***
Сердце осталось где-то там, в душных студиях и коридорах декораций, где время остановилось, и солнце вальсирует сквозь щели в занавесках, оседая золотой пылью на костюмах в стиле 70-х и плавных изгибах дерева раритетных гитар, где барабанные палочки, брошенные Беном, так и остались лежать на потертом со временем светлом пластике мембран, где Гвилим, сидя в кресле, перебирал струны, наигрывал знакомый мотив и сдувал со лба кудряшку. Увы, накопившиеся тепло и свет в чемодан не влезли, место у иллюминатора уже ждало, пришло время улететь, чтобы больше никогда не вернуться. Джо сидит на краю кровати и смотрит в вечернее Нью-Йоркское небо. Город, пожалуй, растерял все свои цвета, словно смыл украденную у минувших дней акварель с палитры, оставляя ее идеально белой. Здесь, на тридцатом этаже, совсем не видно ничего, и хлопья снега, то и дело врезающиеся в ледяное стекло, заставляют мечтать о том, чтобы выбраться на крышу и запрокинув голову назад, стоять и собирать их на ресницы. Вибрация телефона заставляет его вынырнуть из мыслей и, взяв аппарат с тумбочки, он проводит пальцем по экрану. «Что делаешь?» Джо улыбается, и в уголках его глаз собираются морщинки, он падает на спину и раскидывает руки в стороны. Кажется, жаркий Майами отпустил Бена из своих тягучих солнечных объятий. Мужчина, словно наяву, чувствует на глазах темную повязку и позволяет себя вести слепому человеку, который крепко держит его под локоть. Они идут, каждый в своей темноте, на ощупь, ориентируясь только на чувства и полагаясь на кончики пальцев, которые пробегаются по стенам, собирают клочки информации об окружающей обстановке. Правда темнота совсем их не смущает, она укрывает, помогает защитить глаза от яркого солнца, готового ослепить неразумных путников, осмелившихся посмотреть на него, и обрезавшихся о расплавленную медь его лучей. «Научи меня кататься на коньках» Джо хлопает глазами, не веря в буквы на экране. «Ты видел время, королева катка?» «Я думал, тебе 35, а не в два раза больше. Оденься теплее. Я жду внизу» Джо наспех натягивает куртку и хватает с полки перчатки. Проходя мимо консьержа, он виновато опускает глаза, как озоровавший ребёнок, который сбежал из дома через окно, и чья холодная постель была обнаружена пустой. Бен стоит в забавной шапке с помпоном и двумя стаканчиками в руках. Он не видит мужчину, потому что поднял глаза к небу и щурится от снега, слегка приоткрыв рот, из которого выходит пар. — Привет. Бен уже давно заметил, как к нему приближалась знакомая фигура, но виду не подавал. Ему было интересно, что Джо ему скажет, как встретит. Они не виделись три долгих недели, и во время разлуки в голове Харди что-то перещелкнуло, и шторм эмоций переродился в штиль. Будь что будет, думал он, скучая вечерами по орехово-зелёным глазам. Бен перевёл взгляд на мужчину и прочитал в его глазах всё то, что желал увидеть всё это время. Тот смотрел на него, жадно изучая каждую изменившуюся деталь, подмечая крохотные особенности, которые успели стереться из его памяти. — Привет, — выдохнул Бен, протягивая ему стаканчик, и в этот момент Джо неловко поцеловал его в надбровье. Вдоль позвонков побежали мурашки, и на глазах выступила влага, Бен пожелал скрыть последнее от спутника и, просунув свободную ладонь в его карман, переплёл их пальцы вместе. — Рассказывай, — шмыгнул носом Джо, успев немного подморозиться, — где и, главное, как, интересно, в такое время, ты хочешь взять у меня пару уроков? Бен оживился. — Тут за углом есть лёд. Площадка круглосуточная, но в такое время там никого нет, я мимо проходил, убедился. — Что, боишься посторонних взглядов? Такой