Я и все мои шрамы - звездная пыль

Джейс появляется в одну из ее смен. Он угрюм, а симпатичное лицо украшено свежими следами драки. Майя задумывается, бывает ли, что тот выглядит иначе, но решает: разбитые губы и царапины более чем заслужены. В их первую встречу Джейс был в синяках и мокрый насквозь, поэтому она налила ему выпить и одолжила телефон. Сегодня она скрещивает руки на груди, поднимает брови и говорит: — Понятия не имею, что ты задумал, явившись сюда, но на твоем месте я бы проваливала. — Почему? Хочешь снова попытаться убить меня? Ему бы этого хотелось, да? В том-то и дело, он бы не отказался. — Нет, — отвечает Майя. — Решила передохнуть от убийств. Чего не скажешь о тебе. Он стискивает зубы, но все равно заходит и усаживается напротив. И отчасти, совсем чуть-чуть, Майя уважает его за это. — Можно выпить? — Покрепче? — предполагает она и, получив кивок, наливает виски на два пальца. — Если ищешь отпущение грехов, то ошибся баром. — И барменом, — замечает Джейс. — Нет, я не за этим. Стая напоминает пульс. Даже когда Майя не ощущает ее, то знает, что она есть. С той ночи в Институте сердце стало биться реже. — Отлично, — бросает она. Джейс выпивает виски залпом. — Отлично, — вторит он без своей привычной ухмылки. — Мне жа... — Не надо извиняться, — немного резковато обрывает Майя. — Дорогие мне люди погибли из-за тебя. — Голос дрожит, и она плотно сжимает губы, пережидая вспышку. Три глубоких вдоха, как учил Люк, когда ее трансформация носила непредсказуемый и неконтролируемый характер. — Я знаю, ты не специально. Знаю, что чувствуешь себя виноватым. — Да? Она награждает его суровым взглядом. — Веришь или нет, но я кое-что смыслю в мужчинах, которые любят манипулировать. Слова вызывают реакцию, пусть даже и трудно уловимую: Джейс едва заметно сжимает челюсть, стискивает пальцами стакан. Его взгляд становится загнанным, словно он оказался заперт в тесной коморке. Выбраться можно, но нельзя взять и просто уйти. — Да ну? Майя ненавидит жалеть его, но все равно делает именно это. Сочувствие ей не чуждо. — Хочешь откровений — придется встать за стойку, — говорит она. — Есть определенные правила. Душу облегчают клиенты. Джейс заставляет себя расслабить плечи и приподнимает уголки губ. — Ты и без того болтаешь за двоих. Майя ставит перед ним три шота, хотя еще только послеобеденное время, а тот уже успел налечь на виски. — Тогда давай заполняй паузы. Джейс аккуратно выстраивает шоты и слизывает с пальцев перелившуюся через край текилу. — Мне нечего сказать, — говорит он (Майя знает: врет), опрокидывает первый шот и морщится. — Похоже в том-то и проблема. Слышал алкоголь помогает. — И как, помогает? Джейс пожимает плечами, выпивает второй и сразу же третий. — Не очень. — Он поднимает голову и смотрит на нее. — Я сожалею. Хотя ты и не хочешь слушать, но это так. Думаешь, лучше бы я умер вместо них? Согласен. Лучше бы умер. Майя долго изучает его лицо: фиолетовые пятна на скуле и покрасневшие глаза. — По сценарию это моя фраза, — беззлобно бросает она. — Сказав ее первым, ты испортил все веселье. На это Джейс улыбается, пусть и немного нервно. Он дерганный, но Майе это нравится. — Постараюсь больше не воровать твои реплики. Майю подзывает шумная компаний фэйри, сидящая за дальним концом стойки. В их волосах видны голубые прожилки, а мерцающие листья обрамляют лица. Они отлично впишутся в толпу во время сезона фестивалей. — Ага, не вздумай, — рассеянно бросает она, уходя, и погружается в заказы на выпивку и странные коктейли и очередной спор, почему желуди не принимаются в качестве оплаты. С наступлением счастливых часов в «Охотничье луне» становится людно. Майя носится из одного конца бара в другой, но иногда останавливается взглядом на том месте, где все еще сидит Джейс. Он сутулится и нянчит самый первый стакан с виски, но не уходит. Не пытается приударить за девушками или парнями, или еще кем. Просто сидит на стуле, словно старый пьяница в любимом баре, и ковыряет орешки в вазочке. Майя с усилием подавляет сочувствие. Ни к чему хорошему оно не приведет. Проходя мимо в очередной раз, она меняет вазочку с несвежим арахисом на крекеры. — Я