Хроники одного демонолога

      Вопреки ожиданиям Майкла, наш студентик не только не стал одевать старые отцовские очки поверх длинного и до того тонкого и острого носа, что, казалось, крылья его, тесно прижатые друг к другу, могут даже порезать, но и вовсе старательно избегал прежнего образа неприятного брюзги, напротив, вдохновленный новой миссией, юноша предвкушал громадные перемены в собственной жизни, и они, конечно же, непременно должны были начаться с гардероба. Прежде всего беспощадно были истреблены все «взрослые» костюмы, сшитые, между прочим, на заказ у самого дорогого портного в Лондоне, вместе с тем немедленно выслали за самым модным и востребованным стилистом, которому предстояло превратить неуклюжего и, (что уж греха таить), не самого красивого юношу, в самого что ни на есть красавца «Джона Константина» из одноименного фильма. Как не убеждал несчастный стилист, успевший за невероятно короткое время сделаться абсолютным знатоком ненавистного экзорциста, что канонический герой был блондином, совсем как он, студент и слышать не желал о компромиссах. Походить так во всем. Скрипя сердцем почти в буквальном смысле и обливаясь слезами, он выполнил просьбу сумасбродного юноши: жиденькие волосики были покрашены в черный, и теперь сквозь них благополучно просвечивалась часть лысой головы, вместо солидных костюмов на худенькие плечики натянут самый дешевый черный с белой рубашкой и безвкусным тонким галстуком, поверх ансамбля накинут бежевый тренч. Отправив таким образом свое творение в путь, стилист пожелал ему провалиться на месте и в этот же день сел в первый рейс до Милана, чтобы оправиться от шока и ужаса, которые ему удалось пережить. Ну а «Джон Константин» страшно довольный собой, в таком виде в первый раз и предстал перед работниками «Уайтчепелльского вестника». Те сначала приняли его за работника налогового органа и непременно с проверкой, причем такого, который проработал на государственной службе, по крайней мере, без отрыва лет десять, и, конечно же, приобрел все черты обыкновенного бюрократишки. Так что вполне естественной была реакция свободолюбивых журналистов на офисного планктона, целью которого почему-то должно было быть непременно закрытие газеты. Хотя за все время существования этой, по правде говоря, ни чем не примечательной газеты, не было ни одного повода для ее так называемого закрытия, все сотрудники, включая главного редактора, были отчего-то уверены, даже с самого начала ее существования, что когда-нибудь придет к ним на порог представитель власти с предписанием закрыть вездесущую газету по неким политическим мотивам, суть которых ему, естественно, объяснять не будут. Этот ничем не объяснимый феномен жил с «газетной командой» всегда, при этом каждый сотрудник был убежден, явятся к ним непременно именно из-за его репортажа или неугодной статьи, что даже в тайне мечтал об этом. Каждый, включая главного редактора, заранее был готов к борьбе, поэтому, когда в течение многих лет ненавистный ревизор не появлялся, они даже расстраивались. Неудивительно, что когда после стольких лет «ожиданий», в редакцию наконец-то заявился наш герой в черном костюме и белой рубашке, реакция была самой что ни на есть бурной.       Первым выступил, почти выбежал из своего кабинета главный редактор, высокий и вполне красивый мужчина лет пятидесяти, он ждал этой встречи слишком долго. Сейчас он ему покажет, где раки зимуют, этот юный наглец не посмеет закрыть его газету, по крайней мере, он без борьбы не сдастся. С торжествующей улыбкой он представился врагу и вызвался проводить его в свой кабинет, попутно мигая секретарше приготовить чаю. Работники газеты, словно черепашки, вытянули шеи в попытках разглядеть, что же творится за окнами шефовского кабинета. А там разворачивался самый настоящий план Барбаросса. Редактор , внутренне ликуя, разложил перед, как он считал, правительственной выскочкой увесистую кипу бумаг, документы собираемые чуть ли не с трепетом целыми годами. - Вот, прошу взглянуть, - обратился он к «представителю» с едва скрываемым нетерпением, - здесь вся история Уайтчепелля и его газеты начиная с 1885 года. Я думаю, для вашей…цели…этих сведений будет более чем достаточно, чтобы разобраться, что из себя представляет наша газета и какие непростые и самоотверженные, я бы подчеркнул, особенные люди здесь работают.       