Вслепую.

В ванной за стеной шумела вода. Ритмично двигалась стрелка настенных часов, раздражая своим громким тиканьем. На письменном столе у двери едва различимо шумел кулер ноутбука, переходящего в спящий режим. За окном скрипнули шины проезжающего мимо автомобиля. Айзава весь обратился в слух. Растянувшись на кровати, он слабо поерзал, скрестил ноги, сжал и разжал кулаки, нервничая. Расслабиться у него не получалось, хотя ничего страшного вокруг не происходило, наоборот — абсолютно спокойный будний вечер, подготовка ко сну. Единственное неудобство, которое кардинально меняло все — неспособность видеть. Временная мера, конечно. Герою приходилось сильно напрягать глаза, потому, чтобы предотвратить ухудшения, ему нужно было несколько дней носить специальную повязку, не снимая, а дальше по необходимости. Только и всего, но сколько споров. Шота умел быть упрямым, а неспособность видеть будила в нем панику. Многие боятся ослепнуть. У Сотриголовы, как выяснилось, эта фобия выходила за рамки средних значений. Он, конечно, не включал капризного ребенка и не был идиотом, но Тошинори учуял его стремительно растущий дискомфорт еще в кабинете врача, когда маска впервые плотно легла на глаза. В конечном счете, в качестве компромисса, домой Айзава возвратился еще зрячим, но оказавшись на знакомой территории, позволил нацепить на себя адово пыточное орудие. Шум воды прекратился. Послышались лениво шаркающие шаги по коридору, короткий скрип двери и стук, когда через мгновение она снова закрылась. Айзава почуял знакомый запах шампуня. Он слышал, как Яги повесил влажное полотенце на спинку стула, выключил основной свет и обошел кровать, присев на край. В стакан на тумбе полилась вода из графина — ритуальный прием горсти таблеток перед сном. — Ты смотришь на меня сейчас? — уточнил Сотриголова, облизнув отчего-то пересохшие губы. — Да, — мягко согласился Тошинори. — Как ты догадался? — Интуиция, — усмехнулся Шота совсем не так расслабленно, как ему бы хотелось. — Или паранойя. Щелкнул выключатель ночника. Кровать заскрипела и прогнулась под чужим весом. Всемогущий лег рядом поверх одеяла, помедлил и провел ладонью по обнаженной груди Айзавы. Сотриголова невольно вздрогнул от неожиданности, ощущая себя максимально уязвимым, неспособным как прежде контролировать ситуацию. Он потянулся к лицу, намереваясь положить конец этому абсурду, но получил предупреждающий шлепок по руке. — Не смей. Я знаю, тебе не нравится, но пара дней — терпимая жертва. — Я совсем ничего не вижу. Не понимаю, горит свет или нет. Абсолютная чернота. Даже когда мои глазницы были раздроблены, повязка не была такой плотной. — Именно потому, что ты так сильно пострадал тогда, сейчас приходится идти на такие меры. Шота услышал тяжкий вздох Яги и прикусил язык. Он вслепую повел рукой, опустил ладонь на чужую макушку, слегка разворошил еще мокрые пряди. — Извини, веду себя глупо. Наверное, нервы уже ни к чёрту. — Все будет хорошо, я с тобой, — помедлив, отозвался Тошинори, отчасти переиначивая свою прежнюю коронную фразу. Теперь он не мог позаботиться обо всех, но спокойствие Айзавы стало для него равносильно важным. Всемогущий хотел бы уберечь его даже от временных неудобств, но, к сожалению, конкретно эта ситуация была упущена давно — еще во время схватки с Ному. Если бы мог, Яги отмотал бы назад и переиграл все заново, но реалист в нем настоятельно рекомендовал не изводить себя понапрасну, а заботиться сейчас, чтобы не наступило ухудшений. — Хочу чувствовать, чтобы не быть таким потерянным и дерганным. Сотриголова обхватил пальцами руку Тошинори, лежащую на его животе. Сжал худое запястье немного сильнее обычного, нащупал большим пальцем бьющийся под кожей пульс. Может, ему только казалось, но ощущения как будто обрели остроту, восполняя временную потерю. — Доверься мне. И выдохни, ты очень напряжен. Айзаве показалось, что он расслышал улыбку в чужом голосе. Яги приблизился, прижался кожа к коже. Стало теплее. Теперь было легче читать движения, предугадывать исход. Хотя, если сначала Шота пытался напряженно отслеживать происходящее, как только Всемогущий поцеловал его, он потерялся и бросил попытки хоть что-то контролировать. Чуткие руки Тошинори заскользили по телу Сотриголовы. Ласковые пальцы гладили горячую кожу, задерживаясь на неровностях шрамов. Некоторые из них было уже и не разглядеть, зато прикосновением они отслеживались легко. Яги со странным трепетом относился к меткам на теле своего любовника: ему нравилось целовать их, запоминать, иногда гадать о происхождении некоторых. Возможно, диковатое пристрастие, но оно не вызывало отторжения. Всемогущий плавно отстранился, разрывая поцелуй, и переместился ниже, повел языком по длинному шраму под ключицей Айзавы. Шота прикусил губу и протяжно выдохнул, подставляясь под ласку. Он еще отчаянно цеплялся пальцами за худые плечи Яги, как за единственный ориентир, но уже поплыл, действительно всецело доверившись. Беспокойство и напряжение временно ослабли, уступая место томлению и возрастающему нетерпению. Но Тошинори не спешил. Он заставил Айзаву захлебнуться чувствами. Каждое