Все, кто встречал Новый год в студенческом общежитии, вряд ли хотят повторить. Для Антона это второй раз, и первый свой праздник здесь он провёл, ну знаете, так себе. Медленно спивающаяся четвёрка первокурсников, пропустившая даже бой курантов, едва вылезшая из комнаты, чтобы подёргаться под сомнительные биты коридорной дискотеки — таким был его Новый год. Повторения он не хотел, поэтому заблаговременно покупал билет домой в последующие зимы, чтобы успеть к маминым салатам, папиным тостам и лицу президента, поддерживающего каждого россиянина и обещающего ежегодно всё самое наилучшее. Уютно и тепло, за закрашенными изморозью домашними окнами видны салюты, подлетающие снопами искр из каждого двора, слышны поздравления и радостные крики сквозь едва приоткрытую форточку. А в общаге разве что запах чьей-то подгоревшей курицы и перегара, упрямо заполняющий коридоры с самого утра тридцать первого декабря.
Общага — вековой маяк, монолит, притягивающий тебя из любой точки города. Здание, застрявшее между миров, между домашней жизнью и бескрайней пропастью взросления. Когда срок кончается, тебя выкидывает вниз, ты летишь, забывая о времени, и маяк светит для других.
В этом году Антон немножечко облажался с билетами, но зато подготовился с кое-чем другим. Карман греет чужой пропуск, почти без боя добытый для Позова, чтобы провести его в общагу и отметить вместе. В канун праздника добреют не только люди, но и карма как-то смягчается, позволяет творить пустяковые глупости, примазывающиеся к новогодним чудесам. Окоченевшему от холода запрыгивать в автобус и не платить за билет, проезжая пару остановок, хватать в магазине последнюю скидочную бутылку шампанского, находить нужный подарок в ТЦ через дорогу. Если и снимают в стране на Новый год фильмы, где всё непременно хорошо, то почему бы не быть уверенным, хотя бы раз в году, что они основаны на реальных событиях.
Димкина общага почти на другом конце города, но он уже едет, потому что Позов — золото, а не человек. А ещё потому что Антон угрожал, что они останутся голодными, если не принесут девочкам к обеду абсолютно всё из списка продуктов, отданного Антону ещё вчера. Он стоит на крыльце и курит прямо под запрещающим значком, но насколько всем на это наплевать, настолько всё равно одному только Антону. Снега не было примерно неделю, и он сам удивляется, как смог это заметить под завалами из зачётов и допусков до сессии. Та забавная штука с кармой сработала и на преподов, поэтому с последнего зачёта Антон ушёл неожиданно рано и неожиданно с четвёркой. Он втягивает дым, наблюдая за суетливыми людьми, бегающими от супермаркета к супермаркету и периодически подскальзывающимися на льду. Снег на обочинах серый-серый, словно кто-то стряхнул на него пепел с гигантской сигареты, раскуренной над городом. Белоснежного и пушистого снегопада не достает до ощущения настоящего праздника, но с годами чувства притупляются, и всё, что нужно на Новый год — это пара вкусных салатов и подобие ёлки. В их комнате ни того ни другого. Сосед Антона — мёртвая душа, приходящая несколько раз в месяц, чтобы обойти всех старшекурсников в поисках готовых курсачей. Антону нормально. Его сосед по комнате — нормальный, даже соседи сверху, которые, судя по звукам, вечно двигают шкафы и падают с верхних ярусов кроватей — нормальные. Его сосед за стенкой — единственная проблема, Антон затягивается сильнее, когда вспоминает, потому что вы вообще его видели? Желание рассказать о нём хоть кому-то прыгает теннисным мячиком в голове, долбится в виске надоедливо. Всё, что Антон рассказывает Димке, это — «Да нормальный пацан, здоровались пару раз». И не сказать, что Позов вообще о нём спрашивал. Просто Антон мастер вплетать в разговоры с Димкой свои темы, о которых не боится разве что заикнуться, а адекватно поговорить — нет.
Арсений Попов, вроде, на пару курсов старше, и это его последний год в общежитии. Говорят, на втором курсе он ходил в театральный, а потом бросил, говорят, он с соседями выселил одного из своей комнаты на первом курсе. Антон не узнал, а услышал. Всё, что он смог узнать — у Арсения голубые глаза и точёный профиль, как с аверса старой монеты, когда Арсений помогал ему, застрявшему у прикрытой двери с горой посуды в руках, открыть её. У Арсения чёрный шнурок на шее виднеется из-под футболки, он красиво смеётся и всегда встречает Антона в коридоре в среду, когда им обоим к первой. И эти первые пары по средам у них совпадают уже год, а Антон не верит в случайности, зато обожает загоняться на знаках. А ещё он всегда закрывает комнату на ключ и живёт вдвоем с соседом. Антон просто кладезь бесполезной информации про Арсения.
Он уже почти примерзает к «курилке», когда видит Димку, спешащего к нему. С бычком, летящим в урну, выкидывает мысли о своём соседе, хотя бы до первого выпитого сегодня бокала.
— Привет, — улыбается Позов, и Антон в ответ ему. — Где там список твой? Чувствую, мы застрянем в очереди на часок, все с пакетам едут.
Антон достаёт замёрзшими пальцами из кармана листок, вырванный из блокнота. Почерк аккуратный и разборчивый, женский. Димка рассматривает его почти мгновенно, потому что из курицы и ананасов, занимающих первые позиции, можно сделать вывод о стандартном новогоднем наборе небогатого горожанина.
— Ну понятно, — заключает он и отдает лист обратно.
— Чё, куда идем? — Антону всё равно, в какой магазин, он не разбирается.
— А что бюджет? — Дима задает логичный вопрос, который Антону бы и в голову не пришёл.
— Бюджет во внутреннем кармане, — хлопает себя по куртке и кивает, предлагая пойти уже, наконец.