Опешивший студент понятия не имел, о чем толкует этот ошалевший старик, и почему это ему вдруг стало известно, зачем он к нему явился. Старик ясно произнес слово цель, однако как он мог о ней догадаться, с тех пор, как он заступил за порог редакции, он не произнес и слова, и тем не менее, газетная шишка каким-то образом догадался и даже выложил перед ним целую хронику этого загадочного района. Все это было чрезвычайно странно. Ист-Энд Лондонский Сити никогда не внушал маленькому лорду Уэссекскому не то чтобы доверия, впитав в себя с младенчества жуткие рассказы о рабочей жизни провинциальных районов, он категорически отказывался даже слышать о некой иной жизни, кроме той, что его окружает каждый день. Молодой человек всерьез почти до пятнадцати лет, пока не поступил в королевский колледж при университете, (все это время мальчишка обучался дома в силу очень слабого здоровья), понятия не имел, что люди вполне могут обходиться без помощи прислуги, то есть сами завязывать себе шнурки, или еще хуже, надевать пиджак. И вот теперь он сидит прямо напротив явно не самого спокойного старика. «Нужно было зайти с охранником», - трусливо подумал студентик, глядя как наливаются молчаливой яростью глаза главного редактора. Так они просидели, наверное, минут пять, бесцельно пялясь друг другу в глаза. - Вы что, шутить вздумали, молодой человек?! – взревел вдруг редактор и ударил кулаком по столу. Студентик вздрогнул и вскочил с места. - А ну-ка, берите весь этот мусор и убирайтесь! – он сгреб документы и прямо швырнул их на испуганного «представителя власти», затем вытолкнул несчастного к выходу на глазах у ликующего коллектива, дал спотыкающемуся «бюрократу» увесистого пинка и, вконец обнаглев, плюнул последнему в спину. Затем прокричав что-то наподобие: «Передай своему начальству, что я его вертел!», героем вернулся в свой кабинет, ожидая, что юнец непременно явится, и не один. - Хозяин?! С вами все в порядке? Что случилось? Вы выглядите… - Гони отсюда, Джордж! – почти набросился на него «хозяин», вид у него был взволнованный и даже напуганный. - Как скажете шеф, - шофер быстро сел в роллс-ройс и надавил на газ, попутно поглядывая в зеркало заднего вида. Бедняга в отражении держался за сердце, яростно распутывая галстук. По всему салону валялись какие-то бумаги и куча газетных вырезок. - Где ты был, Джордж? – почти рыдая, проскулил студент. - Ах, это, - мужчина сконфузился, - я ушел буквально на пять минут, купить еды. Не думал, что с вами может что-то случиться за эти пять минут. Тем более среди бела дня, тем более в редакции местной газеты, - затем с любопытством добавил, - а что все-таки случилось, сэр? - Ничего, - буркнул студент, кутаясь в тренч, - следи за дорогой.       Тем временем в редакции случился самый настоящий праздник. Откупорили шампанское, накрыли стол из принесенного из дома обеда, «большие шишки», главный редактор и парочка журналистов-аналитиков с лондонским дипломом, курили сигары и потягивали коллекционный виски, что всегда хранился в сейфе главного редактора. - За победу! - За Вас, наш дорогой шеф, как всегда смелый и отважный! Как вы его! - Да, поддерживаю, бьюсь об заклад, что…, - не успел один из них договорить, как в дверь просунулась голова секретарши. Выражение лиц празднующих мужчин тут же непроизвольно изменилось при виде некрасивой девушки. - Не хотела Вас беспокоить, шеф, - прошепелявила она, натягивая огромные очки на маленький плоский нос, - но там Мисс Коулз, она… - Скажите ей, что я занят, - в дичайшем раздражении он даже расплескал свой виски, - будет упорствовать, вызовите охрану или даже полицию…а…Натали…как поживаешь? - Как поживаю? Как замечательно, что вы спросили, - высокая и крепкая девушка уверенно вошла в кабинет, ни на секунду не отводя прямого взгляда от главного редактора, почти не замечая стушевавшуюся секретаршу и двоих мужчин, с интересом глядевших на нее. - Ну, что же, эм… проходи, присаживайся. - Я пришла сюда по важному вопросу и, честно говоря, планировала на очень краткий разговор, так что спасибо, я постою.       