Водка

Нико шатается по дому почти в бессознательном состоянии, цепляется за стены и бьёт плечи о косяки, нетвёрдо стоит на ногах и в принципе плохо понимает, где находится, который сейчас час или куда он идёт. У Нико тут вообще-то драма, трагедия и разбитое сердце; полупустая бутылка в руке и страстное желание делать всё, что взбредёт в голову: стащить чей-то плеер, чьё-то бухло или, может быть, чьё-то спокойствие. Невероятно уверенно для не имеющего ни малейшего представления о своём местонахождении человека Нико бредёт в гостиную, по пути засовывая наушники в уши и хаотично листая плейлист. Прислоняется к стене, чтобы перевести дыхание, и покачивает в такт песне головой. Наверное, он что-то сбивает и выдаёт своё местоположение приличным грохотом, а, может, кому-то очень приспичило просто так побродить по пустым коридорам именно этой ночью, но, независимо от причин, на плечо ему ложится ладонь: тёплая, широкая и мешающая танцевать. Нико потряхивает бутылкой и оборачивается, напевая строчки на каком-то языке — иностранном по факту и инопланетном в его исполнении, — и, Джейсон подозревает, абсолютно не понимает, кто перед ним находится. На лице у него — пьяная радушная улыбка: может, перед Нико сейчас стоит Перси, или отдалённо напоминающее человека тёмное пятно, или единорог пролетает по розовой радуге — чёрт разберёт по прищуренным глазам, честное слово. — Ты напился? — Джейсон говорит неуверенно, не знает, как реагировать, и Нико хмурится. — Водка, — улыбается он вдруг радостно, потряхивая уже наполовину опустошённую бутылку. — Во-о-одка, — он тянет слог и снова глупо улыбается, чуть заваливаясь вперёд и переставая наконец дёргаться в подобии танца, а затем снова бормочет что-то на придуманном языке. Взгляд его фокусируется, и Нико предпринимает попытку отодвинуться, но Джейсон держит крепко — не вырвешься. Тёмные глаза ди Анджело горят пьяным азартным огнём, уже подёрнутым сонной пеленой, отросшая чёлка хаотично размётана по лицу, а губы всё ещё упорно норовят растянуться в бестолковую ухмылку. Джейсон спускает руку ниже, перехватывая чужое тонкое предплечье, и куда-то его ведёт. Наверное, Нико лучше просто оставить в покое, но Джейсон серьёзно опасается, что в таком состоянии он просто разобьёт себе голову о ближайший угол. Или заснёт где-нибудь на полу, прямо на осколках выроненной в забытьи бутылки. Или просто выпадет из неосмотрительно открытого окна — чего ему стоит, если ноги уже вовсю радостно заплетаются и к концу пути он на Джейсоне почти висит. Едва переступив порог, Нико мешком с картошкой валится на пол и делает смачный глоток прямо из горла раньше, чем Джейсон успевает сориентироваться и отобрать у него бутылку. Улыбка растягивается шире, он дёргает головой, совершает непонятное движение рукой и вдруг тянется к своему сопровождающему, едва не распластавшись по паркету. Тот садится с тихим вздохом рядом, придерживая пьяное, ни черта не соображающее и очень глупое тело, осторожно гладит по голове — в общем, понятия не имеет, что надо делать дальше. Нико цепляется за его футболку, пытаясь встать, но вместо этого лишь снова теряет равновесие. Потуги подняться вовремя пресекаются, и Джейсон оглядывается на кровать, планируя хоть своими силами, хоть божьими максимально аккуратно закинуть его туда. Нико такой план совсем не нравится, и он использует запрещённый приём. На подёрнутые пеленой глаза наворачиваются слёзы, он внезапно всхлипывает, морщится, одновременно сердится на себя и чувствует невероятную, всепоглощающую жалость — пытается что-то сказать, но язык заплетается, и Джейсон просто смотрит, смотрит, смотрит. Наверное, в этом есть что-то садистское, но… Нико хватается за его шею, цепляя пальцами футболку, мотает головой, смаргивая слёзы, утыкается носом в плечо и смазанно шепчет чужое имя. На лице, как у шизофреника, снова растягивается довольная пьяная улыбка, хотя глаза ещё влажно блестят, и он на удивление ловко перехватывает тянущуюся оттащить его руку Джейсона. В груди у того разливается удушающий жар, словно он сам сейчас одним мощным глотком выжрал половину отобранной бутылки, всё ещё стоящей где-то за спиной и рискующей в любой момент оказаться опрокинутой, и Нико кажется таким… мальчишкой. Мальчишкой, который широко и горячо лижет его губы, приникает к ним и тут же мёртвой хваткой обвивает шею, подбираясь совсем близко — усаживается прямо между ног, настойчиво трётся о штаны и влажно целует. Джейсон упускает момент, когда подкатывающая истерика меняет свой вектор и устремляется в спровоцированное исключительно алкоголем и совершенно точно не подкреплённое никакими чувствами возбуждение. Губы у Нико сладкие после водки, на деле оказавшейся какой-то ягодной настойкой, а глаза раскрываются шире, горят безумным подростковым огнём, заставляющим из раза в раз совершать глупости, за которые утром стыдно поднимать взгляд, но Джейсон сам недалеко уходит: повинуется, обнимает в ответ, сжимает худые плечи и даже не думает о том, почему отзывается на немую просьбу не называть своего имени и почему вообще позволяет этому случиться. Нико не медлит: почти полностью перебирается на его колени, зарывается рукой в волосы, залезает под ворот футболки, теряет ощущение пространства и времени и, наверное, уже давно грохнулся бы без сил и возможности добраться до кровати самостоятельно, но иссечённые шрамами руки не позволяют этому случиться, поддерживая надёжно и бережно. Жар отступает так же внезапно, как настигает, позволяя слабо пульсирующему «остановись!» пробиться на самую периферию сознания. Страх захлёстывает с головой, и Нико с ужасом обнаруживает себя на Джейсоне, в объятиях настолько крепких, что, не будь он полубогом, лёгкие давно капитулировали бы. Однако бояться долго не получается — ему приходится отстраниться, чтобы вдохнуть, и их взгляды встречаются. Джейсон дёргается в тот же момент: стремительно дистанцируется и вытягивает руки перед собой, вынуждая Нико повиснуть на них беспомощным котёнком. На глаза его вновь наворачиваются слёзы: он готов по-настоящему разрыдаться и, наверное, попросить за всё прощения, или, может, выпрыгнуть из окна — Джейсон не уверен, что именно читается за этим ошарашенным взглядом и какая эмоция сейчас преобладает, поэтому вновь прижимает Нико к себе, согревая тёплыми ладонями замёрзшую поясницу, и, сделав несколько рваных вдохов, он успокаивается. Хотя, конечно, сказать правильнее будет «вырубается»: колени его подкашиваются, и через секунду Нико безвольно повисает у Джейсона на плече. Тот ждёт, пока внутри всё перестанет дрожать, гладит Нико по спутанным волосам, встаёт на негнущиеся ноги и доносит его до кровати. Он сам сейчас был бы совсем не против умереть, или стать невидимым, или телепортироваться куда-нибудь далеко-далеко, но… Нико морщится болезненно-разочарованно, дёргает рукой и сбивает одеяло практически на пол, и Джейсон просто не может поступить иначе: сжимает его ладонь — так, будто он единственный, кто в этом нуждается, — опускается рядом с кроватью, вперивает взгляд в темноту комнаты. И, нащупав сзади чудом оставшуюся в вертикальном положении бутылку, опрокидывает её содержимое в себя.