рассчитываю на самые большие чаевые во всех пяти районах. — Посмотрю, что тут можно сделать, — сухо замечает Джейс. Когда вечер подходит к концу, он все так же сидит на своем месте. Смена Майи длится до закрытия, и она наблюдает, как «Охотничья луна» постепенно пустеет: подвыпившие коллеги, пьяные завсегдатаи, уполномоченные оставаться трезвыми друзья, нижнемирцы с высокой толерантностью к алкоголю, — все они входят и выходят, и выходят, пока не остаются только они с Джейсом. Махнув на прощание коллегам, Майя подхватывает бутылку и подходит к Джейсу. — Будем пить, — говорит она. Джейс озадаченно хмурится и переводит взгляд с текилы на нее и обратно, но уголки его губ ползут вверх. — Будем пить, — соглашается он. Они садятся за один из дальних столиков, сияющие над головой огоньки создают золотое свечение вокруг светлых волос Джейса. — Барменские правила действуют и когда мы за одним столиком? — спрашивает тот. — Моя смена закончилась, — говорит Майя. — Все правила отменяются. Она приподнимает бровь и встречается с ним взглядом, бросая вызов. Подбивая задать вопрос и подбивая смолчать. — Манипулирующие мужчины, — говорит он. — Эта тема закрыта для обсуждения, — отвечает Майя. — Тебе любопытно? Мучайся. У него дергается уголок губ. Джейс выражает странную смесь эмоций. Голова низко опущена, плечи ссутулены — страдание в чистом виде. Но в то же время на лице заметны интерес, веселье и робкое любопытство. Ни следа высокомерия. Уж оно-то Майе знакомо. — Из-за этого у тебя?.. — Джейс легонько проводит тремя пальцами по шее и кивает на Майю. Та годами видит эти шрамы в зеркале, теперь она их не боится. И все же, почему-то, по рукам и плечам проходит дрожь. — Эта тема закрыта для обсуждения, — повторяет она. — Не будь грубым. Джейс коротко кивает и опускает взгляд на свой стакан. — Это здорово? — интересуется Джейс. — Быть кем-то другим? Она хмурит лоб, скорее заинтригованная, чем сбитая с толку. — Я не другая, — отвечает она. — Это как вывернуться наизнанку. Я все та же. Меняюсь, но в то же время... остаюсь собой. Он поджимает губы, обдумывая ее слова. — Но ведь это здорово? Иногда Майя злилась настолько сильно, что ощущала ярость под кожей и в жилах. Ей хотелось разорвать себя на части, располосовать кожу, пока не остается ничего, пока злость не пожрет полностью. Она испытывала это всю жизнь. Превращение сделало это буквальным, но Майя всегда была озлобленной. — Да, — отвечает она. Получив кивок в ответ, она чувствует удовлетворение. Теперь ее очередь допытываться. — Он вырастил тебя? Джейс снова кивает, поднимает на нее взгляд и криво улыбается. — У меня тоже есть шрамы. Майя понятия не имеет, что заставляет ее сказать: — Покажи. Он долго удерживает ее взгляд, а потом задирает рукав футболки, обнажая плечо, и наклоняется так, чтобы было лучше видно. Среди четких черных рун выступает давно заживший рубец. Глубокая борозда длиной два-три дюйма, бледная по центру и розоватая по краям. — Мне было восемь, — говорит Джейс. — Нападение демонов. На боку бросается в глаза еще один, напоминающий вспышку молнии. Ему было девять. Затем он оттягивает воротник футболки, обнажая усыпанные крошечными шрамами ключицы: словно россыпь веснушек в негативе. Ей интересно откуда они, уж очень напоминают шрапнель. — Шесть лет, — говорит Джейс. — Рун еще не было. Пришлось лечить по-старинке. Она останавливает руку Джейса, прежде, чем тот успевает убрать. Не задумываясь, нежно касается кончиками пальцев костяшек, ключицы так и обнажены. «Шесть, — крутится в голове, внутри все переворачивается, ее мутит. — Шесть.» Джейс смещает руку таким образом, чтобы бережно переплести их пальцы. Ведет большим пальцем по ее костяшкам — может флиртует, может пытается отвлечься. Может жест искренний. Как же это глупо, держаться за руку с сумеречным охотником после работы в собственном баре, сидеть близко друг к другу и показывать шрамы. Чувствовать сопереживание. Чувствовать что-либо. Майя не хочет быть инструментом, притупляющим чужую боль, ей тоже больно. Но может, если это взаимно, то нет ничего плохого. Она смотрит на его рот, сухие губы, как всегда чуть поджатые и ужасно розовые, и