***
Больно. Разум, как в детстве, позволяет размышлять будто со стороны, словно это совсем не я неподвижно лежу на кровати и стараюсь не дергаться. Ну, в экстремальные сроки научилась дышать плавно — во всем нужно искать плюсы, не так ли? Хаха. Эмоции, похоже, перегорели, только в груди что-то сводит и давит, впрочем, не смогу поручиться, что это не что-то физическое. Мышцы все еще подрагивают, заставляя периодически шевелиться, от этого об ткань трутся ожоги, что тоже совсем не доставляет приятных чувств. Это даже немного похоже на зубную боль: пока не потревожишь зуб — просто ноет с разной силой, а вот если неудачно кусишь, то хочется пустить себе пулю в лоб. Разум неестественно спокоен, зато пламя «истерит», мечется по телу, затухает, вспыхивает в каком-нибудь отдельном участке и вновь приходит в состояние покоя. Когда оно очередной раз вспыхивает, в районе ожогов болит и странно, не знаю, как точно сказать, пощипывает что ли. Неизвестно, сколько так лежу, но глаза слиплись капитально, открыть их получится только если умыться хорошенько и то не факт. Нет эмоций — нет нормально связанных мыслей, просто ничто не интересно, даже скорее не нужно. Все пойдет своим чередом, само как-то решится. — Ты как себя чувствуешь? — На кровать кто-то садится. Вроде бы это Кэтрин, не знаю. Одеяло аккуратно приподнимают, прохладный воздух блаженно проходится по вспотевшему телу, ласково проходясь сквознячком по ожогам на руках. Искривляю губы в подобии улыбки, на большее пока не способна, даже говорить не могу. Девушка ласково берет мою ладошку и сжимает прохладными пальцами, легонько поглаживая большим пальцем по костяшкам, видимо, утешая. От нее веет запахом свежести, и это именно то, чего в этой жаре так не хватает. Однако только что наполнявшее каждую клеточку тела пламя будто растворяется снова, не оставляя после себя совершенно никаких ощущений, как будто его совсем нет. От этого становится прохладнее. Не хочу, чтобы меня снова накрывали одеялом из-за озноба, ткань неприятно будет тереть волдыри. Сами ожоги я еще не видела, да и вообще ничего не видела, но заранее представила и содрогнулась от отвращения. Почему-то расчлененка на экране не так вызывает брезгливость, как вот такие болезни и этому подобное, а ведь думала о себе, что непрошибаемая. Ага, как же. Кто-то рядом зашлепал босыми ногами по полу и убежал в боковую дверь на моей стороне. Только сейчас дошло что это скорее всего туалет. Говорит это мне интуиция или развитая фантазия, но почему-то думаю, что это кто-то из новеньких убежал блевать. Как-то даже неудобно и стыдно стало. Где-то в стороне что-то явно недовольное бубнил мальчик. Рю, да, Рю, имя вылетело из головы. Нога дернулась, как на зло бедром прямо по одеялу и довольно сильно. Мимолетная радость, что на мне сейчас майка и трусы — шортики, в штанах и в кофте, которые были изначально и которые с меня сняли, все было бы гораздо хуже. Сжимая губы, чтоб не застонать, не нужно пугать людей больше нынешнего, пропустила момент, когда кто-то зашел. Неизвестные и почти взрослые голоса раздавались где-то далеко, но даже так давили на уши, голову стальным обручем сжала боль, проходясь прямо по вискам. Дыхание, главное контролировать дыхание, сорвусь — лопатки станут тереться об простынь. — Так должно стать легче. — Тихий и какой-то спокойный голос был одновременно вдалеке и под самым ухом. Одеяло почти небрежно откинули в сторону, а тело начали гладить чужие руки, приносящие заметное облегчение незамысловатым массажем. Некто легонько помассировал лодыжки, не сильно надавливая пальцами по каким-то точкам, поднимаясь выше, почти коснулся ожогов, от чего сначала было сильно неприятно, но как только он поднялся выше, к солнечному сплетению, где по ощущениям был самый болезненный ожог, ноги словно отрезало. Никаких ощущений, совершенно, и так все выше и выше, пока в конце концов он не положил большую ладонь мне на лоб. — Расслабься. Чувствуешь что-то? — Ничего. — Вышел невнятный