Главный редактор окинул ее сердитым взглядом, явно не довольный дерзким тоном ответа. Он как-то сразу невзлюбил эту девушку, в самый первый ее день прихода на работу. Он ничем не мог объяснить своей глубокой неприязни, даже стыдился этого чувства, но, тем не менее, не мог пересилить себя. В конце концов, все кончилось тем, что после месяца работы, нашелся какой-то совершенно пустяковый повод, и девушке пришлось освободить место. В тот день главный редактор задышал свободно, правда, не долго. Буквально на следующий же день она явилась к нему в кабинет и, по его признанию, заняла там все пространство, а пришла она с претензиями. Оказалось, что сразу после ее, как она говорила, незаконного увольнения, она обратилась к какому-то там адвокату, тот проконсультировал ее по телефону, и вместе они решили, что увольнение было незаконным, и теперь редакция в лице его главного редактора обязана выплатить ей хорошенькую сумму, в противном случае она будет вынуждена обратиться в суд. Собственно, по этому вопросу она и явилась. Главный редактор больше всего на свете, кроме, конечно же, чертовых бюрократов в черных костюмах и белых рубашках, ненавидел женщин, подающих в суд. Потому что именно такие женщины по-настоящему невыносимы, они ругаются, бранятся и нападают не хуже бойцовских бульдогов. А уж если схватят за причинное место, так не отпустят никогда, такова их ведьмовская природа. Ни разу в своей жизни он не припомнил милой и нежной женщины, которая бы так же мило и нежно угрожала кому-нибудь судебными разбирательствами. И дело было не в том, что за его плечами волочился горький опыт разгромного бракоразводного процесса, и Натали каким-то образом напоминала ему бывшую жену в молодости, напротив, Коулз отличалась здоровым спокойствием и невероятной для своих лет выдержкой. Верный старым привычкам, он искренне считал, что женщина уже тем отличается от мужчины, что носит юбки, крутит длинные волосы и прикрывает ладошкой рот, когда смеется. Не то, чтобы Натали Коулз не соответствовала критериям обыкновенной девушки, она была довольно недурна собой, даже красива, и с первого взгляда могло показаться, что перед тобой само воплощение английской грации и изящества, пока не удается заглянуть в ее холодные, мужские и расчетливые глаза. Главный редактор никогда не видел в них и тени доброты или женственности, только наглость, невероятный напор и сила, возможно, поэтому она ему и не нравилась. Пока она стояла перед ним в джинсовом рабочем комбинезоне, он несколько раз пытался представить ее в каком-нибудь летнем платье среди луговых цветов или даже бабочек, но безрезультатно, пока неожиданно она не перехватила его мечтательный взгляд, и в ее синих глазах не заплясали насмешливые искорки. Внезапно главному редактору стало не по себе, он вдруг тяжело вздохнул и, устало махнув рукой, присел в кресло, предварительно выпив все, что осталось в стакане. Когда журналисты-аналитики успели удалиться, он не заметил. Виски придал ему чувство легкой усталости и апатии. Он вдруг поднял на нее затуманенный взгляд и произнес, сам не зная, зачем: - А я сегодня хорошенько отделал одного мальчишку, он хотел закрыть нашу газету. - Неужели, так и сказал? - Нет, конечно, - в расстроенных нервах буркнул редактор, он уже начинал пьянеть, - но я сразу догадался, ишь чего удумал. Прямо швырнул в его наглую рожу…эх…тебе не понять. Ты..чего тебе? - Я пришла за деньгами и не уйду, пока не получу свое.       Главный редактор с минуту всматривался в Натали, затем привстал, буркнув что-то себе под нос, направился к открытому сейфу. Оттуда он достал увесистую пачку, затем грубо швырнул ее на стол. - Вот, держи и убирайся к черту! Не желаю тебя здесь видеть никогда!       