Брачная ночь

Это было неизбежно. Настолько неизбежно, насколько и желанно. Настолько желанно, насколько и страшно. И странно. Очень странно. Ньют всегда был чистым и невинным, и Тина при желании не могла представить себе, что когда-то он… Когда-то она… Они… И всё же, этот день пришёл. Их поженили, клятвы отзвучали, танцы оттанцевали, нюхлей загнали в Зверятник. И даже крошка Пикетт, неизменный спутник, был отправлен на дерево, к остальным лечуркам. «Никаких свидетелей», — сбивчиво пробубнил Ньют и покраснел до кончиков ушей. У Тины и вовсе хватило сил только на то, чтобы кивнуть. Её не столько пугало предстоящее, как смущала мысль, что Ньют ощущает себя крайне неловко. Он, хоть и был теперь её законным мужем, все же оставался в первую очередь милым краснеющим мальчиком. Мальчиком, которому предстояло исполнить свой супружеский долг. Нет, Тина вовсе не сомневалась в его желании. И когда Ньют целовал её, робко и нежно, тесно прижавшись к ней всем телом, она ощущала это желание, но одно дело желать, а другое… — Тина… Её имя прозвучало вопросом. Ньют разорвал поцелуй и, уткнувшись носом в её волосы, хрипло спросил: — Я… Не уверен… Человеческий самец должен… Ну… Брачный клич, всё такое… Извини, просто, я правда не знаю… Если надо, я могу. Могу, как самец камуфлори, могу протанцевать брачный танец сносорога, а могу… Тине было жаль его. Такой растерянный, такой стеснительный. Конечно, Тина и сама обладала только теоретическими знаниями, но не помочь ему не могла. — Ньют, — оборвала она его и обхватила ладонями лицо. — Ничего не нужно. Тебе не нужно доказывать свою привлекательность и добиваться моего расположения. Ты — мой муж. Я вышла за тебя замуж, потому что люблю. Меня не нужно влюблять танцами, кличами и чем бы то ни было ещё. Расслабься. Она поцеловала его в веснушчатый нос и с удовлетворением отметила, что плечи его расслабились. — Ладно, — сказал он наконец и прикусил губу. — Просто это бы оттянуло момент, когда… Я учёный, Тина. Я наблюдал за процессом размножения многих зверей, делал записи, но… Я не совсем уверен, что стоит брать пример с нюхлеров или дромарогов. В этот раз Тина не смогла сдержать нервного смешка. — Определённо, Ньют, я бы не стала повторять за нюхлерами. И уж тем более не брала бы в пример дромарогов… — она ощутила, как щёки её краснеют. Пожалуй, не стоило представлять себе эту картинку. — Мы можем просто лечь спать. Я не обижусь. Этот вариант показался Тине самым оптимальным. От натянутого нервной струной напряжения и острого ощущения неловкости, что висело между ними, хотелось попросту сбежать. — Я во многом не уверен, — Ньют провёл ладонями по её плечам до самых локтей, притянул её чуть ближе. — Я не знаю, как и что, но я знаю точно — спать я не хочу. То есть, я планирую, но… Потом… Надеюсь, что очень нескоро… Или если ты хочешь… Бабочки рвались из живота Тины, смешивались с чечеткой её сердца, ватными ногами и мурашками на коже. Слова Ньюта — такие простые и волнующие одновременно рождали массу сомнений в собственных переживаниях и желаниях. То, что Ньют не планировал отступать, с одной стороны было хорошим признаком, а с другой… Ох, Тина не была совершенно ни в чем уверена. — Тс-с-с… — не зная, что сказать, она притянула губы Ньюта к своим. Во всех сложных ситуациях — целуй. В этом у них хоть был уже маломальский опыт. Ньют, очевидно, был с ней солидарен, потому что в этот момент окончательно расслабился. Время они выиграли, по крайней мере, двадцать минут. За это время они даже успели из стоячего положения переместиться в сидячее, и избавили Ньюта от галстука-бабочки, а Тину — от туфель. Но на этом их отвага