Они сбросились все, но едва дотянули до более-менее приличной суммы. Антон тоскливо оглядывает витрины, соизмеряя цены на алкоголь с деньгами, спрятанными в кармане. За вычетом продуктов хватит разве что на советское шампанское, навевающее глухую тоску о беззаботных домашних праздниках. Он думает, что надо бы позвонить маме, пока та не закрутилась с салатами и нарезками. В продуктовом куча людей, со списками и без, с наполненными корзинами и тележками. С горящим взглядом, бегло осматривающим прилавки, на которых краснеют ценники со скидками. Антон своей тележкой чуть не сшибает импровизированную ёлку из каких-то конфетных наборов, пока читает на ходу список.
Дима складывает в корзину товары, тщательно изучая срок годности, как самый ответственный, а Антон достаёт с верхних полок наименее помятые банки с консервами, как самый длинный и незанятой.
— А я к тебе с подарком пришёл, — вспоминает Позов.
Антон хмыкает в ответ и катит неповоротливую тележку, попутно перекладывая маринованные грибы подальше от кукурузы, потому что достали стукаться и звенеть, да и вообще вместе не сочетаются. Его подарок тоже уже готов и надёжно припрятан в тумбе у кровати. Надеется, что Поз оценит. Спасибо студенчеству за оправдание перед подарками, хоть и бюджетными, но с душой.
— А я твой даже в пакетик упаковал, — отвечает ему Антон.
Они продолжают петлять между рядов и не вестись на заманчивые акционные предложения, строго по пунктам выбирая написанные товары. К слову, список куплен больше, чем на половину, и Антон уже предвкушает очередь у кассы и обязательно чековую ленту, которая закончится на них, а ещё непременную отмену чего-нибудь, стянутого не с того прилавка и пробитого по неожиданно высокой цене. Он роняет из рук упаковку с нарезками, и та падает точно на овощи, когда слышит:
— Антох, привет.
Приветствие перекатывается звоном по всему торговому залу, и Антону кажется, что каждый второй оборачивается на источник этого потрясающего голоса. Он не преувеличивает. Арсений подходит к его тележке, вальяжно раскачивая в руках пустую корзину, на нем чёрный пуховик и чёрная шапка, он безбожно крут для блёклой толпы покупателей. Дима тоже подходит, услышав приветствие, и теперь Антон чувствует себя под перекрёстным огнем, придавленный к прилавку тележкой, у которой с манёврами туго. Арсений протягивает руку:
— Привет, — Антон успевает вытереть ладошки о пуховик, прежде чем отвечает на рукопожатие.
У Арсения прохладные ладони, не отогревшиеся в тепле.
— Хорошо, что я тебя встретил. Меня девчонки отправили с дополнительным списком, — он протягивает знакомый листок Антону, Поз едва слышно покашливает.
Антон забирает лист машинально:
— Поз, это Арсений. Арсений — Дима, — пробегается по списку, пока парни здороваются.
Смысл слов доходит до него чуть позже, чем следует, и дело вряд ли в росте.
— Так ты с нами? — удивляется Антон.
— Ага, — Арсений заглядывает в их тележку, чему-то беззвучно ухмыляется и забирает список обратно.
— Ну, больше людей, больше денег, — умно заключает Дима, и Антон не может не согласиться.
Арсений в продуктовом — забавная встреча, Арсений, отмечающий Новый год в его компании — дурной, не укладывающийся в голове факт. Новогоднее чудо, с размаху ударившееся снежным комком в голову.
— Я только зашёл, но тебя сразу увидел, — он расстёгивает пуховик и зачитывает список.— У меня тут интересное, конечно. Сыр фета, оливки, вишнёвая кола, вафельный торт…
— Чисто девчачий список, — перебивает Поз.
Димка слушает с видом эксперта, Антон с видом человека, совершенно случайно залетевшего сюда и не разбирающегося в теме дискуссии.
— Ага, торт на новый год плохая идея, — замечает Арсений и ставит корзину куда-то на пол у прилавка, специально забывая её, когда они идут дальше.
Новый год — лишь фон для странного спектакля, разыгрываемого с Антоном.
Ряды становятся ещё более длинными, а людей явно прибывает, Антон радуется тому, что ему доверена тележка, а не поддержание беседы, поэтому просто плетётся позади, изучая затылок Арсения, цепляется взглядом за колечко на его шапке, когда тот поворачивается, и простой чёрный шарф, гладящий концом верхние продукты в тележке всякий раз, когда он опускает туда новые. Антон краем уха разбирает, что парни уже успели узнать, кем приходятся Антону, и хочет заметить, что Арсений ему приходится только головной болью, но сдерживается. Они доходят до кассы и занимают почётное место в очереди, тоскливо замечая, что за ними никто не торопится становиться. Позов утыкается в телефон, а Антон сверяет продукты по списку от нечего делать. Чтобы не смотреть на Арсения, на самом деле.
— Что домой не поехал? — спрашивает тот.
Антон сбивается на майонезе и убирает листок в карман. Дело даже не в том, что он волнуется из-за того, что Арсений ему очень-очень нравится. Просто неловкие воспоминания заполоняют голову, стоит только на него взглянуть. Вот Антон стоит у подоконника, наблюдая за соседом, идущим по коридору, словно по тронному залу. Вот он выходит из комнаты, заспанный и злой, встречает такого же на вид Арсения, стреляющего в него взглядом так, что у Антона дрожат коленки, и он еле добредает до умывальников. Они одновременно закрывают дверь однажды, когда Антон уходит в универ, а Арсений, наверное, тоже, и Шастун копается в дверях, потому что ключ предательски проворачивается не в ту сторону, звеня брелоками. А Арсений ждёт, будто специально, пока Антон закончит, чтобы вместе спуститься по лестнице, кивнув друг другу на прощание. Арсений улыбается всё то время, пока Антон считает ступеньки от их этажа до первого, довольно жмурясь от чужой улыбки.
— Билет забыл купить, — пожимает плечами Антон. — А ты?