Та ненависть, с которой были произнесены слова, в первые секунды слегка удивили и даже покоробили юную особу, но только лишь на мгновение, в следующую минуту на фарфоровом лице не отражалось и тени смущения. Невозмутимым видом она прибрала в сумку деньги, затем, кланяясь и прощаясь в самых наилюбезнейших пожеланиях, попятилась назад из кабинета, а оттуда сразу к выходу.       Не веря своей удаче, Натали буквально на крыльях летела домой. Не то чтобы она остро нуждалась в деньгах, или сумма была такая уж огромная, на самом деле, так называемый откуп был вовсе не таким густым, как того бы хотелось, но дело тут было в другом. Впервые за все время Натали Коулз села удаче на хвост. Как вы могли бы догадаться, никакого адвоката и в помине не было, следовательно, по телефону никто ее, естественно, не консультировал. Обиженная девушка выдумала всю эту историю с одной лишь целью напугать старого маразматика и отомстить за несправедливость, но получила странный результат, старик вместо того, чтобы извиниться и признать свою неправоту, вдруг начал говорить о каких-то деньгах и откупных. Тогда Натали посчитала просто кощунством не воспользоваться шансом и не пошантажировать бывшего работодателя. Чем ближе она подходила к дому, тем мрачнее становились ее мысли. Вдруг перед самым входом в подъезд резкий порыв ледяного ветра словно бы оцарапал щеки. Натали вздрогнула, не смея двигаться дальше. Она знала, совсем скоро ей придется расплатиться за свою удачу. Она не могла знать этого наверняка, но почему-то же знала. И это знание не приносило покоя. Происшествие не заставило себя долго ждать.       Как-то вечером, через неделю после посещения редакции, Натали как обычно сидела дома и готовилась к промежуточным экзаменам. Она с матерью и двумя братьями жила на окраине рабочего района Уайтчепелла, маленькие окна ее комнаты выходили на старый лес перед кожевенным заводом. Она всю свою жизнь провела в этом лесу, знала там каждое дерево и тропинку, он ей стал родным, почти лучшим другом. Но в тот самый вечер все изменилось для нее раз и навсегда. Устав от напряженной работы ума, Натали отвлеклась от записей и учебников, мыслями погрузившись в томительные грезы, заманчивые и почти несбыточные. Она глянула на свои руки, огрубевшие от постоянной работы на заводе, этот проклятый завод сначала отнял жизнь ее отца, тот умер прямо перед станком, так и не разогнувшись, теперь адская машина медленно, но верно высасывает жизнь из ее матери и двух братьев, которые, ничего от жизни не требуя, продолжают рабски трудиться в непосильных условиях. Ярость душила девушку, еще будучи совсем ребенком, она помогала матери, носила лоскуты, бегала и подавала, что попросят, и как-то раз, замечтавшись о чем-то своем девичьем, бедняжка не заметила, как пролила на руку химикат. Ожог остался с ней на всю жизнь, с тех самых пор девочка твердо решила для себя, что ноги ее не будет на проклятом заводе, она вырастет и устроится на нормальную работу, где будут много платить, и не придется носить химикаты, опасные для жизни. Так она решила стать журналистом, конечно, по молодости ей хотелось вести колонку для светских сплетен, или даже стать ведущей каких-нибудь новостей, но чем старше она становилась, чем крепче становился ум, тем сильнее хотелось чего-то большего, чем просто деньги или слава. Она ощущала в себе непреодолимое желание стать частью чего-то значимого и стоящего, идея стать криминальным журналистом появилась сама собой. Расследование так называемых загадочных и запутанных преступлений, коих в Лондоне, а далее по всему миру, должно быть великое множество. Стало быть, кому, как не ей предстоит установить истину и донести людям всю правду в самых мельчайших подробностях. Мысль о сладкой мечте обуревала ее стремительной силой, так что тело покрывалось мурашками. В забытье Натали даже не заметила, как все уже поменялось безвозвратно. Слабый ветерок коснулся ее лица и как бы вывел девушку из мечтательного катарсиса. Медленно, словно ползет змея, она ощутила, как нечто тревожное