прикосновение ощущалось немного иначе, а то, что еще недавно казалось наказанием, превратилось в новый захватывающий опыт. В какой-то момент Яги отстранился совсем, вынудив своего незрячего любовника вновь настороженно затаиться в ожидании. Всемогущего пьянил контроль. Он беззастенчиво любовался распаленным Айзавой, прикасаясь к нему снова и снова, делая паузы, упиваясь дрожью и желанием. Тошинори нравилось, когда во время секса их взгляды пересекались, пожалуй, он бы не смог от этого отказаться. С другой стороны, его повело не хуже, когда он вновь склонился, чтобы поцеловать, а Шота с отчаянной жадностью обвил руками его шею, стараясь не отпускать как можно дольше. Временное лишение сделало обычно довольно дерзкого Айзаву более трогательным, почти ручным. — Ты удивительный, Шота, — шепнул Всемогущий в приоткрытый рот, получая в ответ приглушенный стон. Показалось? Яги помедлил, наклонился ближе к чужому уху и позвал по имени снова. Аккуратные ногти Сотриголовы ощутимо впились в его спину, сквозь сомкнутые зубы вырвалось придушенное ругательство. Видимо, напряжение и слегка обострившийся слух сыграли свою роль. Айзава и прежде признавал, что его заводит возбужденная хрипотца в голосе любовника, но до сих пор он не реагировал так остро. — Помоги, — позвал Шота, протягивая руку, уже после того, как Яги стянул с него домашние штаны. Ухватившись за протянутую в ответ ладонь, Сотриголова сел и, сориентировавшись, развернулся, подтолкнув Тошинори на спину. Стараясь не зарядить коленом куда попало, Айзава умудрился оседлать худые бедра. Теперь пришла его очередь осязать, и он не отказал себе в желании, несмотря на знакомый зуд нетерпения, скопившийся в самом низу живота. Прикосновения обрели уверенность постепенно, хотя обычно Айзава не терялся и не робел. Губами и языком он заново обследовал изувеченный бок Символа мира, сравнивая ощущения. Спустился ниже, оттянул резинку трусов, вобрал в рот член, чувствуя, как он крепнет. Очевидные слабости тела и здоровья не позволяли Яги быть безупречным любовником, но он принял некоторые меры, чтобы обойти ограничения. Полноценный секс случался не так часто, как хотелось бы обоим, но в этот раз все складывалось отменно. Пошло причмокнув губами, Шота выпустил чужой член изо рта, продолжая плавно подрачивать. Неспособный сфокусировать внимание, он склонил голову к плечу, прислушиваясь к тяжелому дыханию Всемогущего. — Трахни меня, Тошинори… Прежде Сотриголове хватало одного красноречивого взгляда. Никогда еще он не произносил ничего подобного вслух, что оказалось просто чудовищным упущением. Айзава очень быстро вновь оказался в руках Всемогущего. Даже когда просыпалась похоть, Яги не терял своей бережливости, заботливости. У Шоты каждый раз перехватывало дыхание, когда Герой обнимал его сзади, прижимал к себе, любовно целуя в шею и плечо. Айзава завел руки назад, сжал тонкие бедра и притянул Яги еще ближе, отчаянно напрашиваясь. — Трахни меня, — еще более вызывающе повторил Шота, тут же оказываясь распластанным на постели с приподнятой задницей. Крепкая рука прижала его шею сзади, не оставив ни малейшего желания сопротивляться. Между ягодиц стало влажно от смазки — когда только успел дотянуться до прикроватной тумбы? Впрочем, Айзава не исключал, что упускает некоторые вещи. Сотриголова не сдержал откровенного стона, когда Яги вошел, навалившись сзади, сильнее вжимая в кровать. Шота никогда не возражал, чем ближе — тем лучше. Откуда только у Героя номер один взялась выдержка, чтобы набрать темп так плавно? Хотя, в конце концов, он сорвался, стал жестче. И это было чертовски охренительно. — Подожди… дай повернуться. Оказавшись на спине, Шота широко развел ноги, снова принимая. Как слепой он заключил лицо Тошинори в ладони, оглаживая — изучая пальцами, притягивая ближе, чтобы лизать губы, сталкиваться языками, не перебивая дыхание глубокими поцелуями. Рука Всемогущего снова легла на шею Айзавы, обманчиво сдавливая. Сотриголова сжался и открыл рот шире, все-таки впуская горячий язык любовника глубже. — Быстрее, — последнее, на что хватило Айзаву. Он несколько раз подкинул бедра, насаживаясь до упора. Яги кончил в него. Шота поджался, догоняя, пачкая спермой живот. Отдышавшись, они долго целовались. Ленивые, липкие, удовлетворенные. Навалилась сонливость. Нервам не оставалось ничего, кроме спокойствия, по крайней мере, до утра. — Теперь тебя не так беспокоит повязка? — поинтересовался Всемогущий, мягко поглаживая любовника по колючему подбородку. — Теперь меня беспокоит, как бы не начать злоупотреблять ею в целях, далеких от лечебных, — иронично хмыкнул вошедший во вкус пациент. Он, разумеется, шутил, но все-таки уже не был настроен так радикально «против» этой идеи. — Это было увлекательно. Попробуешь в следующий раз связать мне руки? — Ты это серьезно? — Яги даже поперхнулся и не сразу нашелся с реакцией. — Вполне. Раньше я думал, что многие ухищрения — чушь собачья. Но с тобой я бы попробовал. — Посмотрим. Если будешь исправно следовать рекомендациям врача. — Это очень некрасивый шантаж, но я согласен. А теперь идем в душ, тебе придется снова мне помочь…