выдохлась. — Я должен снять носки? — спросил вдруг Ньют, не разрывая поцелуя. — То есть, здесь холодно, но я могу снять. Или ты… Если ты хочешь, я сниму, и… Тина отстранилась. Хотелось провалиться сквозь землю вместе с Ньютом и его вопросами. — Мы подумаем над этим вопросом, когда на тебе не останется ничего, кроме носков. — Нервно рассмеявшись, Тина сложила руки на коленях. — Мы — два слепых низла, Ньют. Тычемся о стены практики, разбиваем носы и не знаем, как пересечь грань. Нам обоим страшно, поверь. Но давай попробуем без лишних вопросов. Инстинктами. Они встретились взглядами. Ньют выглядел чуть виноватым и смущенным сверх меры. — Ночник оставить? — спросил он, но тут же покачал головой. — Никаких вопросов, Тина. Больше никаких вопросов, обещаю. Он взял её ладони в свои, огладил кожу. Наконец, пальцы его скользнули вверх и легли на пуговицы воротника, после некоторого сомнения всё же неловко отщелкнули две верхние. Ньют словно и не дышал всё это время, а Тине казалось, что сама она дышит слишком громко и часто. Она в свою очередь помогла мужу стащить пиджак, но ещё долго ни один из них не решался на большее. А потом руки и губы, очевидно, наплевав на мнение хозяев, зажили собственной жизнью. Со стороны Ньюта прозвучал ещё сто и один вопрос: Не слишком ли он спешит? Не холодно ли ей? Десяток «извини», «тебе приятно?» и «всё ли я правильно делаю?». На многие Тина как могла отвечала, некоторые она проигнорировала, пару раз сама уточнила, всё ли ему нравится. Раз или два они прервались на хохот, один раз на истерику Тины и ещё один — на истерику Ньюта. Однако быстро взяли себя в руки и подошли к вопросу более научно. Ньют провёл короткое исследование реакции их тел на внешние факторы, выделил ряд особенно приятных раздражителей. Затем снова было смущение, пара тычков локтями и коленями, от которых наутро, наверняка, останутся синяки, неловко стянутые носки, извиняющийся бубнеж и очередной взрыв нервного смеха. А потом всё оборвалось. Внезапно, в один миг. Неловкость и нервозность просто растворились в удовлетворенном вдохе и таком же удовлетворенном выдохе. Первые уверенные движения заставили обоих теснее прижаться друг к другу. — Это уж точно не как у нюхлей, — пробормотал Ньют, более требовательно и жадно впиваясь в губы Тины. Муж. Теперь Тина понимала, что это означает. Она в полной мере осознала природу своих желаний и наконец позволила себе отбросить всякое смущение. Руки пробежали по спине Ньюта и остановились на пояснице. Кожа под её пальцами была горячей. Зарубцованная от давних встреч с дикими созданиями, она открыла совсем другого Ньюта. Ньюта-мужчину, на самом деле — самца. Тело оказалось более мускулистым, чем можно было предположить, глядя на Ньюта в рубашке, прикасаться к нему Тине понравилось. Нет, мир не взорвался тысячей осколков, как обещала Куинни, но, определенно, это было очень приятно. Позже, когда они лежали, обнявшись, и всё ещё в смущении отводили взгляды, Ньют признал, что это было вовсе не так, как он ожидал. — Знаешь, теорий и научных выводов недостаточно, чтобы описать… Это… — сказал он, коснувшись губами её виска. — И я не думаю, что действительно стоит сравнивать это с повадками зверей. Любых зверей. Я знаю только одно, и этот вывод нравится мне: в человеческом мире всё куда эмоциональнее. Тина лишь поцеловала его в ключицу и потерлась носом о шею. — Если ты пытаешься сказать, что тебе было хорошо… Да, мне тоже было хорошо. Сказав это, она, отчего-то, не ощутила привычного смущения, и когда Ньют промурлыкал ей на ухо — тоже крайне беззастенчиво — что он готов повторить, она с радостью приняла предложение.