Солнце и Луна

«Там за речкой тихоструйной Есть высокая гора, В ней глубокая нора; В той норе, во тьме печальной, Гроб качается хрустальный На цепях между столбов.» А. С. Пушкин Говорили, что отец его был самим царем зимы. Говорили, что царь зимы пришел вместе с метелью, от которой алые розы скрючивались от холода, а капли крови, упавшие в снег, застывали, превращаясь в рубины. Говорили, что королевна похитила его ледяное сердце, и с тех пор ни зима ни смерть не властны над ней. И потому у дитя, рожденного от их союза, кожа была белой, как снег, а губы, алыми, как кровь, а та, кто возьмет его в мужья, сама станет бессмертной. Так говорили странницы, приходившие из далеких земель. И в один прекрасный день решила Елена узнать, правда то была или нет. Звон конской сбруи и перестук копыт звучали музыкой в её ушах. Доспехи её были словно выкованы из солнца, а меч из его лучей. Гордая соколица реяла в небе, указывая ей дорогу, а ветер нашептывал старые сказки на древнем наречии, ныне уже позабытом. Кости драконов вздыбились из сырой земли, преграждая дорогу незадачливым путницам, а по ночам из колдовского леса слышались обрывки песен сидов, и тонкая свирель из кости дикой лани звала её пуститься в пляс. Она спала под корнями могучих дубов и ела дикие ягоды, пачкавшие пальцы алым соком и горчившие на языке. От взмаха золотого меча старые драконьи кости падали к её ногам и рассыпались горьким пеплом, а песни замолкали, боясь жаркого пламени костра. Древний лес, чьи кроны никогда не ласкал солнечный свет, склонялся перед блеском её доспехов, тянулся к огню её глаз, позволяя пройти сквозь него тайными тропами и не требуя ничего взамен. Она держала путь в королевство Луны, и ничто на дороге не заставило ее повернуть назад. Первой заметила соколица тонкие черные башни, словно скрученные из тьмы. Села соколица на одно из них, и зазолотилась древняя кровля под лучами рассвета. С приходом дня черные стяги с серебряным серпом луны словно выцвели, и даже ветру было не под силу заставить их гордо реять над черными башнями королевства. Узнав о ее прибытии, королевна с волосами черными, как крыло молодого ворона, велела поднять золотой стяг в честь златокудрой гостьи и готовиться к пиру, какого еще не видел мир. Многие доблестные воительницы стекались в королевство луны, чтобы просить руки ее дитя, но всем им она отказывала, ссылаясь на юные годы сына, но втайне жадно ища более выгодного союза. Обращен был взор ее на восток, где простиралось царство Солнца, древнее и процветающее. Лишь молодой супруг королевны советовал ей быть осторожной в своих мечтах, чтобы ненароком не разгневать царя зимы, и великая мудрость была заключена в этом его совете. То был великий чародей, в красоту которого некогда влюбились все зеркала мира и предложили ему сделку, от которой тот не смог отказаться. Да будет его сила могучей подобно древу, что поддерживает небесный свод, и не будет ему равных в чародейском мастерстве. Но лишь найдется тот, кто его краше, как исчезнет великая сила, что подпитывала его все эти годы. Без раздумий согласился чародей на эту сделку, ибо был честолюбив, а честолюбие всегда идет под руку завистью. Ныне уже не предложат никому зеркала своего колдовского дара, ибо выродилось племя людское, и на всем свете не нашлось бы того, кто смог бы их очаровать своей красотой. Он вышел навстречу царевне, и его отражения вторили его словам. Прибытие царевны Елены сулило великую радость для них, и ныне будет устроен великий пир в ее честь. Забыты былые обиды между королевством Луны и царством Солнца, и да не дерзнет никто нарушить клятвы мира, что давали друг другу их праматери. Долог был пир и весел. Вздымались вверх рога с пряным медом, и звенели семиструнные гусли. Подавали к столу и дикого кабана и белокрылого лебедя, и сказывали старицы о деяниях героинь угасших дней. Но не показали деве, того, ради кого она приехала. Сослалась королевна на то, что яркий свет невыносим для ее дитя так же как и жар каминов, что согревали сей зал. Не хотел своевольный юноша выходить за жену и прятался от глаз гостий в саду, ибо мечтал отдать свое сердце другой. Грустна была Елена, и не пленили ее ни речи королевы о родстве их домов, ни байки стариц, что те рассказывали о героинях дней минувших за неимением героинь дней настоящих. Душа царевны рвалась назад к золотым башням, к звонкому переливу горна и соколиным охотам, что устраивала ее мать. Жалела Елена, что польстилась на туманную мечту, позволила поманить себя лунным теням и россказням странниц, что видели много, да понимали мало. Если юноша был похож на свою мать, то права была ее мать, отговаривавшая неразумную дочь от этого союза. Вспорхнула соколица со спинки резного