— И я забыл, — поднимает уголки губ.
— Ну да.
— Ну, а что?
Они оба хмыкают. Очередь продвигается ровно на одного человека, Арсений шагает спиной вперед, не отрывая взгляд от Антона.
— Сколько человек в итоге? — не знает, что сказать.
Арсений смотрит всё также пристально, а потом отворачивается куда-то в сторону:
— Не знаю, мне всё равно.
Под высоким потолком качаются от ветра надувные фигуры. Ёлка, снеговик и шишки, способные вот-вот упасть вниз на их головы, если вдруг крепления подведут. Антон задумывается, над этим подумать куда проще, чем над чужими словами.
— А я думал, ты сам напросился, — осторожно спрашивает Антон.
Очередь сдвигается ещё на полшага, он подкатывает тележку позади себя, они по-прежнему стоят последними.
— Знаю некоторых девчонок, они и позвали. С кем-то же надо встретить, — он улыбается, помогая Антону подтянуть тележку, хватаясь за ручку в опасной близости от его пальцев.
— Понятно.
Они просто стоят, пока Дима не начинает расспрашивать Антона обо всех тонкостях прохода в общагу, убивая молчаливое время, тянущееся неимоверно долго. Арсений молчит и смотрит в пол, лишь шагая, когда нужно двигаться, Антон следит за ним. Если Позов и пытается скрасить момент разговором, это получается отлично, но в какой-то момент Арсений пропускает Антона вперёд себя, чтобы стоять, не мешая им. У Антона внутри что-то лопается от чужой слабовыраженной обиды и собственной неловкости. Но Арсений не подает виду, стоит, опершись на тележку, игнорируя взгляд Антона, когда тот поворачивается.
Когда очередь подходит, кассир на удивление быстро пропикивает их товар, и они скидывают всё в пакеты, особо не заботясь о порядке, разве что уделяя внимание бутылкам с алкоголем. На эскалаторе Арсений вновь разговаривает с Димой, их беседа на грани интеллектуальности режет Антону уши непринужденностью, и он начинает думать, что сам вообразил отстранённое поведение Попова в супермаркете. В конце концов до их общаги меньше пяти минут, они проходят по очереди, Дима идёт второй, и Антон резко проскальзывает через турникет, едва чужой пропуск успевает высветиться перед его собственным на мониторе. Арсений заходит на их этаж, прощаясь до вечера, оставляя парням пакеты, которые те несут на парочку этажей выше, чтобы отдать девочкам ингредиенты.
До боя курантов около десяти часов, а до начала ужина меньше. Антон в компанию, с которой собирался встречать, влился спонтанно. Они даже не были друзьями. Хотя в общаге тебе каждый вроде как знакомый, можешь не знать имени, но всё равно кивать при встрече. С одним как-то курил, у другого стрельнул домашку. С девчонками Антон познакомился через одногруппника, когда тот узнал, что Антон на праздники остаётся тоже. Антон, вероятно, понравился девочкам за свой рост, ещё оставшуюся с подросткового возраста неуклюжесть и худобу, побуждающую накормить его чем-нибудь любую, кто хоть как-то умеет готовить. Или вовсе призвал на звон колец и браслетов.
Все в комнате лежали на кроватях, когда парни вошли, но тут же подскочили, втягиваясь и втягивая их самих в суету подготовки. Они ставят пакеты, Антон знакомит всех с Позовым, тот галантно жмёт руки, но выразительно подмигивает Антону на дверь, поэтому они ускользают практически незаметно, отвлекая внимание на ананасы, оливки и всё остальное содержимое пакетов.
Антон звонит маме из комнаты, поздравляя и почти четверть часа слушая о том, как у кого дела. Мама успевает спросить о его компании на вечер, Антон отвечает как-то неопределенно и уклончиво, убеждая лишь в том, что все люди приличные, она вздыхает, прощается и отключается, посылая ему поцелуй. Антон смеётся, внутри тепло, поцелуй минует километры и приземляется ему на щёку, мамино слово лечит любые шрамы и ссадины. Он почти успевает потонуть в меланхолии и захлебнуться, но Дима вытаскивает его обратно, спрашивая о планах после полуночи.
— Кинчик можно посмотреть, — неуверенно отвечает он.
— Можно культурно выйти и погулять, — предлагает Поз, и Антон знает, к чему тот клонит.
— Половина из тех, кто будет, и слово «культурно» и рядом стоять не смогут после, — Антон очень надеется в эту половину не попасть.
— А их звать и не обязательно.
— Главное, чтобы Катька пошла? — улыбается Антон, Позов успел ему шепнуть, что она красивая, когда они спускались в комнату.
Он загадочно кивает, и Антон смеётся, потому ещё одно праздничное клише щёлкает и выстраивается точно по сценарию. Может, дальше ничего не выйдет, но сегодня сложится. На часах еле-еле три, Антону не терпится, он выходит, оставляя друга одного, до соседней двери пара шагов и пара минут, предназначенных для тупого раздумывания над тем, стучать или нет. Он стучит, дважды.
Арсений не переодевается в домашнее и не удивляется, открывая дверь. В его комнате прохлада, Антон тут никогда не бывал раньше.
— Заходи.
Когда Антон мнётся в дверях, скидывая тапочки, Арсений смотрит, привалившись плечом к шкафу. Становится ещё более неловко, но всё проходит, когда он замечает наряженную ёлку. Не совсем. Она, вероятно, так и продавалась — со всеми шариками и навесами, но сам факт её наличия Антона смешит. От его смеха в комнате теплеет, Арсений не совсем понимает, но улыбается сам, глядя на Антона, смешно указывающего ему руками на ёлку и улыбающегося по-детски открыто.
Не вяжется у него малознакомый, притягательный своей таинственностью и отчуждённостью образ Арсения с новогодним деревом, походами за подарками и всей шумихой, маракасами гремящей под ухом с приближением конца декабря.
— Ёлка, Арс, — заключает он, перестав смеяться.