зарождается внутри нее. Не в силах ничему помешать, она сидела с закрытыми глазами и пассивно наблюдала, как ее слизью накрывает непонятно откуда взявшееся чувство беспокойства и мучительного волнения. Гадкое ощущение достигло вдруг своего пика, и девушка резко распахнула глаза, и едва не вскрикнула. Невероятный трепет и страх накатили внезапной волной, Натали с ужасом осознала, что боится смотреть в сторону родного леса. Он казался теперь ей чем-то враждебным, злым и опасным. Эта перемена повергла ее в истерику и отчаяние. А лес тем временем продолжал пугать ее, кровожадно шелестя ветками скрипучих деревьев. Темнота и густота его начинали давить, внезапно ей показалось, что из его глубин послышался трубный голос, зовущий ее по имени. Напряженные нервы не выдержали, Натали вскочила с места и поспешила задернуть штору. Заниматься она больше не могла. Тело прошибло мелкой дрожью, руки тряслись, не в силах набрать знакомый номер.       Амир, молодой индус двадцати семи лет, смуглый, высокий и невероятно крепкий для своего сшитого на заказ делового костюма, выходец из семьи эмигрантов из Мумбаи, мчался на полном ходу, нарушив все возможные дорожные правила и напрочь игнорируя ограничения скорости. Все, о чем он мог думать сейчас, была Натали. Ее тревожный голос звучал в голове словно сирена, никогда прежде он не мог представить ее в таком состоянии. Подъехав к многоквартирному дому, Амир недовольно поморщился, ему было не по душе, что Натали живет в таком сером, унылом и откровенно бедном районе. Поднявшись на третий этаж, он подошел к двери, прислушался и тут же отпрянул в ужасе. За дверью он услышал голос Натали, но какой-то другой, низкий, почти звериный. Справившись с собой, он снова прислонил ухо, ему удалось расслышать несколько голосов, первый – низкий, почти звериный, говорил что-то на непонятном языке, рычал и ругался, второй – резкий, отталкивающий, шипящий - извергал проклятия и ругался благим матом, и, наконец, третий, родной голос Натали. Она лишь плакала и просила кого-то уйти, затем тут же смеялась звериным голосом и шипела, словно змея. Амир потихоньку достал пистолет, убрал с предохранителя и мгновенно вышиб дверь, направив ствол впереди себя. В квартире замолчали, он бросился в гостиную, приготовившись увидеть там все, что угодно, и кого угодно. Однако в гостиной никого не было, простояв неподвижно секунды три, он развернулся в кухню. И там оказалось пусто, немного обескураженный, он спохватился и побежал обратно к двери, выглянул наружу в коридор, но тут же сообразил, что так быстро и незаметно никто не мог уйти, значит, Натали и кто бы там ни был с ней, еще в квартире. Парень прислушался. Вдруг со стороны ванной послышалась какая-то возня, кто-то включил душ. Напряжение возросло до предела, словно молния он бросился к источнику шума. Выбив ногой дверь в ванной, он увидел свою Натали, голую, в порезах и ссадинах. Она сидела в ванной, обхватив колени руками и качалась, словно маленький ребенок. Вода в душе смывала кровь, которая алыми потоками стекала в канализационное отверстие. От увиденного у бедного юноши подкосились ноги, дрожащими руками он убрал пистолет подальше, затем бережно, словно боялся поломать, взял неподвижную Натали на руки и отнес в гостиную. Накинув на озябшее тело одеяло, Амир принялся легонько трясти подругу, однако Натали не реагировала, уставившись в одну точку, словно какая-нибудь помешанная. Убедившись, что жизни его девушки ничего не угрожает, он вышел из комнаты и позвонил дружкам, дал пару распоряжений, в том числе доставить лучшего доктора Англии прямо сейчас первым рейсом, а также парочку хороших молодчиков. Он не сомневался, произошло нечто плохое, и нужно было исключить все варианты, это касалось и его самого. Вернувшись, он застал Натали в прежнем состоянии, профессиональным взглядом он оглядел гостиную. Ничего не пропало, никаких признаков борьбы или взлома, даже намека на нападение или чего-либо криминального. Все, как обычно, он успел это приметить, когда ворвался. Амир осторожно взглянул на Натали, кто-то же порезал ее, причем профессионально. Но кто, и куда он в таком случае делся? И чем больше он стоял там, тем сильнее и отчетливее пробивалась мысль, которую он гнал от себя последние несколько месяцев. - Я вызову полицию, - зачем-то вслух произнес он, ожидая реакции, и не ошибся. - Не надо полиции! – Натали очнулась, словно по щелчку, повернулась и посмотрела на него долгим напряженным взглядом. Он прочитал в нем знакомое безумие. - Что случилось? – спросил он, присаживаясь подле. - Не помню, - ответила Натали, как всегда отвечала ему.       