знает, что поцелует. Просто знает и все, как когда вселенная ставит тебя перед очевидным элементарным фактом. И в следующий момент Джейс тянет Майю вперед за руку, чтобы коснуться ее губ своими. Что ж, похоже, вселенная открыла эти факты не только ей. Майя высвобождает свою руку, все еще неловко зажатую между ними, чтобы обнять Джейса за шею и притянуть ближе. Тот кладет ладонь ей на талию, не поглаживает кожу, не пытается что-то предпринять, просто держит ее. Держится за нее. И целуется так, будто у него полно времени, не напористо, как некоторые парни, а пытаясь предугадать ее желания. Он больше не ворует ее реплики. А она, не изменяя себе, задумывается: неужели ее жажда контроля так очевидна, неужели ее саму так легко прочесть. Быть может, его пассивность тоже кое о чем говорит. Они оба псы, которые слишком часто получали по носу газетой. Иногда они съеживаются от страха. Иногда кусаются. Майя хочет, чтобы он укусил ее. — Чего ты боишься, м? — шепчет она ему в рот, постукивая по груди чуть сжатым кулаком. От досады резко прикусывает и тянет зубами его нижнюю губу. — Это все, на что ты способен? Он крепче стискивает ее талию и ухмыляется как прежде. — Ты еще ничего не видела, — отвечает он, и следующий поцелуй возбуждает. Джейс никогда не оказывал сопротивления, но поцелуй дает ей почувствовать, каково это, будь все иначе. Они целуются до тех пор, пока не начинают крениться, и сидеть за столиком не становится проблематично. Майя принимает решение, не давая себе как следует все обдумать. — Пошли. Они оставляют на столе недопитые стопки и незакрытую бутылку, и отстраняются друг от друга на время, пока Майя забирает сумочку и запирает бар. Джейс кладет теплую ладонь ей на поясницу, словно напоминая, что он здесь рядом, перед тем как шагнуть ближе и поцеловать в шею. Проводит губами по шрамам на шее, но без благоговения и трепета. Просто целует. И Майя благодарна за это. Она живет прямо над баром. Два закопченных грязных пролета с бело-серыми стенами, измазанные отпечатками рук. Квартирка настолько крошечная, что можно пересечь за восемь шагов. Здесь постоянно не хватает воздуха, а летом воняет мусором с обочины, но весенними вечерами, как сегодня, достаточно мило. Майя слышит просачивающийся с улицы гам: болтовню и смех, и даже музыку из соседнего ресторанчика. Рок-баллады восьмидесятых. Неплохо. Ей нравится шум, нравится ощущать город. К тому же арендная плата достаточно низкая — здание принадлежит одному из членов стаи. Так что жаловаться не на что. Поднимаясь по лестнице, она держит руку сзади, их с Джейсом пальцы переплетены, словно звенья цепи. Обычно она не приводит парней к себе. Считает квартиру своей территорией и не желает видеть на ней чужаков. Облупившаяся белая дверь открывается и захлопываются со скрипом. Джейс не тратит время на оглядывание по сторонам в полумраке, осторожно разворачивает Майю и прижимает к закрытой двери. Он поддевает двумя пальцами шлевки сзади на джинсах, а другой ладонью упирается в дверное полотно возле ее головы. Охотник, жертва. Однако они на одной волне, оба молчат, не желая портить настроение, и не задают вопросов в поисках глубокого смысла там, где его нет. И этого достаточно, чтобы Майя сжала волосы Джейса в кулак и потянула с силой, едва не вырывая клок. Этого достаточно, чтобы Джейс развел ее ноги и, чуть пригнувшись, прижался пахом к паху. Когда он целует ее снова, Майя отзывается сразу же, выгибается и прижимается всем телом, чувствуя, как тот толкается навстречу. Они дышат рвано и синхронно, каждый раз коротко хватая ртом воздух, когда на мгновение отрываются друг от друга. Это как бой между равными по силе соперниками. Адреналин, и возбуждение, и опасность, запах крови в воздухе. Джейс скользит рукой ей в джинсы, ведет по животу вниз, пропихивает ладонь между ног и с силой надавливает через боди. Она расстегивает пуговицу на джинсах, давая ему больше пространства, и он трет через ткань, пока она не становится мокрой. А потом резко расстегивает кнопки на боди и проводит пальцами по коже, сдвигаясь туда, где влажно. Майя вскрикивает и прижимается к его ладони, а тот прикусывает мочку ее уха. Она