— Сосед в хозяйственном купил, — отвечает Арсений, совсем не дёргаясь от непривычного обращения.
Непривычного от Антона.
Сказать, что Антон просто его сосед — ничего не сказать. У Арса желание с кем-то познакомиться ещё никогда так сильно не ныло внутри. Не жгло и не царапалось всякий раз, когда Антон проходил мимо него по утрам. Когда Арс лежал в полной тишине в своей комнате, прислушиваясь к чужому смеху за стеной, чуть ли не ловил каждый тембр и оттенок голоса. Арсений замечал его, когда шёл мимо курилки, когда возвращался домой после убийственных пар, когда заглядывался на свои окна, а чужой силуэт мелькал в соседнем.
У Арса желание ещё никогда так сильно не жгло.
Он спрашивает:
— Что ты хотел?
Надеется, что хотя бы Антон определился.
— Новый год через девять часов, — отвечает он.
— Ага, — Арсений садится на стул у своего стола.
— Собираемся в десять, я за тобой зайду, — скомкано произносит Антон. — И постучу, когда пора одеваться.
Арсений улыбается, он совсем не собирается надевать что-то наряднее.
Новый год ему вообще мимо.
Антону очень хочется идти на ёлочный базар, выбирать шары в магазине, чтобы были в одной цветовой гамме. Праздник трётся мишурой где-то под сердцем, и всё сильнее, пока он смотрит на Арсения. Какое-то непонятное чувство эйфории, дающее смелость.
— А ты в костюме будешь? — спрашивает Арс.
— Ага, в костюме редьки. Прямо вот так возьму и приду, — фыркает он. — Или в костюме никого, то есть самого себя
— Ну да, — Арсений мотает головой.
Не одобряет. Он думает, что Антон классный. Арсений уверен, что Антон многограннее и ярче любого. И не важно, что они еле знакомы, он узнавал.
— Забились, — собирается уходить, так и не пройдя дальше стола, на котором ёлка.
— Антон, — Арсений подскакивает и собирается спросить, почему бы и нет.
О планах после полуночи.
Антон вздрагивает, когда Арсений подходит чересчур близко, снова находит взглядом чёрный шнурок под воротом футболки. Фокусируется.
— Да?
— Есть планы на следующий год? — Арсений хотел бы, чтобы это не выглядело так пафосно, но Антон снова начинает смеяться.
Антон смеётся, потому что так легче.
— Я имею в виду время после полуночи, не за столом ведь сидеть.
Не дежавю, а рефрен.
— Я понял, кажется, никаких.
Арсений легко улыбается, тянется вперёд и открывает ему дверь. Очень хочется задеть плечом или рукой, но сдерживается:
— Стучи, — бросает он напоследок, и Антон хихикает уже в коридоре.
Хочется вернуть обратно в комнату, чтобы светил здесь.
Худшее — это коротать время до наступления вечера, бесцельно слоняться по комнате, то лёжа на кровати, то сидя за чашкой чая. Они даже не пытаются сходить наверх к девчонкам, чтобы не соблазняться запахами готовящейся еды.
Дима не выдерживает и включает сериал, Антон наблюдает с полузакрытыми глазами, проваливаясь то и дело в ленивый сон. Арсений за стеной или нет. Так же ждёт, считая минуты, или нет. Он, возможно, вышел куда подальше, развеять голову, ускорить время — Антон не знает.
Просыпается и тотчас проверяет часы, блаженно отмечая, что уже семь и можно идти. Позов сопит рядом, наклонив голову, шея от этого будет беспощадно болеть после пробуждения. Антон расталкивает его и зовет пить надоевший чай.
В конце концов они заваливаются к девочкам в районе восьми и скромно ожидают на стульях, пока те красятся. Эту половину вечера Антон вовсе не вспомнит, если его спросят о новогодней ночи.
Стол собирают по-общажному, из всех имеющихся в комнате свободных столов. Антон уходит в комнату к Илье и возвращается с тремя стульями, позаимствованными у него. Ещё два тот приносит сам, уже ближе к началу вечера. Все салаты и закуски уже на столе, девочки еще хлопочут на кухне, распечатывая пластиковые стаканы и поправляя кудри. Антону совсем не интересно, он бежит к себе в половине девятого, съехал бы по перилам, если бы мог. Время становится очень важным сейчас, он давно так часто не поглядывал на часы. Влетает к себе в комнату и падает на кровать, коротко стуча в соседнюю стену. Сердце в груди стучит тоже, но чаще и загнанно, Антон еле успевает отдышаться, вытягивается на кровати, сам не зная чего, но ждёт.
Из-за стены стучат. Дважды.
Антон задерживает дыхание и закашливается от смеха. Поправляет у зеркала растрёпанные волосы и выходит.
Арсений отлично выглядит вообще всегда, он не сменил одежду, как и обещал. За его спиной кто-то сидит в компьютере.
— Привет, — бросает Антон.
— Здорово, — тот даже не поворачивается, на мониторе мелькает фэнтезийный геймплей какой-то игры.
— Готов?
Глупый вопрос. Арсений кивает и выходит, по традиции запирая дверь.
— А зачем? — Антон лишь успевает начать, когда его перебивают.
— Чтобы его не украли, — смеётся.
Антон как будто подружку на выпускной из родительского дома забирает.
В общаге всегда так — одни играют в игры, другие крутят любовь. Антон пытался и там и там, но скилл нигде особо не прокачался.
Они идут по коридору молча, молча поднимаются наверх, Арсений в футболке, ёжится от сквозняка на лестничных пролетах. У Антона тоже мурашки.
Не от холода.
Арсений тормозит у нужной двери и резко разворачивается:
— Надеюсь, ты не передумал.
— Насчёт следующего года?
Он смотрит, как задумывается над ответом Антон, на его чуть приоткрывшиеся губы. Засматривается. Присваивает себе первые признаки улыбки, украшающей вскоре его лицо.
— Нет.