Прибывший невероятным образом через каких-то полчаса семейный доктор Амира осмотрел больную, померил температуру, постоянно качал головой и проверял реакцию зрачков. Когда же дело дошло до порезов, старый доктор нахмурился, было видно, эти раны чрезвычайно заинтересовали его. Он изучал их под лупой, брал мазки, недовольно хмыкал и часто вздыхал, словно решал какую-то головоломку. Пока его медсестры обрабатывали тело и ставили капельницу, Амир, который все это время глаз не отводил от Натали, в надежде найти хотя бы намек на разгадку, вышел из комнаты поговорить с прибывшими вместе с доктором друзьями. - Территорию осмотрели? Нашли что-нибудь? – обратился он к толстому и низкорослому индусу в темно-синем тюрбане и черном костюме. Тот покачал головой. – Должно же быть хоть что-то, ищите. Ее одежда, нашли одежду? - Амир, брат, я послал своих людей, мы прочесываем окрестности, все под контролем. - Найди мне эту сволочь, - зашипел Амир в ярости и вышел из дому, ему нужно было проветриться.       На улице стояла кромешная тьма, не считая освещения, которое давали дальние фары пяти внедорожников, окруживших подъезд номер три. Вокруг дома, в соседних дворах шныряли люди в кожаных куртках и плащах, вооруженные пистолетами, а то и автоматами. Толстый в тюрбане подошел к Амиру, тот курил недалеко от своей машины, один. - Приехал Камаль с дружками, хочет тебя видеть, - перехватив удивленный взгляд босса, тут же прибавил, - я сразу сообщил, как только ты позвонил, ведь все-таки это его территория. - Молодец Капи, пусть идет, - Амир докурил и бросил окурок на землю, с силой раздавив его. Толстый все понял, и отошел чуть поодаль.       Камаль Бхаттар, представительный мужчина лет пятидесяти, в сопровождении двух крепких латиноамериканцев шел к нему с распростертыми объятиями и улыбкой на неподвижном лице. Амир знал, что скрывается за этими улыбками, но виду не подал. В конце концов, они не были с ним друзьями, но и врагами тоже, что в их деле гораздо важнее. Поприветствовав друг друга на хинди, они, тем не менее, продолжили разговор на чистом английском. Камаль, узнав, что делает сын самого Раджара Неру на его территории, да еще при таких обстоятельствах, тут же потеплел, выразив неподдельное сочувствие и участие. Ему очень не хотелось, чтобы этот визит был хоть как-то связан с деловыми мотивами, однако услышав от самого Амира причину столь неожиданного его появления, облегченно вздохнув про себя, принялся рассыпаться в предложениях оказать помощь в поисках сукиного сына, заодно пригласив сына одного из самого влиятельного мафиозного клана во всем Лондоне к себе домой покушать традиционного кари. Пообещав навестить его завтра, Амир поспешил обратно к Натали, чувство тревоги за любимую ни на минуту не покидало его. Что-то внутри подсказывало, нет никакого нападающего, по крайней мере, среди людей.       Когда он вошел в квартиру, там уже были мама и братья Натали. Прежде он их никогда не видел, не доводилось, только слышал. Он их сразу узнал, по рассказам самой Натали, и они тут же признали его, очевидно, тоже из слов. Ему очень не хотелось знакомиться с родными любимой в такой обстановке, но обстоятельства сами сложились таким образом, и тем не менее, он почему-то заволновался, словно подросток. Мать Натали и два ее брата были на нее совершенно не похожи, это он подметил тут же, русоволосые, с блеклыми голубоватыми, почти водянистыми глазами, худые и угловатые, с какими-то пятнами по всему телу, совершенно