стула и унеслась на волю к прохладе ночи и шелесту деревьев на ветру. В молчании уединилась Елена в саду, и тяжелы были думы царевны. Холодные звезды перемигивались со своими двойниками в воде, а ветер трепал золотые кудри, во тьме казавшиеся серыми, как слежавшаяся шерсть. Говорили, что Лунный дворец был построен на костях великанши с серебряным глазом. Говорили, что умирая под ударами мечей, она вырвала свой глаз и забросил его в небо, чтобы он не достался людям, ее победившим. Говорили, что так появилась луна. Про их же царство сказывали иное, но не хотела она ту историю вспоминать. Сбросила дева тяжелые мысли, как сбрасывают старый платок, и углубилась в сад в поисках верной соколицы. Но не одна она была в саду в сей час. У фонтана сидел юноша, и лунный свет озарял его чело подобно дивному венцу. Рыжая белка резвилась у его ног и льнула к рукам. Он сидел, прислонившись спиной к камням, и кормил ее орехами, блестевшими словно монетки. Каждый из них белка послушно брала и разгрызала, и вот уже звенел о камни очередной изумруд. Юноша смеялся такой нехитрой забаве и протягивал белке новый орех. Один из изумрудов скатился по тропинке и ткнулся в расшитую туфлю словно зверек. Дева подняла его, и дивный камень засиял в ее руках словно молодая трава в лучах солнца. Улыбка сбежала с его губ, когда он увидел ее. Он не знал ее, он испугался ее. Осторожно, чтобы ненароком не спугнуть, она протянула ему камень и вложила в открытую ладонь. Холодны были его руки, словно сделанные изо льда. И страх на его лице сменился чем-то другим, ей незнакомым. Боясь, что чудесная дева покинет его, он поднялся на ноги и протянул ей сей камень. Руки, еще помнившие ее тепло, заставили изумруд сиять подобно маленькой луне. Приняв сей дар, дева как бы ненароком прикоснулась к его щеке, тут же покрывшейся жаром румянца, ведь сердце его болезненно отозвалось на это прикосновение. Весел был чародей от пряного вина и сладких яств. Шел он по коридорам в свои покои, мурлыкая себе под нос песню о царевне лебеди, и отражения вторили его голосу, и тени укрывали его от любопытных глаз. Увидел он и сидевших в саду влюбленных, что вели беседы между собой. Развеселил их вид чародея, то-то обрадуется королевна такому союзу. Слипались веки у чародея, и дрема уже заволокла его мысли, но не забыл он про свой ритуал. Зевая, снял он тяжелый бархат с древнего зеркала и спросил у него, он ли на свете всех милее, всех прекрасней и белее. Красив был чародей: с глазами черными, как оникс, и волосами рыжими, как лисье пламя, но не порадовал его ответ зеркала. Пробил час его, ведь не был он больше самым прекрасным на свете. Заметавшись по сторонам словно зверь раненый, он накинул ткань на ставшее ненавистным зеркало и призвал свою служанку. Она явилась, поспешно отряхивая скорлупу с подола, и спросила, что ей прикажет ее господин. И велел чародей ей отвести в лес на съедение диким зверям единственного сына королевны. Испугали девушку его слова, но не смогла она ослушаться приказа. Как не молила она его о снисхождении к бедному мальчику, чародей лишь кривил рот и боязливо косился в сторону своего отражения. Выманила служанка юношу в лес лживыми посулами, ибо еще не угасла в нем любовь в ней. Обратилась дева в белку и ускакала по веткам, оставив его на съедение диким зверям, и так понял юноша, что не той он отдал свое сердце. Так обласканный солнечными лучами дивный цветок распустился до срока и был сорван жесткой судьбой. Красные очи королевны, увядший сад и первый снег, выбеливший крыши — траур пришел в королевство. Сдержала дева ярость и, положивши руку на сердце поклялась, что отыщет его и вернет домой. Не поверила ей королевна, но все же дала ей благословение и помогла собраться в путь. Близился час падения королевства, ведь не смогли смертные уберечь сына царя зимы. Не смогли уберечь его ни охрана, ни стены — лес забрал его, увел тайными тропами, и не найти уже дороги назад. Так сказал чародей, и слова его расползлись по королевству как яд по открытой ране. Самонадеянна была дева, полагавшая, что лес не так страшен, раз она уже когда-то ходила его тропами, и склонялся он уже перед светом и силой ее. Но быстро выстудили холодные ветра ее гордыню, едва не выцарапали острые ветви гордые очи, а любимый конь пал на переправе, и снег укрыл его погребальным полотном. Лишь соколица еще была с ней. Верная подруга тенью следовала за ней, но не было в колдовском лесу для птицы ни пищи, ни крова. Вздымался золотой меч, рубя упругие ветви, но с каждым взмахом все быстрее покидали силы руку, что направляла его. Смирила дева гордость и спросила у леса, каких даров он желает за то, чтобы она смогла пройти. И отвечал ей лес воем ветра и скрипом столетних