Безлимит

— Тебе нравится? — Девушка обернулась и на шаг отошла от только что завершённой работы. — Да, так пронзительно, что не хочется прекращать смотреть, — он явно имел в виду не картину, а эти светло-голубые омуты, в которых постоянно тонул, стоило Инне посмотреть на него. Небо. Лазурное, яркое, с легкими перистыми облаками. Раньше Инна не рисовала небо. Только море. Гладкое и сверкающее на солнце в штиль, бушующее и практически чёрное в грозу, но неизменно прекрасное. — Это подарок тебе на двадцатилетие, — в тихом голосе слышна улыбка. — Решила нарисовать своего Олежека. Инна, сколько он её знал, была будто не отсюда, не из этого мира. Отчаянно красива и похожа на ангела. Олег знал, что выберет завтра. Двадцать лет в новом мире — особая дата. Ты выбираешь быть ли убийцей, но чаще — какой лимит убийств ты себе выберешь. Он мог бы назвать пятьдесят — максимально возможный, и жить с Инной до самой старости, защищая ее, но парень видел недовольных этой не от мира сего брюнеткой. Их куда больше пятидесяти наберётся за всю жизнь. Их и сейчас уже слишком много. Дожить до отметки в тридцать пять лет и умереть, зато убивать, не считая? Этот вариант ему вполне подходит. А что будет после? Он найдёт выход. — Олежка! Пусти меня в свою голову. Расскажи, о чем ты думаешь? — канючила, словно маленький ребёнок, девушка, усевшись у ног Олега и положив подбородок на его колени. — Ты и так всегда в моей голове, прелесть, — перебирая мягкие темные волосы, он с улыбкой смотрел, как Инна засыпает. — Тихонов Олег Аркадьевич? — Этот человек в форме пришёл в шесть сорок пять. Когда-то мама сказала Олегу время, в которое он родился. Прибыли минута в минуту. — Да. — Назовите количество. — Безлимит. — По регламенту я должен зачитать Ваши права и дату смерти, в случае, если никто Вас не убьёт раньше. Олег кивнул. Он всё это знал. Тридцать пять, а потом его убьют. Олег обернулся, посмотрел в темноту комнаты на своего спящего ангела, запутавшегося в простынях, и с улыбкой кивнул вновь. Отсчёт пошёл. Первое убийство было подобно раскату грома. Такое же внезапное и пугающее. Оно оставило после себя след, от которого не избавиться, сколько ни пытайся. Аромат пороха, крови, страха и гнева смешались в вязкую массу и прикипели к его душе, став одним целым, словно родинка на коже. Однако мир таков, что все кругом охотники и жертвы. Незачем тревожить совесть. Ангел... Каждый день был счастливым с ней, каждая ночь подобна жаркому танцу. Он хотел впитать ее в себя, каждой клеточкой тела, хотел делать ее счастливой и делал. Она будто стирала своей любовью всю ту кровь, что незримой была на его руках. Они не говорили о выборе. И когда пришёл ее черёд общаться с представителем власти, Олег был уверен, ещё с самой первой встречи, что Инна скажет: «Ноль». Иначе и быть не могло. Тридцать пять исполнилось незаметно. Казалось, прошло мгновение, наполненное счастьем и тихим отчаянием, брезжущий на краю сознания, ведь мужчина так и не нашёл того, кто смог бы защищать его хрупкого нежного ангела. Она, словно радар, угадывала нехорошие мысли, и тогда в палитре ее красок прибавлялось тёмного цвета. Море пенилось, звало к себе в чёрные глубины. Тогда Олег подолгу смотрел на то лазурное небо с перистыми облаками, и море на картинах успокаивалось, как и его ангел. За пять минут до тридцать шестого дня рождения Инна подошла с новым холстом. — Это тебе, — тихо, будто боясь спугнуть оставшееся время, пробормотала она с улыбкой. Олегу было не до картин. Его охватила паника и безысходность. В глазах мужчины стояли слёзы, готовые вот-вот упасть на холст. Однако брошенный на подарок взгляд заставил сердце сделать кульбит. Небо и море. Яркие, спокойные и будто живые, сходились в середине и переплетались так, что становилось непонятно, где заканчивается одно, а начинается другое. — Это сделаю я, — произнесла уверенно и без колебаний. — Нельзя! Ты не знаешь, что с тобой будет, если совершить убийство без лицензии! — в голосе паника и отчаяние. Взгляд остановился на пистолете в тонких хрупких пальцах, на которых ещё остались следы масляной краски. Соленые капли стекали по холсту. Нежные губы целовали в последний раз. — У меня есть лицензия. — Сколько? — устало и, не удивившись, бросил, лишь бы продлить миг. Осталось несколько секунд. — Два. Я люблю тебя, Олежек. Звонок в дверь слился воедино с выстрелом. Затем прозвучал второй. Дверь так никто и не открыл.