Арсений кивает и заходит без стука.
Они разгоняются вином, и все притираются друг к другу с первыми тостами и первыми съеденными бутербродами. У девочек от вина забавно краснеют щёки. У Антона тоже, наверное, или в комнате просто душно. Девочкам очень нравится Арсений и его шутки, Арсений держит вилку, оттопыривая мизинец, мальчикам Арсений тоже нравится, отмечает
про себя Антон. В комнате одиннадцать человек дышат одним воздухом, создают одну атмосферу, и он почти расплывается, сидя за столом. На часах тоже одиннадцать, совсем немного до нового года, который Антон уже пообещал.
Из коридора громко слышится музыка, басы отдаются по полу, но никто не придаёт этому значения. Антон следит за огоньками гирлянды, ловко вклинивается в разговоры, подмигивает Димке и кивает на Катю, когда та отворачивается. Поз только качает головой, скрывая улыбку. Сильнее всего Антон верит в чудеса в этот самый момент, когда все вокруг складываются в одно, как непохожие кристаллы в калейдоскопе, образуя понятную картинку. Антону хочется утянуть Арсения с собой в курилку, не оставлять одного, но он лишь зарекается вернуться быстро и не обманывает сам себя.
— Для греческого нужна особая заправка, — говорит ему Арсений, наклоняясь близко, — здесь простое масло — не то совсем.
Арсений очень хочет рассказать ему все тонкости, потому что это важно. Но заторможено пропускает мгновение, когда Антон поворачивает голову, чтобы поймать чужой взгляд, и не успевает отстраниться. Мажет кончиком носа по чужой щеке, почти незаметно для остальных.
Почти провально-чувствительно для Антона, вмиг теряющегося от случайного контакта.
Антон смотрит в глаза, и Арсений забывает рецепт и отодвигается чуть подальше, на комфортное для обоих расстояние. Антон, может, пропустил, или ему не сказали на заселении, что он попадёт в роман для подростков, заканчивая универ.
— Соус? — спрашивает он, сдерживая улыбку.
А потом нет, и Арсений вместе с ним, их придавливает абсурдом, острой гранью чего-то, отдалённо напоминающего флирт.
Арсений замечает, что Антон постоянно касается. Неосознанно обхватывает его руки, когда смеётся над шутками, кладёт ладонь на плечо, привлекая внимание в компании. Ему почему-то неплохо от этого. Вовсе не важно, что от каждого прикосновения под кожей просыпаются рефлексы и реакции, расчёсывающие её изнутри, требующие ещё.
Настойчиво толкающие стул Арсения чуть ближе к стулу Антона.
Пробка от шампанского улетает в никуда, обречённая быть никогда не найденной. Они следят по прямой трансляции за временем, громко отсчитывая секунды, пока напиток разливается по стаканам — прозрачным кружкам и пластиковым, кружкам в цветочек и бумажным стаканчикам. У Антона внутри уже бомбят салюты от предвкушения, он жадно следит за всем, притягивает Димку, обнимая за плечо. Тот улыбается и чокается стаканом на счёт «пять». Арсений поворачивается на «три», протягивает свой стакан из бумаги со смешным рождественским рисунком и улыбается на «два». Почти идиллия.
Всеобщий радостный крик топит любые взгляды, заворачивает всё в микс из взаимных поздравлений, тостов наперебой, обещаний закрыть наконец прошлый семестр, поцелуев в щёку и объятий — на «один».
И пространство взрывается, лопается, уступая новому году. Проникающему в них искрами бенгальских огней и весёлым гулом, который доносится из других комнат.
У Арсения в кармане трезвонят уведомления, он игнорирует и тянет Антона на себя, обнимает, нежно похлопывая по спине. Прижимает чуть ближе прежде чем отпустить.
— С Новым, — шепчет ему Антон, успевая обнять в ответ, прижать крепче одной рукой, уцепившись в чужое плечо, и поддеть незаметно пальцами чёрный шнурок на шее.
Арс улыбается, одним глотком допивая всё шампанское.
Молодость — это когда мандарины слаще, а Новый год можно и в студенческой общаге. Антон не думает, не жалеет о всех своих взглядах, прилипших к Арсению. Пусть у них вряд ли получится, и вряд ли они продержатся дольше недели. Вечно под прицелом красноречивых взглядов бесконечных соседей, в этой изолированной жизни коридорного типа.
***
Очарование компании спадает примерно час спустя. Все, с кем делил и ужин и последние глотки в бутылке, перестают быть такими привлекательными и милыми, как раньше. Антон думает, что в детстве праздник казался чудеснее, потому что ты ложился спать в районе двух ночи. А пустые грязные тарелки и уставшие родители — это что-то незнакомое, по волшебству исчезающее утром, так, что даже и не видел.
Дверь в комнату была открыта, и каждый проходящий по коридору салютовал полупустым бокалом и невнятным поздравлением. Веселье избегало сейчас Антона, накрытого вакуумным куполом.
— Самое время на улицу идти, — замечает Дима, сидящий рядом, и Антон безмолвно соглашается.
Они спрашивают оставшихся в комнате о прогулке, соглашаются не все, но среди них Катя, чему Антон не втайне рад. Арсений минут десять как исчез, улыбнувшись хозяйкам и сказав, что идёт к себе, но не бросив Антону даже взгляда.
Арсения они встречают на этаже, направляясь к себе в комнату. В полумраке коридора номера комнат с трудом различаются, стены гудят дискотекой, которая на три этажа ниже, из распахнутых дверей открывается чья-то жизнь, общая на всех, очень сильно похожая. Они узнают друг друга не сразу, Арсений в уличном, наматывает на шею шарф, но останавливается, замечая идущих.
— С нами? — спрашивает Позов, кивая на его наряд.
— А вы гулять?
Антон кивает:
— Идёшь?
— Иду, иду звать вас с собой, — Арсений тепло улыбается. — Снег пошёл.