хрип вместо нормальной речи. Толи горло пересохло, толи повреждены голосовые связки. — Совершенно ничего. — Мне поднесли к губам стакан и приподняли голову, помогая выпить. Капельки воды противно стекали с губ вниз, но никогда она еще не казалась настолько вкусной. — Хорошо. Теперь все хорошо, маленькая. — Ей надо умыться, а потом лежать, но скоро она пойдет на поправку. Ожоги от собственного пламени чаще всего заживают довольно быстро и почти безболезненно, хотя и шрамы останутся. Неожиданная реакция на стандартную проверку, но не более. — Некто удаляется в сторону бывших пустыми кроватей на противоположной стороне. Стандартную проверку? Поворачиваю голову на бок и пытаюсь таки раскрыть веки, слушая фоном идущий срач между другим неизвестным, втолковывающим что-то Рю, и, собственно, хнычущим Рю. Парень не впишется в здешнюю компанию наверняка: никто не любит надменных нытиков, ноющих по поводу и без. Хотя глупо ругать ребенка за испуг, он всего лишь напуганный маленький мальчик, привыкший к всеобщей ласке и потаканию. Много ли я сама от него отличаюсь? Похоже, не все так считают. — Задолбал! — Рычащий голос и шлепок с последующим скулежом. Получилось немного приоткрыть левый глаз, но он сразу же закрылся, все кругом слишком светло и ярко. Кто-то вновь подходит совсем близко, берет под руку и помогает приподняться, беря еще под лопатки. Испуганно вздыхаю, готовясь к приступу боли, но ничего не происходит. Так, аккуратно встаем и с помощью, словно для слепой и немощной, проходим в туалет. Странный туалет какой-то. Промыв не без помощи глаза и умывшись в целом, намочив еще и волосы, с приятным удивлением поглядывая на невозмутимого Рокудо, делающего вид, что все так, как надо. Он же проводит под руку обратно, укладывая на кровати. Приятно. — Спасибо. — Вышло тихо и искреннее даже, чем я рассчитывала. В ответ слышу беззлобный хмык. Оборачиваюсь на неизвестных, устроившихся на своих кроватях. Обоим парням минимум лет по семнадцать. Тот, который солнце, ибо лечит, повернулся ко мне. — Если что-то снова заболит, сразу говори мне. Меня зовут Чхве Дон Хэ. Это Ли. — Он кивнул на крашеного блондина, который залепил пощечину Рю. Отросшие на несколько сантиметров волосы показывали настоящий черный цвет, а холодные желтые глаза хищно блеснули. Сам Дон Хэ тоже был брюнетом и стойко вызывал ассоциации с Девятым из «Эхо террора» своей прической и очками с овальными линзами. Впрочем, больше внимания привлекали тонкие линии — морщинки, напоминающие об Итачи. От них не шло враждебности, но своей аурой что ли парни заставляли робеть перед собой, словно малолетка перед старшеклассником. Неловко. Мне оставалось только кивнуть и лечь поудобнее, словив виноватый взгляд вернувшейся из другого туалета Ай, в которых, кстати, были еще душевые кабинки и какие-то шкафы помимо раковин и унитазов. Блэк вернулась на свою кровать и, похоже, задремала, сестры кореянки болтали между собой вместе с присоединившимся к ним Дон Хэ на корейском, Ли точно лег спать, отвернувшись ото всех к темно — зеленой блеклой стенке. Каждый был чем-то занят, а мне осталось лежать без дела. Спать не хотелось. Может?.. Как обычно раздумья много времени не заняли. Отодвигаю одеяло и задираю майку, недолго разглядывая травму. Действительно отвратительное зрелище: черное пятно диаметром где-то сантиметров в пять, пару розовых пятнышек, где кожа совсем сгорела, на красном участке вокруг основного ожога были неприятные волдыри. Мерзко. Быстро закрываю ожог майкой. Разве это нормально? Почему меня не вылечили? Что-то я сомневаюсь, что Эстранео, или кто тут главный, не хватает средств на нас. Даже обидно как-то. Скучно наверно. У всех есть свои дела, свои занятия, а я… Я просто не знаю. Сейчас, отойдя более менее от всего этого, пришло время нормально оглядеться и понять, что делать дальше. Мысли не отпускает ощущение пламени того парня, это солнце такое прохладное, зимнее даже. Странные ассоциации. С просмотра аниме осталось мнение, что