взрослый мальчик, а на коньках стоять не умеет, — Джо добродушно хохотнул, Бен пихнул его в бок. — Будешь смеяться, отберу глинтвейн! Джо в несколько глотков опустошил стаканчик и довольно улыбнулся. — И кто ещё здесь мальчик, — демонстративно закатил глаза парень. Взяв из автомата коньки нужного размера, они присели на скамейку, смахнув с неё приличный сугроб, и в тишине стали шнуроваться. Джо справился в два счёта и, видя, что Бен отстаёт, присел перед ним на корточки: — Нужно шнуровать потуже, чтобы нога внутри не скользила, — он ловкими пальцами стянул узлы и поднял взгляд на Бена, — так удобно? Тот кивнул в ответ, стараясь не думать о том, как Джо устроился между его ног и в каком положении они тут сидят, потому что подсознание уже подкидывало ему картинки, от которых бедра поджимались от сладостной муки. — Ну пошли, — Джо взял его руку в свою и потянул наверх. — Хочу предупредить, — заволновался Бен, — я очень неуклюжий и боюсь разбить колени! — Ну-у, — протянул мужчина, хитро стреляя глазами, — в моей постели ты был очень ловким, и колени содрать ты ещё успеешь. Бен мысленно взвыл и дрожащими ногами шагнул на лёд. Ему даже показалось, что у него получается, пока один неловкий поворот не развёл его ноги в стороны, и он со страхом на пару, прокатившимся холодом по его ногам, не оказался в крепких объятиях. — Расслабься, позволь ногам лететь, не чувствуя льда, — Джо взял его за обе руки и, отталкиваясь поочередно каждой ногой, потянул на себя. Три. Бен закрывает глаза. Два. Темнота окутывает его. Один. Он чувствует только сильные руки и холод, щиплющий его за щеки. Вокруг нет ничего, кроме темноты и тишины, разрезаемой острыми стальными лезвиями. Он позволяет себя вести человеку, который двигается спиной навстречу дороге, но это нисколько не пугает его. Джо смотрит на Бена, закрытые веки которого подрагивают, и крепче сжимает его пальцы. Он понимает: не один в темноте. Резко остановившись, он перехватывает парня под поясницей и, не дав ему времени сориентироваться, целует его медленно и глубоко, захватывая в плен нижнюю губу, которая потрескалась на морозе, обводит кромку зубов, собирая вкус пряного глинтвейна. Бен отдаётся в его объятия, и его колени совсем не дрожат, если только немного от сладких ощущений. — Я скучал, — Бен разрывает поцелуй, шепчет, облизывая губы, его глаза лихорадочно бегают по лицу напротив, — скажи, что ты тоже, иначе зачем всё это. — Бен, расскажи, — Джо касается подушечкой большого пальца его скулы, — расскажи мне, как жить, если завтра зима, а тебя рядом нет? — Я буду, — Бен прижимается к тёплому участку его кожи под ухом, — я буду, — шепчет ещё тише. Сердце осталось там, где они были и не собой вовсе, копиями великих, блестящими подделками неповторимых. Казалось, что сердце осталось там, в гримерках, под слоями пыльных костюмов, бьющееся в ритм с хитами сорокалетней давности. Но в последний момент они успели схватить сердца с собой, вот только перепутали и теперь возят с собой из города в город чужое. Белые мухи только в им известном танце кружились вокруг, словно некто тряхнул свой прозрачный шар и поставил обратно, наблюдая, как искусственные снежинки опускаются под стеклом на двух человечков, ставших пленниками в новогодней игрушке.***
и я даже не в силах коснуться твоих ресниц, пережить эту дрожь и уткнуться в твоё плечо. кто придумал границы? для нас больше нет границ. знаешь, только с тобой я не думаю ни о чём. мои пальцы холодные, губы — синее льда. не спасёт меня свитер и даже горячий чай. всё, что станет на нашем пути — знаешь ли, ерунда. если встретишь меня, то просто не отпускай. © Astra