Снег выносит всех на улицу стихийно, манит пушистыми белыми узорами, залепляющими окна, засыпает обещаниями сказочных прогулок. На улицах толпы, даже снегопад не приглушает звуки и хохот. Их маленькая компания заворачивает во двор, повышая градус случайной, возникшей в чьих-то руках бутылкой, понижая степень недоверия, открываясь в интимных ночных разговорах, которые забываются к утру.
Скамейка во дворе не кажется холодной, даёт приют сразу семерым. Мука с неба серебрит ресницы и брови, все красивые.
Чудеса вкидывают один раз, Арсений не ждёт, устал. Спрашивает:
— Пошли? Другу хочу позвонить, тут шумно.
Антон, может, тоже устал. Говорит Димке, что уходят, тот кивает и предупреждает, чтобы не шатались по ебеням.
В этом дворе и правда тихо, спальный район следит за шумными компаниями полузакрытыми шторами на окнах. Арсений разговаривает с каким-то Серёгой, и Антон не видел его раньше таким искренним и смешливым. Вообще он его, конечно, мало видел до сегодняшнего вечера.
Когда звонок сбрасывается из повода позвонить в реальную причину — уйти с чужих глаз, Антон переходит в режим ожидания.
Он сидит на бортике песочницы, занесённой снегом. Ещё немного, и примёрзнет. Из сугробов торчат запущенные в полночь ракетницы, обгоревшие золотые надписи не читаются. Огрызки праздника, продолжающегося во всю в душных квартирах с надоевшими до смерти фальшивыми голубыми огоньками.
Арсений стоит рядом и смотрит в окна, окна смотрят в Арсения в немом укоре от ещё не совершённых действий. Он чернит детскую площадку неподходящими мыслями.
Подходит ближе к Антону, становясь совсем рядом, соприкасаясь с его коленями. Антон поднимает голову, над головой Арсения хмурое небо, снег летит, закручиваясь вихрем где-то у последних этажей многоэтажек.
Он окидывает его взглядом, взгляд Арсения свысока прибивает ледяными копьями к месту. У Антона еле хватает сил, чтобы встать.
Арсений вдруг улыбается уголками губ, и Антон успевает поймать почти невидимый намёк на робость. Он осторожно проводит пальцами по его щеке, специально холодит кожу обручами колец. Арсений прикрывает глаза, но не дёргается, глубоко вздыхает.
И Антон чувствует жар, Арс такой тёплый, что смог бы согреть и металл, сковывающий пальцы.
— Это так странно, пиздец, — шепчет Антон.
Держит руку на его затылке, не давая отстраниться, не спешит двигаться сам.
— Новый год же, всё равно вообще.
— Нам после этого ещё жить рядом.
Чуть наклоняется, лишь обозначая прикосновения губ. Подцепляет верхнюю губу Арсения и отстраняется снова, разрываемый прорастающей из самого сердца нежностью.
Арсений делает вид, что ему хватает кислорода. Но в воздухе только Антон. В лёгких и голове тоже, в венах, сплетающих пути к сердцу. Он не думал, что захочется дышать так сильно.
— Хорошо, что рядом, — хрипит Арсений.
Рука на затылке больше не останавливает, можно сбегать, но он хватает ворот чужой куртки и тянет на себя. Снег, наверное, даже не попадает на них, тая еще в полёте, настолько вокруг печёт.
Губы у Антона горячие, выжигающие пламенем следы, и тут же залечивающие ожоги. Арсений, кажется, больше никого поцеловать не сможет. Ему и не нужно. Они оба целуются так плавно и так правильно, прикипая друг к другу в этих касаниях губ.
Антон прижимает его, ругаясь на мешающую куртку, сдавливает руками талию, обнимает за лопатки и подсматривает во время поцелуев. Он пробует языком, осторожно проводя по кромке зубов и внутренней стороне губы, теряет пару ударов сердца, когда Арсений отвечает. Антон путается, хочет вестись и вести, Арсений кусает его осторожно, и от трепета внутри сдвигаются все ориентиры.
Они целуются на морозе до опухших и обветренных губ. Антон отстраняется первый, чтобы вдохнуть, паровое облако их дыхания вьётся между. Всё ещё держатся друг за друга, замёрзшими на холоде пальцами Арсений гладит его щеки.
Антон вздыхает, накрывая чужую ладонь своей.
Его пальцы немногим теплее, но он всё равно пытается согреть.
— Антон?
Арсений хочет поймать его взгляд, но Антон лишь мотает головой, переплетает их пальцы, опуская руки вниз.
— Чудеса, — произносит он, выводит узоры на льду носком ботинка, не поднимая глаз на Арсения.
Где-то салют стреляет в небо, но в ушах так шумит, что все салюты не громче снега, падающего на шапки, куртки и крыши домов. Арсений оставляет поцелуй в уголке его губ и ещё несчёт сколько поцелуев на щеке.
Антон смеётся. Всё в порядке.
Он снова светит, и только для Арсения.
— Пойдём обратно? — спрашивает он.
В ответ Арсений молча кивает и улыбается. Неважно, сколько идти обратно, когда не знаешь, где находишься.
Но обратно находится через пару дворов. Через торопливую ходьбу к остальным и скользящие на льду ботинки. Всё вокруг отмечает свои странные праздники, чуть ли не в каждом окне мерцает гирлянда. Им приходится расцепить руки, но почти в каждом вдохе Антона — Арсений, идущий рядом, касающийся его ладони кончиками пальцев.
Антон берёт бутылку из чьих-то потерявших бдительность пальцев и пьёт. Вино вливается в горло ледяным потоком, но внутри всё ещё горит. На языке всё ещё чувствуется Арсений, а Антон боится сбить его вкус алкоголем. Арс чувствуется, когда тот облизывает губы, слизывая капли и свежие воспоминания. Когда сглатывает, смотря, как Арсений прикасается губами к горлышку бутылки вслед за ним.