не красивые и даже отталкивающей наружности. Одеты были просто, бедно, но чисто. В, как ему показалось тогда, злых глазках он прочитал холодную враждебность по отношению к себе и даже ко всему миру. Спустя каких-то пару минут знакомства, он понял, насколько ошибся в своих суждениях. Это оказались очень милые, порядочные и воспитанные люди, каждое движение их вытянутого и неказистого лица сквозило каким-то наполненным благородством, достоинством и спокойствием без тени высокомерия. Они были настолько простодушны, насколько бывают просты малые дети, но в то же время неподвижная мудрость словно бы застыла на их сухих физиономиях. Он видел перед собой людей, сломленных бытом и жизненными обстоятельствами, но благодаря какому-то чуду, излучавшим веру в лучшую долю. Все эти ощущения как-то разом отпечатались в голове Амира. - Не волнуйтесь, Миссис Коулз, я позабочусь о Натали, мы отвезем ее в лучшую поликлинику, за ней будут присматривать лучшие доктора… - Спасибо…ээ… - Амир, - вежливо напомнил он. - Амир, спасибо вам за помощь, но Натали не нужны доктора, - игнорируя признаки удивления, а затем и возмущения на лице красивого молодого человека, женщина подала знак старшему и самому худому из двоих знак, тот тут же потянулся за записной книжкой и принялся кому-то звонить. Второй, тот, что помладше, перекрестился, это Амир успел разглядеть, пока мамаша уводила его на кухню, - видите ли, Амир, вы знакомы с Натали совсем не долго. Насколько я знаю, вы с ней встречаетесь всего три или четыре месяца, и вам наверняка неизвестно об ее недуге. Видите ли, Амир, как бы вам это сказать, учитывая вашу веру…наша Натали с самого детства одержима дьяволом.       Сказать, что Амир был шокирован, значит, ничего не сказать. Услышав столь странный диагноз от матери Натали, он даже привскочил с табуретки, на которую успел благополучно усесться. Всматриваясь в бледно-голубые, размытые глаза Миссис Коулз, он с ужасом сознавал, что женщина не шутит, не сошла с ума, напротив, говорит совершенно серьезно и даже как-то устало, словно говорила ему, «хочешь, верь – хочешь, не верь, мне все равно. А оно так и есть, и ничего с этим не поделаешь». В одно мгновение в голове юноши столкнулись два противоречивых чувства, с одной стороны, было очевидно, что мамочка и ее сыновья совершенно сошли с ума. Теперь он понял, кого напоминали ему эти люди, все эти верующие, точнее одержимые верой и богом, свидетели иеговы и прочие фанатики. Он уже видел, как эти люди пытаются «излечить» его Натали от так называемой одержимости. Но с другой стороны… он ведь и сам внутренне чувствовал, подозревал, что с Натали что-то не так, почти с первого дня их знакомства. Он никак не мог этого себе объяснить, даже ругал себя за малодушие, списывал все на расстроенные образом жизни нервы. И все же, в последние две недели видел же он, что Натали сама не своя. Словно холодный и теплый воздух столкнулись эти два суждения, образовав внутри Амира самое настоящее торнадо. Но сила привычки не позволила новой и почти безумной мысли овладеть его холодным разумом. Решив для себя окончательно, что родные Натали, сумасшедшие фанатики, Амир минуя мамашу, которая тут же стала для него отвратительной, твердым шагом направился в гостиную, отдавать распоряжения. Не смотря на протесты братьев, которые видя, какое у жениха их сестры сопровождение, все же не стали выступать открыто, Амир взял уже одетую в больничную пижаму Натали на руки и собрался к выходу. Там ему преградила путь Миссис Коулз. - Вы сами не знаете, что делаете! Отпустите мою дочь, мы сами справимся, иначе вам же будет хуже. - Неужели? – зло процедил Амир и пошел прямо на женщину, настоящая ярость закипала в нем, словно масло в сковороде. - Оставьте, я сказала, мы уже вызвали священника, он явится с минуты на минуту. - Мамаша, вы бы ушли с дороги. Натали не останется здесь и секунды! – он уже хотел двинуться дальше, как неожиданно мамаша вцепилась в дочь и принялась тянуть ее на себя. - Не позволю! Гаррет, Гэйб, – взревела она, зовя сыновей, но те уже были обездвижены подоспевшими молодчиками. Она бросила полный отчаяния взгляд на Амира, тот лишь поджал губы и кивнул кому-то сзади. В ту же секунду чьи-то крепкие руки оттащили Миссис Коулз подальше от двери, дочери и Амира, который тут же вышел за дверь с Натали на руках, даже не взглянув в ее сторону.       