Мерцание светлячков во взгляде

      Отблески приглушённого света висящего на стене бра отражались в затемнённом окне, лишая вида на украшенный к фестивалю город. Чтобы рассмотреть происходящее на улице, Тэхёну пришлось приблизиться к холодному стеклу практически вплотную, едва ли не уткнувшись в него носом. Дома и деревья были увешаны разноцветными, чуть колыхающимися от лёгкого ветерка лентами и множеством декоративных бумажных фонариков, что только-только начали зажигаться, стоило на Йокогаму опуститься прозрачной дымке сумерек. Оперевшись локтями на широкий подоконник, Тэ скучающе наблюдал, как по мощёной дорожке, расположенной прямо под окнами отеля, где он находился, неспешно прогуливается небольшая компания девушек, облачённых в лёгкие летние юката[1]. — Сегодня танабата[2], — задумчиво проговорил Тэ, окидывая улицу пустым взглядом, — а мы сидим в унылом номере отеля, тратя весь вечер попусту, — он повернулся к Чонгуку, что дописывал пост в твиттере, лёжа на кровати. — Не думаю, что менеджер сильно обрадуется, увидев наши фото с фестиваля, тайком сделанные фанатами, особенно учитывая завтрашний концерт, к которому мы по идее должны сейчас готовиться, — ответил Чон, прекрасно понимая, к чему клонит Тэхён. Он отложил телефон в сторону и с сожалением посмотрел на хёна, заметив, как тот поник от его слов. — Мы и так почти никуда не выбираемся вне съёмок. Сплошные тренировки и концерты! Я и сам прекрасно знаю, что последствия от того, что мы сходим на праздник, могут оказаться не слишком приятными, но думаю, что рискнуть стоит, тем более у нас остались юката и маски с сегодняшней фотосессии, — возмущённо выпалил Тэ и направился к шкафу. — А ведь ты прав, маски могут послужить неплохой защитой от особо назойливых сасен-фанаток[3], но ты уверен, что в них нам будет удобно? — поинтересовался Чонгук, поднимаясь с кровати. — Этого я не знаю, — честно признался Тэ, — но другого выхода у нас нет, — добавил он, задумчиво вертя в руках белоснежную, расписанную алыми узорами и полосами маску кицунэ[4].       Легонько кивнув, Чон подошёл к шкафу и снял с вешалки тёмно-синее юката.       Надеть его оказалось нетрудно, а вот принцип правильного завязывания оби[5] Чонгук помнил крайне смутно. Положив один конец пояса на плечо и прижав его подбородком, Чон практически не глядя, с усердием пытался зафиксировать второй в правильном положении. Но стоило ему чуть расслабиться, и оби, расписанный витеиватым цветочным орнаментом, шёлковой змейкой соскользнул к его ногам. Тэхён, до этого пристально наблюдавший за неудачными потугами тонсэна, наотрез отказавшегося от помощи, смущённо буркнув, что легко справится сам, в конце концов не выдержал. Легонько усмехнувшись, он поднял пояс с пола, отряхнув его от налипшей пыли и крошек от печенья, съеденного пару часов назад, приблизился к Чонгуку вплотную и ловким движением обернул оби вокруг его талии. Тот слегка вздрогнув, ощутив прикосновение пальцев и тепло, исходящее от стоящего непозволительно близко хёна. — Снова откажешься от помощи? — вполголоса протянул Тэхён, улыбнувшись. Чон невнятно мотнул головой и судорожно вдохнул, стараясь успокоить внезапно участившийся ритм сердца и согнать подступивший к лицу жар, в то время, как Тэ уже завязал оби в аккуратный тё: тё мусуби[6].