рассеянно целует покрытую синяками щеку, трется о его руку, а потом отпихивает, чтобы вытянуть боди из джинсов и стащить через голову. Джейс отвлекается, поглаживает живот и обхватывает грудь, все еще мокрыми пальцами. Он трет сосок, а потом обводит языком, пробует и пробует на вкус. А после кажется не может сдержаться: целует ключицы, ведет дорожку поцелуев между грудей, по ребрам. Целует пупок. Он спускается ниже к расстегнутым джинсам, когда Майя резко дергает его вверх за волосы, чтобы избавить от куртки и футболки и притянуть в поцелуй, прижавшись кожа к коже. У него крепкое тело и теплая кожа — и в этом нет ничего удивительного, но он невероятно реальный. И чувствовать его вот так, грудь к груди, ошеломляет. Джейс подхватывает Майю под бедра, чтобы поднять, и она обнимает его ногами за талию и руками за шею. Он несет ее восемь шагов от двери к не застеленной кровати и, уронив, вжимает в знакомые простыни, которые будут хранить его запах после — смесь стали и ихора, и пота, и пряностей. И она никогда не признается, насколько он ей нравится. Майя ведет руками по его телу, словно составляет карту, отмечая слабые точки. Дурацкие руны мелькают под пальцами, когда она разминает плечи и бицепсы, грудь, талию, задницу. Его кожа реагирует на каждое прикосновение, становясь сначала белой, потом розоватой, когда она надавливает слишком сильно. Но отзывается и он сам: зажмуривается, приоткрывает рот и дышит неровно. Он кажется сильным, но Майя знает, тот может сломаться. Отчасти ей это нравится — взывает к волчьему инстинкту. Она вновь отпихивает его, в раздражении от нахлынувших чувств, и садится на колени, чтобы настроить колонки на полке над кроватью. Ей необходима музыка: что-нибудь блюзовое, подходящее для поздней ночи, плохих решений и симпатичных парней. Майя знает, что может сделать с ним все, что захочет. Уложить на спину и просто разглядывать напряженные мускулы, светлые волосы и надутые губы. Она могла бы оседлать его пальцы, рот, взять от него все и послать нахер после. Ее кожа покрывается мурашками при мысли о том, что можно провернуть с Джейсом. Она может, может. Но она позволяет утянуть себя обратно в кровать. Позволяет проследить путь вниз по телу языком и зубами. Его щетина царапает кожу. Он, наконец, стаскивает с нее джинсы и прижимается лицом к бедру. — Боже, — говорит Джейс, это первые слова после бара. — Какое же у тебя тело. Глупо и банально, но то, как его прелестный рот шепчет любезности в кожу все равно пьянит. Майя наблюдает, как он спускается ниже, задевая щетиной внутреннюю сторону бедра. Под глазом, тем, что голубовато-карий, виднеется фингал. На лбу ссадина, словно проехался по гравию. Но Майя не спрашивает, что, черт возьми, побудило его прийти нарываться в «Охотничью луну». Она просто откидывается на подушку, слушает музыку, прикрывает глаза и ласкает грудь, пока Джейс раздвигает и задирает ее ноги и начинает вылизывать. У него талантливый рот, но в ней самой больше талантов. Очевидно, что он знает свое дело, но Майя не собирается облегчать задачу. Она выкручивается, дергается, упирается пятками ему в плечи, когда ей нравится то, что он делает, и тянет за волосы, когда нет. И Джейс принимает вызов. Он вылизывает ее так, будто пытается что-то доказать, двигает пальцами, исследуя каждый угол. Обхаживает, сосредоточившись на том, чтобы довести за черту. И это ни на что не похоже. Майя кончает так сильно, что рвет одну из подушек, и убирает заострившиеся ногти от его спины, чтобы не причинить вреда. Она не в первый раз портит подушку, но такого с ней не случалось давно. — Умерь свое гребанное самомнение, — говорит она, заметив, как он улыбается. У него влажные розовые губы, голова чуть приподнята, словно ждет поцелуя. Майя поступает иначе. Стаскивает с него остатки одежды и тянет на себя так, что он вжимает ее в матрас. Она обхватывает ладонью член, оценивая толщину и длину, и сжимается в предвкушении. — Подожди, — выдыхает она. — Не так. — И переворачивает его на спину, чтобы оседлать бедра. Ее глаза вспыхивают зеленым, а тело окутывает эйфория. — Мне нравится быть сверху. Джейс смотрит на нее так, словно... Это неважно. Он