Амир старался не слушать страшных слов, которыми провожала мать Натали его так называемый побег. И снова противоречивые чувства переполняли его, нет, он был безумно рад, что спас свою девушку от ненормальной семейки религиозных фанатиков, но вдруг мамаша права… «Ты дурак, Амир, раз веришь в эту чушь!», - выругался он про себя. Он взглянул на Натали, та лежала, уткнувшись ему в грудь, словно маленький котенок, и чувство невероятной нежности переполнило его всего. Нет, он правильно сделал, что забрал ее из этого сумасшедшего дома. Когда до выхода оставался один пролет, Амир вдруг остановился. По телу молодого человека пробежали мурашки, а волосы на затылке зашевелились от ужаса. Он медленно опустил взгляд на Натали. Она по-прежнему лежала у него на руках, но теперь он пожалел, он даже не знал сам, о чем именно. Он почувствовал, как трясется ее тело, спустя мгновение она посмотрела на него чужим злобным взглядом и дико рассмеялась, словно гиена. Амир так и оцепенел, не в силах пошевелиться. Положение ее головы и шеи было неестественным, руки скрючены, а в широко раскрытых глазах он видел демона, что сидел в ней. Натали продолжала смеяться нечеловеческим голосом, глаза по-прежнему не двигались, вселяя в парня ужас, изо рта одержимой повалилась пена, она брызгала слюнями, но продолжала дико хохотать, пока, наконец, не остановилась. Вдруг зашипев как давеча за дверью, Натали оскалилась, словно дикий зверь, и укусила несчастного парня прямо в руку. Амир вскрикнул от боли и выронил Натали, но та и не думала отпускать его, как бульдог, она стиснула его руку в своих челюстях. Амир пытался отцепить ее голову, но обезумевшая от мяса и крови, Натали все сильнее и сильнее сжимала челюсти. Понимая, что может лишиться руки, Амир машинально потянулся к пистолету, моля, чтобы она испугалась оружия и отстала сама. Однако, к великому счастью Амира, крайние меры не потребовались. Боль отступила, как и сама одержимая, словно затравленный зверь, она попятилась к стене, не спуская злобных глаз от креста, направленного в ее сторону подоспевшим как раз вовремя священником. Она шипела и плевалась на него, пыталась достать, поцарапать, но святой отец был тверд и неумолим. Амир не мог поверить своим собственным глазам, как только священник открыл библию и принялся читать что-то на латыни, его родная Натали совсем потеряла человеческий вид, упав на пол, она билась в самой настоящей агонии, рвала на себе волосы, царапала себе ноги и грудь. Затем она вдруг успокоилась, резко повернула голову и хотела что-то сказать, но не успела. Старший брат воткнул в ее шею иглу, она зашипела от боли и поцарапала лицо парня, но затем вдруг осунулась, успокоилась, закрыла глаза и заснула.       Несчастный Амир только сейчас заметил, что около его руки уже давно копошится мамаша Натали, что-то прикладывает ему на рану, читает молитвы. Не в силах вымолвить и слова, он просто уставился на нее то ли в ужасе, то ли с благодарностью. Друзья, врач, подчиненные Амира также пребывали в шоке от происходящего. Первым очнулся доктор, он, испугавшись того, что с ним сделает Неру старший, подлетел к раненному и в первые секунды даже не знал, что и делать. Как если бы он в первый раз в своей жизни видел укушенного человека. Следом за ним очнулись и подчиненные, молодчики Амира, словно муравьи, забегали взад-вперед, пытаясь всеми силами совладать с собой. Всеобщую панику пресекла Миссис Коулз, тоном властным и нетерпящим возражений, она приказала одному молодчику поднять Натали, второму – приподнять Амира, толстому в тюрбане распорядилась оставаться на месте и вместе с доктором выслушать инструктаж ее сыновей и священника. «Ночка будет тяжелая», - добавила она твердо и в то же время с горечью.