом зеленых глаз, уныло кивает.       За окном начинает темнеть. В комнату пару раз заглядывает Натали. Она несколько секунд стоит в проходе, глядя вначале на отца с сыном, затем на экран, и, печально вздохнув, уходит.       Адриан сидит на диване, поджав под себя ноги и укутавшись в плед. Глаза болят от слез, горький ком по-прежнему стоит в горле.       Мсье Агрест по-прежнему неподвижно глядит в экран, словно каменное изваяние. Его глаза распухли, нос покраснел, слезы, словно алмазы, блестят на светлых ресницах.       А на экране Эмили Агрест печально глядит с Эйфелевой башни на раскинувшийся перед ней серый город. « – Я скучаю, – тихо говорит она. Ветер развевает ее светлые волосы. На ее губах играет легкая грустная улыбка. – Но это пройдет.»       Адриан не сразу понимает, что фильм закончился, и что он просто смотрит на бегущие по черному фону белые буквы. Парень поворачивается к отцу. Тот сидит, спрятав лицо в ладонях. Его плечи коротко вздрагивают. Сердце Адриана сжимается. Он неуверенно протягивает руку и кладет ее на колено отца. – Это пройдет, – на удивление спокойным голосом произносит он. Габриэль медленно отводит руки от лица. При слабом свете телевизора он кажется постаревшим на десять лет. Распухшие от слез глаза устало глядят на сына. – Думаешь? – хрипло спрашивает он.       Адриан кивает и, поддавшись вперед, заключает отца в объятия. От отца пахнет розами и пылью, что удивительно, ведь мсье Агрест никогда на памяти сына не занимался ни цветами, ни уборкой. Лацканы его пиджака мокрые от слез. Адриан кладет голову на плечо отца, невидящим взглядом смотря в темноту комнаты. Руки Габриэля, отчего-то холодные, обвивают сына, и последний вздрагивает, чувствуя ледяное прикосновение. Однако не отстраняется.       Адриан не помнит, сколько они просидели вот так. Только когда в комнату приходит Натали и включает свет, только тогда Габриэль осторожно выбирается из объятий сына. – Как тебе фильм, Адриан? – не глядя на него, спрашивает мужчина. Парень пожимает плечами. – Я не совсем понял сюжет, – честно признается он, – Но я уверен, что мама играла лучше всех. Габриэль еле заметно усмехается. Затем подходит к телевизору, аккуратно извлекает диск и прячет его в коробку. – Если тебе захочется посмотреть его еще раз, – мужчина смотрит на сына долгим проницательным взглядом. – Просто скажи. Адриан кивает. Габриэль, прижимая диск к груди, идет к выходу, где его ждет Натали. На ее лице, как обычно, ноль эмоций, лишь губы слегка поджаты. – Спокойной ночи, Адриан. – Спокойной ночи, папа. Когда дверь за ними закрывается, Плагг тут же вылетает из своего скромного укрытия – пледа. – Кажется, в твоей комнате море, – невесело шутит он.       Адриан поднимает на квами уставший взгляд и слабо улыбается в ответ. Плаггу хочется подлететь к хозяину, утешить его, а еще лучше – сказать ему, что стены в его комнате имеют глаза. Яркие, зеленые, как у самого Адриана. Но он не может, иначе Адриан подумает, что квами издевается над ним. Плагг глубоко вздыхает и безразличным голосом спрашивает: – Там еще осталось немного «Камамбера»?

***

      Холодные бледные звезды мерцают на темном небе. За окном шумят машины и шелестят невысокие розовые кусты, посаженные вокруг дома. Прохладный ветер дует через приоткрытую форточку, развевая светлые волосы парня, сидящего перед окном. – Может, уже ляжешь? – возмущенно бормочет Плагг. Но Адриан не обращает на него никакого внимания. Он сидит, обхватив руками колени, и, не мигая, глядит на черноту за окном. Плагг подлетает к нему и вертится вокруг лица, пытаясь поймать взгляд хозяина. – Ты хотя бы окно закрой – простудишься же. Адриан грустно вздыхает. – Скажи, Плагг, – тихо спрашивает он, – тоска может уничтожить? Квами удивленно таращится на хозяина, подыскивая нужные слова. «Точно с ума сошел» – проноситься у него в голове. – Может. – после недолгого молчания отвечает он, – Но почему ты спрашиваешь? О себе печешься? – Об отце, – хмуро произносит Адриан, – Что, если вся это его напыщенность и равнодушие – всего лишь маска, а на самом деле он медленно погибает? Что, если ему нужна помощь? – Тебе бы она точно не помешала, – фыркает Плагг. – «Она скучает, и это уничтожает ее», – тихо цитирует Адриан и прижимается щекой к холодному стеклу, – Но это пройдет. А он? Для него это пройдет? – Конечно, – кивает Плагг, – Но сейчас ты мало что можешь сделать. Поэтому ложись спать – утро вечера, как говорится, мудренее. – Ой, ты просто хочешь получить свой камамберный завтрак, – хмыкает Адриан, но послушно поднимается на ноги, закрывает окно и идет к кровати. – А что? Я тоже имею право на желания. Эй, что ты делаешь?       Квами бросается к хозяину, который стоит у стола и что-то сосредоточенно пишет при свете настольной лампы. Плагг заглядывает за плечо парня и удивленно моргает. На небольшом квадратном листочке красивыми буквами выведена надпись: «Я скучаю, но это пройдет» – Ты прав, Плагг, – произносит Адриан, – Я не могу спасти отца от тоски сейчас. Но зато я могу спасти самого себя. Парень аккуратно прикрепляет листочек к компьютеру. Затем, немного подумав, ставит дату и время. Потом выключает лампу и забирается в постель, с головой укрываясь одеялом. – Спокойной ночи, Плагг, – доносится приглушенный шепот. Плагг с сочувствием глядит на слабо дрожащий комок одеяла и снова подлетает к листку. Внимательно читает и легким движение лапки смахивает на пол небольшую серебристую слезинку. Внезапно сзади раздается слабое дуновение ветра. Квами осторожно поворачивается и замирает. Около двери стоит стройная светловолосая женщина. Плагг слегка кивает ей и указывает на листок.       Невесомыми шагами она подходит к столу. Долго смотрит на листочек, прикрепленный к компьютеру, как раз рядом с небольшой фотографией в синей рамке, на который одиннадцатилетний Адриан радостно улыбается, прижавшись к светловолосой женщине в белом. Прозрачная ладонь осторожно проводит по изображению. – Это нормально? – шепотом интересуется Плагг. Женщина кивает. Затем с печальной улыбкой глядит на уже мирно сопящего Адриана. – Все правильно, милый. Это пройдет.