Арсений крепче, чем вино. От него плывёт в голове после первого глотка. Он стоит напротив, и за ним снова валится горизонт, скатывается перспектива, собираясь в дальнем углу. Созвездия беспорядочно швыряют звёзды над его головой, обмениваясь ими словно записочками. Всё не в норме у Антона в голове.
Он приглядывается и не видит никаких созвездий на завешенном на ночь тучами небе.
Снег же идёт. От звёзд есть лишь очертания, спрятанные в пролетающих крупицах льда.
Арсений смахивает снег, налетевший на скамейку, и садится, вытягивая ноги. Смотрит куда-то в ту же космическую даль, обречённую висеть над городом.
***
— Вы довольные пришли, — шутит Дима по дороге домой.
Они плетутся последними, чтобы не дымить на остальных.
— Другу звонили, — отвечает Антон, прокатываясь по ледяной полоске на снегу.
Арсений болтает о чём-то с девочками далеко впереди. Антон хочет поцеловать его снова и позорно сбежать.
Они договариваются вернуться к девочкам и посмотреть кино, всё равно, если честно, какое и где, но споры о выборе фильма продолжаются почти до осипших на морозе голосов. Выбирают Плохого Санту, и это не кошмарно и не всеми любимый фильм, просто обычно и по традиции. Антону, и не только ему, места на кровати не достаётся, зато выделяется плед, с которым неплохо и на полу. Пьют, не разбираясь в чистоте стаканов, глупо смеются над всеми шутками, отвлекаясь на какие-то сторонние темы. Антон откидывает голову на чьи-то колени и лёгкая женская рука приятно ерошит его волосы. Он прикрывает глаза, рискуя уснуть. Плед обнимает всё жарче и крепче, а кто-то уже спит в углу кровати, сваленный с ног теплом, прогулкой и выпитым.
Арсений подсаживается к нему, доливая в стакан, и все его движения Антон замечает краем глаза, хлопает по полу рядом с собой, приглашая остаться. Он не хочет романтизировать алкоголь, но содержимое стакана для него — кагор для праведника. Потому что из рук Арсения. Он делает лишь глоток. По ногам дует сквозняк, растянувшийся по полу смотреть фильм вместе с ними, Антон накидывает плед на ступни Арсения, севшего рядом так, что они касаются друг друга коленями. Большего не надо. Не сейчас.
Он кладёт голову ему на плечо, окончательно убаюканный всем, и кто-то хихикает сзади, шепчась между собой, но Антону так сильно до лампочки. Арсений кладёт ладонь ему на талию и просто держит её там, лишь изредка вычерчивая пальцами какие-то свои символы, но всё таинство скрыто пледом от наблюдателей вокруг.
— Надо желания загадать было, — тихо говорит кто-то из девочек.
— Никогда не поздно, — также тихо отвечает им Арсений.
Антон почти спит и думает то же самое.
***
Утро намного позже обеда, и голова сильнее гудит от большого количества сна, чем от выпитого вчера. Остатки еды греются в микроволновке, и это идеально. Идти сквозь сонный морок коридора, пиная бумажки от конфетти — тоже. Антон останавливается у чужой двери, занося руку для удара, но сильно промахивается, открывает собственную, прячась в комнате, как в тайном убежище. Сердце почему-то снова стучит слишком громко, Антон боится, что Арсений услышит этот стук через стену. Когда Дима просыпается, Антон отправляет его на завтрак-почти-ужин к девочкам. Антон отвечает на поздравления в мессенджерах, ворочается на кровати, но чувствует себя окружённым, где каждое неосторожное движение — риск наткнуться на болезненно-царапающие обрывки вчерашнего дня, торчащие шипами из стен. Праздник грозится скатиться в кислое послевкусие.
В дверь стучат. Трижды.
Он кричит, что открыто, но лишь равнодушно кивает соседу напротив, пришедшему просить хлеб, но не дошедшему до идиотских шуток, знакомых каждому школьнику.
Необходимое совпадение — встреча с Арсением в коридоре, но её не будет, если Антон не выйдет из комнаты, поэтому он отворачивается к стене, не желая вставать, и листает ленту в телефоне. Уже вечернее солнце последний раз пытается его поднять, стреляя малиновыми лучами по стене, но скрывается за соседним домом, окончательно потеряв надежду.
Дима возвращается, и Антон идёт провожать его до метро, скуривая сигарету полностью, заполняя дымом весь объём легких. В окне Арсения приглушённый свет, Антон смотрит какое-то время, стоя на полупустой улице, где не работают даже ларьки с шаурмой, не балуя лакомством недокормленных студентов. Гирлянды всё ещё мигают на витринах открытых магазинов, прибавляя сил. Почти никого, но те, кто есть, возвращаются из гостей с подарочными пакетами, набитыми по стандарту полотенцами, посудой и фруктами. Первого января ходят только по родственникам.
Антон решает пойти по проблемам. Он стучит в дверь. Дважды.
— Привет, — здоровается Арсений.
Антон заходит, вешает куртку и скидывает ботинки, Арсений пропускает его в комнату. Сосед всё ещё маячит за спиной и рубится в ту же игру.
— Привет, — бросает ему Антон.
— Здорово, — отвечает он, снова не поворачиваясь.
Арсений улыбается, пожимая плечами, посреди его комнаты Антон такой высокий, гладит пародию на ёлку, щёлкает пальцами по нелепым шарикам, свисающим с её веток.
— Я желание пришёл загадать, — говорит Антон. — Никогда не поздно ведь.
Он проходит дальше в комнату под молчаливое согласие и клики мышки. У играющего на столе три бутылки пива, Антон салютует ему мысленно, отмечая, как забавно тот провёл праздник.
Кровать Арсения заправлена почти без складок на покрывале, кровать Арсения удобно стоит, играющий сосед сидит к ней спиной. Кровать Арсения прижимается к стене, как и кровать Антона. Он дотрагивается до стены, стучит в свою же комнату.
— Никого? — спрашивает Арсений.