стискивает пальцами ее бедра. — Мне нравится быть под тобой. Майя фыркает, закатывает глаза и упирается ладонями ему в грудь. — Неудачник. Молись, чтобы я не царапалась. — Могу и не устоять перед таким искушением, — нагло говорит Джейс. Майя чувствует, как он ерзает под ней, словно не против, если она именно так и сделает. — Что ж, решай сам. — Майя чуть приподнимается на коленях. — Насколько ты хорош? Джейс сначала касается её пальцами, дразнит. Тянется глубже, чтобы собрать влагу, втирает ее в чувствительный клитор, массирует, посылая искрящие вспышки дрожи по телу Майи. Растягивает её, раскрывает, чтобы войти легко, всё ещё касаясь руками там. Она хватает ртом воздух, подстраиваясь, и стонет, когда Джейс проводит кончиками пальцев в том самом месте, где она обхватывает его собой. Они не медлят. Майя вертит бедрами, сжимает их, ощущая легкий укол боли пониже спины — отголосок последней трансформации. Джейс упирается большими пальцами в выступающие тазовые косточки, оставляет следы на ее заднице. Ей не нужно ждать, пока он подхватит ритм, как порой приходилось с другими парнями. Джейс берёт её настолько жестко, насколько ей хочется. Он садится, сокращая дистанцию. Её первый порыв — оттолкнуть, удержать в прежнем положении, но оказывается, на самом деле она не против, чтобы он был так близко. Настолько, чтобы обхватить его за шею. Чтобы прикусить его нижнюю губу. Чтобы сжать пальцами его дурацкие шелковые волосы. Он укладывает руку ей на ключицы неожиданно нежно и ведет вниз, обхватывает ладонью грудь, грубо потирает сосок. Все это время не прекращая толкаться внутри, отвечая на жажду жаждой. Майе кажется — её тело безбрежно, подобно космосу, с галактиками вен скручивающимися к одной точке: к чувству, нарастающему у неё между ног — месту взрыва сверхновой. Она насаживается на Джейса и кончает, не останавливаясь, пока не получает второй оргазм. Он выходит, и они сталкиваются руками, помогая и ему подойти к грани. Майя заставляет его открыть рот для поцелуя, и Джейс тихо и сладко постанывает, хрипло выдыхая её имя. Он кончает себе на живот и ей на пальцы: Майя слизывает сперму с костяшек. Сознание затуманено посторгазмом и кажется, что она окружена нежностью и всё хорошо. Как если бы они были просто парой, встретившейся в баре, без истории и общего прошлого. Переводя дыхание и одновременно пытаясь целоваться, они оба еще дрожат, и притвориться так просто. После они лежат рядом на смятых простынях среди остатков разорванной подушки. Майя все еще испытывает отголосок оргазма: выкрученный на максимум пульс служит напоминанием. Она чувствует себя немного опустошенной. Вопреки здравому смыслу поворачивается на бок, прижимается к Джейсу и кладет голову ему на грудь. Тот обнимает ее рукой. — У тебя обычная практика трахаться с теми, кто пытался убить? — спрашивает Майя мгновение спустя. — Мало кто настолько сексуален как ты, — отвечает Джейс, и она пихает его в плечо. — И не только у тебя. — Раздосадованная тем, что ей нравится находиться в его объятиях — в чьих-либо, но особенно в его, — Майя не удерживается от шпильки: — И у твоей сестры, тоже. Или девушки? Или кто там она? Джейс отвечает не сразу, молчит так долго, что Майя начинает мысленно ругать себя, но потом говорит. — Никто. Она хмурится в недоумении, но не просит разъяснений. — Давай не будем вести счет, — тихо говорит Джейс. — Мы оба знаем, кто проиграет. Майя растопыривает пальцы и касается кончиками каждого шрама на его ключицах. Она пыталась убить его людей. Он прикончил половину ее стаи. — Сомневаюсь, что хоть один из нас выйдет победителем. Джейс высвобождает руку и смещается ниже, так, что они оказываются лицом к лицу. Бережно касается ее щеки и целует просто так, без причины, только чтобы поцеловать. — Парочка неудачников, — говорит он, всматриваясь в ее лицо. — Ты и я. Зная, что играет с огнем, Майя отвечает на поцелуй.

***

На следующий день она приходит в «Охотничью луну» до открытия. Идет прямо к столику в дальнем конце зала и допивает разлитую по стопкам теплую текилу. А потом относит стопки и бутылку в раковину, моет, словно ничего и не было. Значит, парочка неудачников.