***
Монстр в кровати Сокджина приходит на следующий день, когда тот еще доживает последние минуты в универе. Он недовольно выкуривает сигарету за сигаретой у закрытой двери целый час, периодически насилуя звонок, а, когда пачка кончается, спускается за новой – и у магазина сталкивается со своей добычей. Добыча с пакетом, полным дешевой лапши, убегать явно не настроена. Добыча хочет переодеть рубашку, на которую староста группы нечаянно пролила кофе, выпить еще пару кружек того самого кофе и наконец-то отлить. Намджун терпеливо ждет, от нечего делать рассматривая маленькую уютную квартирку, и кажется большим страшным пятном на всем этом пастельном великолепии – так думает Сокджин, выходя из уборной и стряхивая капельки воды с пальцев. Больше ни о чем подумать он не успевает. Большое страшное пятно поглощает его целиком в удовольствии, грубости и запахе никотина. Его впервые берут на холодном кафеле, от контраста ледяного пола и горячих рук хочется задохнуться – ему пиздецки непривычно и хорошо. Уже после, отдышавшись, Сокджин устало утыкается лбом в стену душевой кабинки, пока с него торопливо, неосторожно царапая нежную кожу ногтями, смывают пот, грязь и сперму. Почему-то хочется вернуться в те недалекие времена, когда он был беззаботным и одиноким, и единственной проблемой были терки с преподавателем в универе. Намджун перед уходом выпивает чашку кофе без сахара, зачем-то оставляет горький кусачий поцелуй в губы и исчезает за дверью, бросив что-то вроде «Еще увидимся, бро». Сокджин надеется, что это шутка такая. Зря. «Бро» приходит следующим же вечером, уже слегка под градусом, настолько слегка, что Сокджин удивляется тому, как тот вообще нашел его квартиру, побывав в ней два раза от силы. Он уже собирается спросить об этом, но не успевает. Пьяный Намджун целуется еще охуительнее и напористее, чем трезвый, и возбуждение едва не сшибает Сокджина с ног – приходится ухватиться за ближайший более-менее устойчивый предмет, кем оказывается причина уходящей из-под ног земли. Тем же вечером Сокджин отсасывает впервые в своей жизни. Кажется, справляется неплохо.***
Монстр в кровати Сокджина устраивается удобно и уходить не собирается. Вернее, он уходит. Но потом возвращается. Каждый вечер. Точно в девять – как по расписанию, и всегда с бутылкой алкашки под мышкой и презервативом в кармане. Осторожный, сука. — Чай, кофе? – Сокджин пытается быть радушным хозяином. – Может какао? — Тебя, - ему не позволяют. В конце концов, изгибаться под чужими руками, стонать так, что соседи начинают стучать по стене, и насаживаться с внезапно открытым в себе талантом настоящей шлюхи – тоже гостеприимство. Своеобразное, но все же. Намджун всегда курит перед сексом. И после тоже. Устроившись головой на его груди, прослеживая, как тонкий дымок выходит в приоткрытую форточку, Сокджин думает, что скоро квартира, вся постель и он сам, ни разу в пальцы сигарету не бравший, пропахнут этим ментоловым куревом. — Тебе нравится? В волосы лезет чужая наглая ручища, легонько оттягивает, в какой-то жуткой попытке сделать приятно пальцем скребет кожу. «Что?» — хочет уточнить Сокджин. То, что ему придется от этого запаха вымывать всю квартиру? Или то, что каждый вечер его хаотично, на грани грубости трахает парень, о котором он практически ничего не знает? Или то, что, по ощущениям, в его патлах яростно ищут вшей? В любом случае ответ один. — Я спать хочу, Намджун. Поговорим потом. Он сползает с чужого тела и переворачивается на бок, прижимая колени к груди. Отрубается настолько быстро, что не чувствует, как здоровая загребущая рука неуклюже-нежно ползет по телу и притягивает к себе, вырисовывая на коже какие-то свои чудовищные символы.***
Монстр в кровати Сокджина сжирает его сердце с потрохами и беспощадно. Не то чтобы Сокджин был падок на «плохих мальчиков», или знакомства после пьяного перепиха казались ему особенно многообещающими, но в последнее время он не раз ловил себя на том, что искал какие-то оправдания странному поведению Намджуна. Трахаться любит больше, чем мать родную? Да ладно, все мы люди! Дымит, как паровоз? Так от нервов. Балуется травой? Ну, главное, что не героином. Сокджин, конечно, красавец, но Намджуна чудовищем ему называть все равно как-то уже не хочется. Даже когда тот гортанно рычит, когда хен – да, они все-таки узнали возраст друг друга – ломается приличных десять минут. Все идет по пизде, когда однажды Намджун приходит без алкоголя. Зато с быстрорастворимым кофе и смущенным «Я заметил, что он закончился». Сокджин на автомате ставит банку в шкаф, закрывает скрипучие дверцы и уже тянется пальцами к пуговицам на рубашке, но его останавливают движением руки. Намджун неловко садится на стул и поджимает ноги под себя. В тесной розовой кухоньке в своей здоровой кожанке, завешанный серьгами и пирсингом, он кажется ни капли ни страшным – скорее нелепым. — На кого ты учишься? – внезапно спрашивает он после минутного разглядывания тарелок с котятами. — Чего? – вопрос сбивает Сокджина с толку. — Учишься. На кого? – терпеливо повторяет Намджун. И губу прикусывает вопросительно. До боли знакомое движение, ранее совершаемое при абсолютно других обстоятельствах. — На физика-ядерщика, - все еще