люди с этим пламенем такие горячие перцы, активные и неукротимые. Ну, это смотря на Рехея и Реборна. Да и сама характеристика подразумевает именно такое «сияющее» поведение. Впрочем, Ирие Шойчи на знатного активиста совсем не тянет, если я правильно помню. Тут уж скорее светило науки. Думать не хочется, а надо бы. Заняться, заняться… Тут ведь ничего нет такого, кровати, лампы, туалет, а вещей типа блокнотов, мозаики или чего-то подобного нет, и выходит, что остается или общаться, или спать. Разве не логично, что нас надо чем-то занять, дабы не совершали глупостей? Или Эстранео боятся, что мы себя карандашами убьем или вены листочками разрежем? При последней мысли перед глазами встали воспоминания о руках Кэтрин. Вертикальные глубокие шрамы от запястьев до локтей. Она пыталась самоубиться? Вероятно.***
Бездействие заставляет думать. Ничего другого и не остается по сути, только лежать, лежать и лежать… Прошло уже где-то три дня, за которые мало что поменялось. Когда я все же смогла заснуть, то мне впервые за долгое время приснился по-настоящему страшный сон, а точнее воспоминание, чего, кажется, со мной вообще никогда не случалось. Разные приключения, экшн, смерти и фэнтези, но не прошедшие события. Я чувствовала и видела все, что происходило в тех операционных, каждое движение, каждый рывок, стон, крик… Было трудно осознать, что сон уже прервался, перед глазами стояли картинки произошедшего, а места, куда оказывается вводили пламя других видов, что мне стало ясно после сна — видения, где я смогла заметить цветные всплохи, дико жгло. Горло свело так, что даже хрипа выдавить не получалось, и было жутко холодно. Одиноко. Пробегали даже сумбурные мысли о том, где Акира и почему не работают батареи. Бред, лихорадка. На какие-то секунды показалось, что я дома… Шорох где-то спереди стал побуждением к действию: не особо задумываясь о происходящем, я поползла на звук, чуть не упав, когда перелезала с одной кровати на другую. Тепло, живое тело. Плевать, что не те пропорции и явно чужие чертыхания. Очередная вспышка боли, от чего перед глазами померк последний свет. Кажется, я тогда заскулила. Не помню точно. Через какое-то время появилось то самое «прохладное» тепло, дарующее облегчение и снова сон, теперь уже просто отрубилась. Мы не были частью системы — эта мысль появилась еще в самом начале, при знакомстве с жителями комнаты, однако, чтобы ее осознать, потребовалось несколько недель. В закрытом социуме всегда так, чужаки рассматриваются как угроза, это понятно, нормально и объяснимо, однако все равно неприятно, пусть выбранная мной линия поведения изначально была выигрышной. Понять, что на ближайшие скорее всего несколько лет эти люди станут моей семьей в лучшем случае было просто, но на словах всегда все просто, а вот жизнь что-то не радует простотой поступков и взаимосвязей, я сильно заскучала по детскому саду, где все было гораздо легче: этот одолжил лопатку — друг, не дал покачаться на качели — враг, подарил конфетку — снова друг. Здешние ребята понимали друг друга с полуслова, тем самым сразу же создав вокруг нас некую зону отчужденности, непонятные отрывистые реплики не давали никакой информации для новичков, в то время как для «ветеранов» были как минимум сплетнями. Мое подобие дружбы с Мукуро и Кэтрин могло стать ключом в их закрытый мирок, однако было принято решение смиренно подождать, пока не позовут сами; спешить некуда, а портить все откровенно не хочется. Проще подождать, потерпеть, никто никуда не убежит. В экстремальных ситуациях люди ведут себя по разному, кто-то теряется, кто-то начинает фонтанировать эмоциями через край, а кто-то наоборот собран более обычного, я, похоже, отношусь к числу последних. Не скажу, что это радует, но из имеющихся вариантов этот самый лучший, хотя лучше бы было в экстремальные ситуации вовсе не попадать, но что имеем, то имеем. За прошедший примерно месяц, четко чувствовать время никогда не было моей особенностью, удалось