***

— Тише, не хватало ещё на менеджера случайно по пути наткнуться, — зашипел Тэхён, когда Чонгук по неосторожности споткнулся о выступающую ножку небольшого резного столика, находящегося рядом с мягкими кожаными креслами в фойе, едва не свалив стоящую на нём вазу с цветами. Та с глухим звуком покачнулась, но падение предотвратил Тэ, вовремя придержав её.       Попытки позвать на фестиваль остальных мемберов полностью провалились. Чимин с Сокджином на тихий стук в дверь не ответили, а в их комнате царила тишина, отчего был сделан вывод о том, что они, вымотанные изнурительной тренировкой, скорее всего, уже спят, невзирая на относительно ранний час. Намджун, Юнги и Хосок, как оказалось, проводили давно уже обещанную трансляцию, поэтому также не смогли присоединиться к Тэ и Чону.       Наконец, пройдя по длинному коридору, они пробрались к дверям и вышли на ярко освещённую улицу. Громкая музыка, доносившаяся буквально отовсюду, мешалась с гулом толпы, выливаясь в единый неразборчивый шум. Повсеместно выстроились чинные ряды лавочек и небольших палаток, в которых можно было найти сладости на любой вкус. В центре площади была организована сцена. Зрители завороженно наблюдали за происходившим там действом, изображающим легенду, согласно которой и возник сам праздник[7]. Хрупкая девушка в светлом одеянии из лёгкой струящейся ткани, подол которого был расшит маленькими цветками сакуры, грациозно порхала в танце, исполняя роль принцессы Орихимэ. Плавность и изящество её движений приковывали множество взглядов, отчего у сцены было не протолкнуться. Глядя на танцовщицу, Чон невольно подумал о том, что судьба Орихимэ в чём-то сходна с его. Оба находятся близко к возлюбленному, вот только дотянуться не в силах. И если Орихимэ отделена от Хикобоси небесной рекой Аманогавой и нерушимым долгом посвящать свои дни ткачеству, то Чонгука с Тэхёном разделили многочисленные страхи, нерешительность и ответственность перед публикой, особенно ощутимая в последнее время. Ещё с дебюта Чон заметил, что видит своего хёна иначе, нежели остальных, и поначалу старательно пытался списать это на то, что с Тэхёном у него всего лишь сложились более крепкие отношения, чем с другими мемберами. Именно Тэ помог ему преодолеть стеснительность и робость, преследовавшие Чонгука с тех пор, как он решился стать айдолом. Именно к Тэхёну он приходил, если не мог уснуть, попадая в лабиринт дурных снов, из которого хён вытаскивал его, даря тёплые объятия и шепча успокаивающие слова. Со временем Чон сблизился и с остальными участниками группы, однако они нисколько не умалили значимость Тэхёна для него. Напротив, подтолкнули к осознанию того, что в какой-то момент Тэ превратился для Чонгука в нечто большее, нежели просто друг или заботливый хён. Учащённым пульсом отдавались случайные касания, будоража трепетные чувства. Фансервис и заигрывания на камеру постепенно становились всё чаще, искреннее, и Чонгук понимал, что рядом с Тэхёном теряет связь с реальностью, растворяется в ощущениях, не отдавая отчёта своим эмоциям, что порой, как бы он не силился сдержать их, вырывались наружу, подобно гейзеру, становясь видимыми всем вокруг. Но признаваться Чон не спешил, опасаясь, что все его надежды на взаимность со стороны хёна, оказавшись лишь ложными иллюзиями, вмиг рассыпятся в прах, обратятся в пыль, уничтоженные гневом или, что ещё хуже, каменным равнодушием, а мечты так и останутся сладкими грёзами, вызывающими лёгкое покалывание в груди. Он боялся разрушить те отношения, что уже успел с ним построить, боялся вызвать отторжение своими необъяснимыми и неправильными, как ему казалось, чувствами, прятал истинного себя под многочисленными масками. Как и сейчас…       Переведя взгляд с девушки на Тэхёна, Чонгук невольно улыбнулся, пряча грусть в потаённый уголок своего сердца. — И всё же не могу её понять, — произнёс Тэ, подойдя к Чонгуку ближе. — Отчего она не воспротивилась желанию отца и покорилась его воле, почему не стала бороться за собственное счастье? — продолжил он, потянув Чона в сторону палаток со сладостями. — Будь она немного напористее, сумела бы отстоять своё право жить так, как хочется ей. — Не факт, что он бы её послушал. Его великодушия хватило лишь на то, чтобы выделить дочери единственный день в году для встречи с любимым, да и то если дождя не будет, — возразил Чонгук, расчитываясь за имагаваяки[8] с пухлощёким продавцом.       Тэхён немного приподнял маску и принялся поедать сладость, размышляя вслух о том, что им стоит чаще ходить куда-нибудь вместе, как сейчас. Чонгук с этим поспорить не мог. Подобные моменты действительно были для них невероятно редкими, а потому особенно ценными. Без камер, фиксирующих своим немигающим оком едва ли не каждое их движение, без вечно брюзжащего менеджера, неспособного и часа прожить, не сверившись с расписанием и не посетовав на то, что они рискуют опоздать на очередное мероприятие. Без сасэн, буквально теряющих рассудок при каждом их появлении и не дающих прохода.       