непонимающе отвечает Сокджин. – Ты не заболел случайно? Намджун восхищенно присвистывает. — Ядерная физика. Охуеть. Ты пиздецки крутой, ты знаешь? Последний раз Джину такое — но цензурнее — говорили в средней школе, когда он спас котенка для нравившейся ему тогда одноклассницы. Знал бы тогда маленький Сокджинни, что станет с его предпочтениями, и милая девочка с бантиками превратится в грубого парня, от которого за километр несло «Не подходи, сожрет нахуй!». — Спасибо? Намджун молчит еще несколько минут. Это становится настолько некомфортным, что Джин уже собирается предложить то, за чем они, вообще-то, здесь в принципе собрались, прежде чем слышит: — А я на лингвиста. Хуево звучит, правда? — Звучит пиздато, — честно отвечает Сокджин. Намджун впервые за все время их общения не ухмыляется, а по-настоящему улыбается. Так Джин узнает, что у него очень милые ямочки, в которые так и хочется тыкнуть пальцем, будто бы ему шесть лет. Они больше не трахаются бездумно. Они вообще не занимаются сексом – драгоценные вечера уходят на обсуждение науки, искусства и жизни в целом. Намджун, оказывается, увлекается Древней Грецией, пишет музыку и в подростковом возрасте мечтал стать айдолом. Песни у него и правда классные – очередные часы проходят в прослушивании плейлиста с лаконичным названием «мое». Монстр постепенно теряет свою жуткую оболочку, превращаясь постепенно в просто слегка грубоватого человека. Но Сокджин думает, что, наверное, лучше бы его просто вот так вот бесчувственно ебали, как раньше. Было проще. Без вот этого вот дерьма, которое его однокурсницы, воодушевленно щебеча, называют влюбленностью. Просто секс. Последний раз он засыпал голым рядом с Намджуном три недели назад.***
Монстру в кровати Сокджина явно нравится. Курить, закидывать ноги на стену, повторять домашнее задание, мешая готовиться к завтрашнему зачету, приглушенно смеяться в ответ на недовольное ворчание – да и в принципе жить. И с Сокджином ему тоже, кажется, ничего так. Намджуну, походу, в кайф слушать длинные путанные рассказы о том, как прошел сегодняшний день, пересказ лекции, в которой он все равно ничерта не понимал, смотреть, как Джин запускает пальцы в свои волосы, задумываясь на секунду – в кайф даже чуть больше, чем укуриться в слюни, пуская взгляды в бескрайнее небо и мечтать о вечном. Без шуток – однажды Сокджин нашел его в таком состоянии на собственном балконе. И потом еще очень долго отпаивал чаем и разговорами. А Сокджину странно, потому что он не понимает, почему Намджун превратился из «Я тебя трахну здесь и сейчас» в «Как тебе та книга, которую я дал в прошлые выходные?». По-моему, из любовников в друзей не превращаются. Так только в романах сопливых бывает, в дешевых переплетах из киосков на углах домов. Сокджин – ученый. Он любит, когда все можно разложить по полочкам, объяснить понятно и доступно, без всяких загадок, поэтому спрашивает как-то прямо: — Кто мы? Намджун давится сигаретой и в непонятках смотрит на хена. Открывает уже рот, чтобы издать какую-нибудь очередную философскую фразочку, как его перебивают: — Нет, я имею ввиду, друг другу. С самой первой встречи. Мы приятели? Лучшие друзья? Бывшие? Просто трахнулись по пьяни, а потом скатились в какую-то задницу? Кто мы, черт возьми? Сокджин хмурится, кутается в куртку – на балконе стоять холодно, сегодня обещали похолодание. Куртка намджунова, кстати – он это замечает только сейчас, осознав тот самый запах ментоловых сигарет, который ему уже под корку головного мозга въелся. Ну и к черту. Зато теплая. Намджун думает недолго, улыбается – на секунду в улыбке проскальзывает та самая хищная ухмылка, которая не показывалась уже так давно, что о ее существовании все давно забыли. Он делает шаг вперед – Сокджин повторяет, только назад, еще раз, еще, пока не упирается спиной в стену. Намджуновы руки устраиваются по обе стороны от него, ехидный взгляд скользит по всему телу, заставляя вжиматься в холодный кафель и желать раствориться в нем. — Ты до сих пор так и не понял? Монстр с рычанием смеется. Совсем не пугающе, как-то по-доброму. Сокджину почти не страшно, даже когда его губы сминают в требовательном и ни разу не грубом поцелуе.***
Монстр в кровати Сокджина съедает без остатка каждую частичку души и тела, забирает все себе – по-собственнически, ревниво и отчаянно. Сопротивляться бесполезно, да и желания нет. Они лежат в кровати, и занятие выводить слова песни, играющей из включенного плейлиста, на груди Намджуна завораживает – она большая и удобная, может целое предложение поместится. Или целый Сокджин. — Давай начнем сначала. Намджун бросает то ли внимательный, то ли просящий взгляд на макушку Сокджина. Макушка качается туда-сюда неопределенно и мычит: — В каком плане? — А вот так. В объятиях монстра тепло и уютно, в его загребущих лапах – безопасно, и Сокджин не возражает, когда Намджун приподнимается и усаживает хена себе на колени, а затем целомудренно (и неважно, что параллельно он нежно поглаживает бледные бедра) чмокает в зацелованные губы. — Привет, я Ким Намджун. — «Я тебя вчера трахал»? – хмыкает Сокджин и хихикает, довольный шуткой. — Нет. Монстр делает вдох и превращается в человека окончательно и навсегда. — Я тебя вчера любил.