деревьев. Потребовал он, чтобы отдала она то, что больше всего дорого ей. И протянула дева к корням древа камень, что был травы зеленей. Но засмеялся лес воем ветра, зашумел острыми листьями: хоть не было у него глаз, но не мог ни один смертный скрыть от него своей тайны. Не было у девы сердца, и не верила она в любовь. Не на красоту она польстилась и не любовью была ведома, но страхом, что в далеком королевстве смеха и солнца однажды за ней придет смерть. Не захотела царевна расставаться с мечом, что золота краше, и долго еще плутала она, но не было ей ни дороги домой ни дороги к тому, кого поклялась вернуть. Все ниже летела соколица, все холоднее становился мир. Когда же вгрызся золотой клинок в мерзлую землю, корни дерева объяли его подобно змеям, приняв драгоценную плату. Но сказал ей лес, что опоздала она. Съедено отравленное яблоко, и нет уже среди живых того, кого она искала. И поведал лес голосом ветра о том, что долго скрывался юноша под сенью его, и семь воительниц взяли его под защиту. Но прознал об этом чародей, и накинув личину странника, преподнес ему яблоко, что было алее крови младенца и слаще дикого меда, и отравлен был сей плод. Сильны были воительницы, но против колдовского яда не поможет ни один меч. И, услышав об этом, предстал перед внутренним взором девы тот сад, и шелест трав, и тихая песнь, и лунный свет, игравший на черных волосах, и звонкий смех. Говорили, что царство Солнца некогда было сердцем великанши, что та подарила умирающей земле. Говорили, что свет ее любви спит в сердце каждого ее жителя. Говорили, что в час величайшей нужды даже один человек может согреть этим светом всю землю. Не было ничего у девы, но было желание нести свет. Расступился лес перед ней, и покрыли снежинки ржавые доспехи. Упала замертво храбрая птица к ее ногам. Не выдержала соколица лютой стужи, и потухло солнце в ее глазах. Пали на землю старые доспехи и ветер вложил в ее руку нож изо льда — подарок царя зимы. Склонилась дева над соколицей и достала сердце из птичьей груди. И вскрыла себе дева грудь и вставила в нее сердце птицы, и затрепетало сердце, и растаял снег у ног ее. И спросила дева у солнца, где искать любимого. Простерла она руки к златоликому светилу, вбирая лучи его. Узнало в ней солнце свою дочь и потянулось к ней звенящими светом лучами и наполнило ее до краев теплом и смехом, но не знало оно, где искать искать того, кого не было среди живых. Плавился лед под босыми ногами, и шла она навстречу ночи, что была словно оком тьмы, а месяц ее зрачком. Обратила к месяцу дева очи, исполненные света, и спросила у него, где искать любимого, но месяц лишь покачал рогатой головой. Не было ее суженного и среди мертвецов. Видя скорбь ее, месяц сжалился над девой и, отломив один из рогов, сбросил его на землю. Поймала дева меч, что ярче звезд и острее крыла дракона, и обратилась к ветру, но отказался ветер ей отвечать. Взмахнула она мечом, и взвыл ветер от боли и покорился воле ее. И напел ветер, что за речкой тихоструйной есть высокая гора, в ней глубокая нора; в той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный на цепях между столбов. Поблагодарила она ветер и протянула ему камень, что теперь ей был всего дороже. Понравился тот камень ветру, и унес он его на небо. Так с тех пор в небе и горит звезда, что зеленее травы. Говорили, что отец его был самим царем зимы. Говорили, что царь зимы пришел вместе с метелью, от которой алые розы скрючивались от холода, а капли крови, упавшие в снег, застывали, превращаясь в рубины. Говорили, что королевна похитила его ледяное сердце, и с тех пор ни зима ни смерть не властны над ней. И потому у дитя, рожденного от их союза, кожа была белой, как снег, а губы, алыми, как кровь, а та, кто возьмет его в мужья, сама станет бессмертной. Тихо было в подземном гроте. При виде Елены темнота затрепетала и расползлась по углам. Соколиное сердце билось в ее груди, и, вторя ему, разбился хрустальный гроб под ударом серебряного меча. Но не проснулся суженый, не очнулся от колдовского сна, лишь черные кудри встрепенулись от холодного ветра, да померк узор из инея на хрустале. Склонилась над ним Елена, закрыв его от остального мира своими волосами, что золота краше, и слезы ее омыли холодное чело. Отравой были запечатаны его губы, но яд любви был сильнее. Не боялась больше смерти Елена и поцелуем вырвала из ее объятий того, кто был обещан ей. За многие тысячи верст в королевстве Луны зазвенели все зеркала, готовясь забрать обещанное. Очнулся от колдовского сна сын царя зимы, и велика была радость обоих от долгожданной встречи. Так говорят, возможно, даже не слишком врут. На пиру чего только не наслушаешься, была бы только охота, да чара хмельного меда!