запомнить несколько имен, наверно, ученых и примерно разобраться, кто как к кому относится в комнате. Пусть мы, новички, в комнате были практически постоянно, а вот остальных довольно часто забирали, порой по несколько раз за день, и далеко не всегда они возвращались в хорошем расположении духа. В основном особенно нервными были Ли, Мукуро и Джи Су, и каждый психовал по своему. Китаец мог начать орать и ударить того, кто попадал под руку, Джи Су не дралась с другими, но с особым удовольствием начинала потрошить все подушки и одеяла в зоне видимости, а иллюзионист начинал плеваться ядом и давить аурой, буквально погружая в апатию и мрак, сводя с ума. У каждого выпуск эмоций проходил по-разному, но каждый раз это было страшно, появлялось неудержимое желание сжаться в комочек, чтобы не заметили, чтобы прошли мимо, не пронзая безумным взглядом насквозь. И мне везло. Мишенью для спуска пара выбрали частенько не вовремя вылезающего мальчика. За почти месяц от бойкого, яркого и самоуверенного ребенка остался только забитый зверек с большими испуганными глазами, загнанно жмущийся к углу кровати, замечая активность троих агрессоров. С каждым днем жизни в Рю все меньше и меньше, мне страшно предположить, что будет, когда он сломается окончательно. Пока что гнев на себе успели испытать все, кроме меня: Кэт сорвалась и ударила током лезущую с расспросами Ай, казалось бы, не из-за чего наорала; Ли психанул, когда Юки, бегая от сестры, запрыгнул на его кровать. Да и на своих они не стеснялись срываться, Ли периодически будто бы ластился вперемешку с истерикой к абсолютно невозмутимому Дон Хе. Признаться, если бы мы были на свободе, я бы предположила, что китаец пьян, но тут напиться негде и нечем. В такие моменты он был наиболее страшным и непредсказуемым и в такие моменты я старалась как можно незаметнее переползти к Мукуро, с ним становилось менее опасно, он мог защитить. Не знаю, почему так решила, быть может интуиция. Однажды сей маневр заметил Ли как раз в момент такой истерики. Он мгновенно отвлекся от приятеля, переключая на меня все свое внимание, жуткие звериные глаза пугали похлеще криков. Когда бугай, и я не учитываю свое искаженное восприятие, парень реально кабан тот еще, подхватил меня под подмышки, я обмерла. Он сел на свою кровать и даже как-то аккуратно усадил меня на колени. Все, кончилась защита, сейчас я сделаю что-то не то и он свернет мне шею, с такими сильными и большими руками для него это не проблема. — Вот помню, лет десять назад, когда я был сопливым юнцом, — Большая, очень большая рука легла сначала мне на лоб, а потом с нажимом провела назад, будто зализывая волосы, я раньше так своего кота гладила и это сравнение мне не понравилось. Сердце пропустило удар. — мы с отцом отправились в лес. Он вместе с нашим псом пошел вперед, а я отстал, заглядывая под каждый куст, ища грибы. Люблю грибной суп с картошкой. И случайно услышал мяуканье сверху. Оказалось, что на ветку, довольно невысоко, забрался маленький детеныш рыси. Я решил взять его себе. Однако, когда я взял его в руки, на меня набросилась его мамаша. — Спиной чувствую, как он улыбается. Дальше началась пауза — он не продолжал рассказ, а никто не начинал своих разговоров. В напряженной тишине Ли продолжал меня гладить, а я боялась перевести взгляд со стены напротив хотя бы немного в сторону. Единственная, кто, кроме Чхве, мог что-то возразить, а в данной ситуации спасти меня, была Кэт, но ее, как и сестер кореянок, в комнате не было. С Мукуро Ли друг друга игнорируют и, если бы я успела перелезть на его кровать, меня бы не тронули. Но я не успела. — А что дальше? — Кажется, вопрос прозвучал почти невинно и голос не выдал моего напряжения. — Я ее задушил. Отец меня похвалил и разрешил оставить рысенка себе. Это было первое и пока единственное наше прямое общение с Ли и повторения я, честно говоря, не желаю совершенно. И вообще стараюсь проводить больше времени с Рокудо и Блэк, с ними как-то безопаснее. бечено.