Он садится рядом, поджимая одну ногу под себя. Арсений даже сидит не как все. Антон отрицательно мотает головой. Они молчат, Антон — потому что запала хватило лишь чтобы зайти в чужую комнату, не затормозив незваным гостем на пороге.
Арсений молчит, потому что боится чужого ответа, занесённого в воздухе лезвием над их головами. Тишина занимает столько места, что они не могут сесть ближе. Искра между ними очень хочет пробежать, но теряется и растворяется в этом пространстве тишины. Антон смотрит трезво, если не на жизнь, то на человека напротив.
Когда чужие пальцы касаются его ладони, тишина в комнате стремительно сокращается, и Арсений не отводит взгляд, когда они переплетаются с его пальцами. Антон ужасно осторожен и медлителен, почти невесом в своих прикосновениях, но это всё, что нужно.
— Что не заходишь? — спрашивает он.
Арсений греет свои пальцы в чужой ладони и отвечает:
— Ждал.
Честно.
— Чего?
Антон отпускает его руку, интересуется узором обоев на стене и покрывале.
— Когда ты захочешь зайти.
— Я зашёл, — отвечает Антон.
— Хорошо, — шепчет Арсений и чуть улыбается Антону, хочет вернуть в ладонь чужое тепло.
Тот смотрит ему в глаза, снова давая тишине возможность ухватиться за каждый сантиметр в комнате, но она внезапно исчезает полностью, трусливо прячась за шкафом. Просто сосед Арсения громко и от души ругается, проигрывая бой.
Антон косится на соседа, Арсений смеётся в голос и подхватывает ключи, лежащие на его столе.
Антон не знает, что делать, когда они заходят в комнату, в её пустоте ещё слышны отголоски стука из соседней. Арсений закрывает за собой точно такой же замок, как и в его собственной двери. Свет от настольной лампы мягкий и успокаивающий, Арсений, наконец, решается, подходит и обнимает, утыкается лбом ему в плечо, втягивает носом запах домашней одежды, её частых стирок, чужого тепла. Антон гладит его спину, несмело целует в шею почти сухими губами. Никто и не требует не бояться. Арсений сам едва ли храбрее, ведёт ладонями вверх, очерчивает контуры мышц на руках, отпечатывает поцелуй на подбородке.
Арсений Антону очень-очень нравится, его лицо красивое и спокойное, Антон чуть-чуть ждёт, набираясь смелости, а потом целует, потому что всё должно быть просто.
Потому что они ведь уже целовали друг друга.
В груди снова пожар выжигает дотла, Арсений даже целуется красиво, гладит его скулы большими пальцами, забирает всё дыхание вместе с запахом сигаретного дыма. Антон хотел бы так же изящно — обнимать за талию, чуть поднимая вверх край футболки, запускать руки в волосы, тянуть пряди назад, заставляя запрокинуть голову.
Он лижет чужую шею, обводит языком на коже контур вокруг чёрного шнурка на ней. Оставляет поцелуи, отмечая своё.
— Можно? — спрашивает он и прикусывает зубами, когда Арсений согласно кивает.
Втягивает кожу, не осторожничая, кусает, рисуя метки.
Арсений снова тянется к его губам. Антон обхватывает его шею, пульс под пальцами стучит ускоряющимся ритмом, Антон не совсем музыкант, но мелодичнее Арсения, дышащего ему в губы, стонущего ему в рот, когда они соприкасаются языками, ничего нет.
Антон снова чувствует себя хорошо, когда отстраняется и смотрит.
— Кино посмотрим? — смеётся Арсений и крутит единственный браслет, висящий на запястье Антона.
— Ты за этим пришёл? — спрашивает он в ответ, качая головой, шутя толкая его в плечо.
Арсений садится на кровать и смотрит в окно. Никто и не требует быть быстрыми. Антон и правда берёт ноутбук и садится рядом, не сдерживается, чмокает его в губы, и Арсений тянет его на себя, падая на спину, устраиваясь на узкой кровати.
— Пиздец, как странно, ты сказал? — спрашивает Арсений, вспоминая его слова.
— Я всё ещё так думаю, — отвечает Антон. — Но вдруг нам понравится.
В общаге Антон привык жить, влюбляться труднее и неудобнее, но он попробует, что-нибудь придумает.
— А у тебя по средам первая пара или ты просто просыпался, чтобы увидеть меня с утра? — Арсений шепчет вопрос прямо в ухо и целует, оттягивая зубами мочку.
Перед глазами у Антона мишура падает колючими, но пушистыми полосками. Он громко вздыхает, открывает папку с фильмами. Арсений чувствует руками его вздох под рёбрами.
— Мне Поз сиги подарил, — кивает Антон на упаковочную бумагу, смятую на тумбочке, и пачки, лежащие рядом.
Арсений рассматривает, словно ему правда интересно.
— А ты ему?
— Я ему нет.
— Я подарю тебе Луну, — улыбается Арсений, и Антон прикладывает руки к сердцу в трагическом жесте.
Арсению в общаге больше не душно, он прижимает Антона крепче. Да, ему правда интересно. Торопиться вовсе не обязательно, Антон вытаскивает ключи из его кармана и кидает на стол. Недоутро быстро перетекает в ночь, и Арсений готов вечно существовать в этом времени между, прижимаясь щекой к груди Антона, засыпая на невозможно узкой кровати. Быт общежития грозится стереть их в порошок, расколоть мелкими острыми зубами, но он встаёт и проверяет, заперта ли дверь, перед тем, как заснуть. Новогодние чудеса не всегда работают, но им достаётся исправное и одно на двоих.
У Антона больше нет первых пар по средам, но Арсения по утрам он встречает куда чаще. Он заспанный и злой, но Антон лишь улыбается на это, забирая у него тюбик с зубной пастой. Им это нравится уже больше месяца.
Говорят, все, кто встречал новый год в общежитии, вряд ли хотят повторить. Все, кроме…
