Месть Сатоми Рентаро

      На душе так больно, хочется кричать, рвать и метать, крушить, уничтожать. В этот день я лишился чего-то важного, какой-то частички души. Сегодня я лишился веры в справедливость.       Ветер уносит листки бумаги в хмурое небо… Одинокий танец одиноких листков, некогда бывших вместе, но теперь разобщенных. В эти клочки были вложены чистые, светлые желания, которые уже не воплотятся… «Когда я вырасту, хочу открыть кондитерскую…», «Хочу стать невестой Сатоми-сенсея!..», «Хочу выращивать цветы…» — в ушах до сих пор звучат подобные желания этих бедных девочек.       Почему же?! За что?! Чем эти девочки помешали людям? Тем, что они лишь немного отличаются от обычного человека?       Но в глубине душа я знал ответ. Люди боятся их из-за вируса. Просто из-за того, что однажды в будущем они могут превратиться в Гастрею.       Но это неправильно! Эти девочки куда безобиднее и миролюбивее, чем мы. Может, Гастрея и общий враг человечества, но истинный, самый страшный враг отдельного человека, истинное зло этого мира — сам человек. Вернее тьма, что таится в душе каждого.       Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вспоминаю истинное обличье людей, прячущееся за маской доброты, искренности, открытости и милосердия…       Выстрел… Алая кровь, медленной лужей расползающаяся вокруг избитого, истерзанного ногами «зверей» худенького тела маленькой девочки. И хохот. Хохот «зверей», только что удовлетворивших свое первобытное желание в насилии.       …Толпа озверевших одноклассников Энджу, готовая напасть на нее и забить ее до смерти только из-за страха. Энджу защищала их, а они вместо благодарности так себя ведут! Как ничтожно и отвратительно!       …Отчаянный, болезненный крик девочки, окруженной толпой «зверей», но до сих пор продолжающей искренне улыбаться. Эта улыбка, казалось бы, обиженной миром девочки была настолько открыта свету, что раздражала озлобленных людей.       И… кратер. Воронка в земле… Школьная доска, забрызганная кровью невинных детей, как и вся земля вокруг. Изуродованные хрупкие тельца, некогда пышущие жизнью и весельем, а сейчас неподвижно лежащие под саваном. И чем только людям не угодила эта школа и эти дети?!       Зазвенел телефон.       — Да?       Я удивился своему безжизненному голосу.       — Сатоми-кун, можешь говорить. — послышался из динамика печальный голос Кисары-сан.       Раньше одного ее голоса было достаточно, чтобы зажечь во мне энтузиазм и радость, но сейчас… Сейчас во мне горели лишь злоба и разочарование.       — …В бомбу добавили осколки вараниума, чтобы жертв стало больше. Это сделали те, кто ненавидит проклятых детей… Кисара-сан, за что мы сражаемся?! Кого мы защищаем?!       Я не мог сдержать ярость. С металлическим скрежетом, решетка, ограждавшая крышу, погнулась в моем кулаке.       — Мы — Гражданские Офицеры, мы следим за тем, чтобы правосудие свершилось. — уверенно, будто давая присягу, произнесла Кисара-сан.       На секунду я действительно поверил в это «правосудие», но воспоминание о тех, кто страдал от руки прикрывающихся справедливостью людей, разожгло мой гнев сильнее.       — Правосудие, хах… Правосудие — это убийство этих девочек кучкой политиков, ненавидящих Гастрей?! Или это обречение на дискриминацию Проклятых Детей, которые даже постоять за себя не могут?! Или справедливо выселить девочек за город, в трущобы, загнать их в такое бедственное положение?! Это и есть правосудие и справедливость, Кисара-сан?       С другой стороны ответа не пришло.       — Если это и есть правосудие, я не приемлю его. Я доберусь до тех, кто ответственен за все это, и сам свершу свое правосудие! Кисара-сан, ты со мной?

Месть Сатоми Рентаро началась…