Неспешно прогуливаясь, любуясь видами ночного города, парни вышли на соседнюю улицу, на которой расположились деревянные кадки с зеленеющими побегами бамбука. Часть из них уже заполнили прямоугольные листики с написанными на них пожеланиями — танзаки. Рядом стояли небольшие столики, на которых дожидались своей очереди такие же бумажки и письменные принадлежности. Тэхён, взяв одну из них, принялся старательно выводить что-то. Чонгук, уже повесивший свою танзаки, невольно залюбовался выражением трепета и лёгкой, спрятанной в глубине тёмных глаз, робкой надежды на лице хёна. Но стоило ему подойти чуть ближе, как Тэ, будто спохватившись, прикрыл листок рукой. — Думаю, стоит ещё сходить полюбоваться светлячками, — предложил Тэхён, поправляя маску. — Времени у нас ещё много, как раз успеем, — на всякий случай он ещё раз взглянул на часы и развернулся, направляясь в сторону парка.       Чонгук, не удержавшись, отстал немного, и лишь краем глаза взглянул на розовый прямоугольник с изящно выведенными на нём иероглифами, аккуратно привязанный за нитку к ветке бамбука, однако одного лишь взора хватило, чтобы понять написанное на нём. Чонгук на миг замер. Сердце глухими ударами колотило в грудную клетку, шумом отдаваясь в ушах. Дыхание перехватило, а внутри вспыхнуло радостное воодушевление. Сорвавшись с места, Чон нагнал Тэхёна, обхватив его руками и порывисто прижавшись к нему всем телом. — Гуки, ты чего? — растерялся Тэ, спиной ощущая, как вздымается грудь запыхавшегося от бега и нахлынувшего водопада чувств, Чонгука, и как сильно стучит его сердце. — Я… — он на секунду замялся. — Я случайно увидел, что ты написал на танзаки, — выпалил Чон, ослабив хватку.       Тэхён приоткрыл рот, судорожно вдыхая. Кровь прилила к лицу, пульсацией отдаваясь в висках, а в голове крутилась лишь одна-единственная фраза, та, что была на злополучном клочке бумаги:       Хочу, чтобы Чонгук поцеловал меня.       Простое, пожалуй, даже наивное желание, которое, однако, может разорвать в клочки тёплые отношения, вмиг обратив их в холодное презрение. Тэ повернулся лицом к Чонгуку и прикрыл глаза, ощущая, как они наполняются влагой. — Хён, ты плачешь? — в голосе Чонгука ненависти не было, лишь беспокойство. Тэ слабо кивнул и коротко всхлипнул, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться ещё сильнее.       Чон мгновенно преодолел расстояние между ними и мягко провёл ладонью по волосам Тэ. — Я люблю тебя, — на выдохе прошептал Тэхён одними губами. Отрицать что-либо уже нет смысла.       Чонгук, оглядевшись, взял Тэхёна за руку и отвёл чуть подальше от суетной толпы. Переулок, где они оказались, был освещён несколькими бумажными фонариками, у которых, мельтеша в воздухе прозрачными крылышками, кружили ночные мотыльки.       Убедившись, что поблизости нет никого, кроме, разве что, упитанной серой кошки, степенно проходящей мимо них, слегка покачивая пушистым хвостом, Чон сдвинул их маски и встретился глазами со взглядом Тэ — испуганным и доверчивым. Ласково провёл по щеке хёна, стирая слезинку, а затем, чуть помедлив, едва ощутимо коснулся его губ своими. Тэхён, сперва опешивший от этого, робко подался вперёд, не желая разрывать поцелуй. Чон, поняв всё без слов, обхватил его за талию одной рукой, другой придерживая норовящую упасть маску, и притянул ближе.       Небо озарили всполохи фейерверков, разлетаясь на тысячи маленьких искорок, спустя считанные секунды теряющихся среди звёзд, но все они меркли для Чонгука в сравнении с кристально-чистым незамутнённым счастьем, что излучал сейчас Тэхён. — Мы вроде бы ещё собирались посмотреть на светлячков, — напомнил он, улыбнувшись.       Тэ радостно кивнул, увлекая тонсэна за собой.       Парк «Санкейэн» встретил их приятной прохладой, исходящей от пруда и идущих к нему каналов. На лёгкой водяной ряби, создаваемой летним ветерком, плавно покачивались нежные цветки лотоса. На многочисленных клумбах пестрели бутоны ирисов, обрамлённые сочной зеленью листьев. С тонкого резного мостика, перекинутого через пруд, открывался чудесный вид на древнюю трёхъярусную пагоду с покатой крышей и длинным шпилем. Пройдя по мосту, Тэ и Чонгук оказались во внутренней части парка, надёжно скрытой от взоров тенистыми ветвями раскидистых клёнов. Небольшая, оказавшаяся безлюдной поляна, окружённая со всех сторон вековыми деревьями, полнилась ненавязчивым жужжанием и мягким зеленоватым свечением. Затаив дыхание, парни наблюдали за причудливым танцем маленьких огоньков в воздухе. Тэ склонил голову на плечо Чонгуку и притих. Один из светлячков подлетел ближе и приземлился на протянутую Чонгуком ладонь, щекоча её тоненькими лапками.       Завтра вновь начнётся концертная кутерьма, но пока что можно ещё немного насладиться умиротворённостью и тихим шёпотом леса, скрипом покачивающихся веток и шелестом листвы рассказывающим добрые сказки. И Тэхён с Чонгуком твёрдо уверены, что какие бы трудности не встретились теперь на выбранном ими жизненном пути, переносить их станет в разы легче, ведь они есть друг у друга, и любые сложности разделят пополам.