О тюльпанах и субординации

- Курт Валландер, начальник отдела уголовного розыска, - Лиза Холгерссон, начальник полицейского управления Истада, теперь уже без пяти минут пенсионерка, представляет тебе невысокого седеющего мужчину лет пятидесяти. - Эльза Нильссон, - представляешься ты и протягиваешь Валландеру руку. Его ладонь сухая и крепкая, взгляд цепкий и настороженный. Он бормочет что-то среднее между «Добро пожаловать, госпожа суперинтендант» и «шла бы ты на хрен», но ты не в обиде, ты знаешь: Валландер сам метил на место вышедшей в отставку Холгерссон, а из округа прислали тебя, вчерашнего начальника отдела полиции Мальмё. Кто был бы не в претензии на месте старшего инспектора? Сейчас вам обоим неловко, но ты уверенна — неловкость пройдет, вы оба освоитесь, притретесь, сработаетесь, ведь ты не собираешься с места в карьер заявлять права на территорию Валландера — его отдел (он так и говорит «мой отдел»), строить из себя большого босса, третировать людей по мелочам, типа на день задержанного отчета. Нет, панибратства ты не потерпишь, но стервой тоже не будешь. Ты в адеквате, по крайней мере тебе так кажется. Валландер представляет тебе своих сотрудников — он так и говорит «моих сотрудников», и ты думаешь о том, что Истад, конечно, город маленький, но как они справляются втроем: сам Валландер, миловидная брюнетка Анне-Брит Хоглунд и инспектор… - Мартинссон! - орет Валландер чуть не на все управление, - черт, где его носит? - Ты отправил его поговорить с продавцом из винной лавки, Курт, - почти шепотом напоминает начальнику Анне-Брит, - ну, по вчерашней краже. - И это было три часа назад! - Валландер раздражается еще сильнее, а ты думаешь, что парня наверняка ждет головомойка, как только он вернется в отдел. Ты знакомишься с инспектором Мартинссоном лично только через три дня — за все это время ты нос не высовываешь из своего кабинета — так много бумажной волокиты сваливается на тебя, что тебе кажется, ты просто задохнешься под ворохом этих бумаг, и тебя под ними же похоронят. Вы сталкиваетесь в коридоре, вернее, он налетает на тебя из-за угла — от неожиданности ты роняешь на пол кружку, которую минуту назад носила помыть в дамскую комнату — ты переводишь взгляд с катящейся по полу ярко-оранжевой кружки на человека, который тебя толкнул, и ты замираешь, пораженная. Ты думаешь — что делает это дивное создание в управлении полиции? Ему бы с его почти что двухметровом ростом, длиннющими ногами, яркими голубыми глазами, высокими скулами и пшеничными кудрями мерить шагами подиум или в кино сниматься — а что, фанатки бы слюни не успевали подбирать, глядя на такого красавца. - Простите, я… я не нарочно, - дивное создание почему-то краснеет от ушей до подбородка, на лице его появляется улыбка, и ты думаешь, что… - Мартинссон! - слышишь ты раздраженный окрик Валландера, и парень поворачивается на крик. - Я Мартинссон… Магнус, - смущенно представляется блондин, - а Вы фру Нильссон, наш новый шеф, да? Ты киваешь, а Магнус наклоняется, чтобы поднять твою кружку. - Я вымою, - обещает он, - извините, правда, мне очень неловко. - Мартинссон! - Валландер орет уже с риском порвать связки, и Магнус срывается с места. Через пару месяцев ты уже полностью втянулась в работу управления, ты знаешь по именам всех сотрудников, ты даже знаешь имена супругов и детей некоторых из них. Еще ты знаешь, что старший инспектор уголовного розыска, хоть и любит покрикивать на своих сотрудников, на самом же деле считает их весьма и весьма толковыми специалистами, а на твой вопрос, зачем же он их то и дело шпыняет, отвечает с ехидной улыбкой: «чтобы не зазвездились». А еще ты знаешь, и это знание не дает тебе покоя, что ты хочешь зарыться носом в светлые кудряшки инспектора Магнуса Мартинссона. Ты так и представляешь себе эту картину — как ты подходишь к нему сзади, обнимаешь и зарываешься лицом в золотистые кудри. Тебе кажется, что они нежные, упругие и пахнут хвоей и морем. Ты все прекрасно понимаешь — и про начальника и подчиненного, и про то, что тебе тридцать пять, а ему двадцать восемь (ты не то чтобы вдоль и поперек, но все-таки просмотрела его личное дело, ты знаешь о нем многое, начиная с группы крови и заканчивая расписанием сеансов психолога после того, как инспектор стрелял в маньяка, напавшего на дочь Валландера (маньяка, Господи!!! Вот тебе и маленький провинциальный Истад)). Ты все понимаешь, но ты не можешь ничего с собой поделать. Когда ты видишь, как во время совещания Магнус по привычке крутит в руках карандаш, ты смотришь на его длинные сильные пальцы, и тебе хочется облизать их — просто взять каждый палец и облизать, как леденец. Когда инспектор, внимательно глядя на тебя во время твоего выступления, опять-таки по привычке облизывает губы, тебе хочется повторить движения его языка, хочется коснуться своим языком его тонких обветренных губ, хочется взять его лицо в свои ладони, дотронуться до острых скул, хочется…. В общем, к концу совещания тебе обычно хочется поменять ежедневку…. Или уволиться… Или уволить Мартинссона. Есть еще вариант — трахнуть Мартинссона. Клин — клином. Попробуешь, а вдруг не понравится? Такая мысль приходит в твою немного пьяную голову на рождественском корпоративе. Ты совсем неподобающим для начальника полицейского управления образом хихикаешь — ну можешь же ты позволить себе хотя бы такую малость — просто выпить немного лишнего на Рождество и немного помечтать? В конце концов тебе всего тридцать пять, и у тебя все еще высокая грудь и упругая попка, и ты не трахалась уже полгода, именно столько прошло после твоего переезда из Мальмё в Истад. Вокруг тебя веселье, и выпивка льется рекой — подарок от той самой винной лавки, кражу из которой расследовал Магнус и поймал-таки вора. Сотрудники разбились на группки, некоторые даже танцуют. А ты подпираешь стенку на пару с Валландером — танцевать тебе вроде как не положено по статусу. Вот Мартинссон, наплевав на все статусы, кружит в танце Ингу Олафссон из отдела кадров — кружит, прижимает к себе крепко-крепко, двигает бедрами в такт музыке, почти что непристойно, но именно почти, гладит ладонями узкую спину девушки и смотрит… смотрит на тебя поверх головы Инги, глаз не отводит. Не то чтобы тебя это смущает, хотя нет — тебя это смущает. Но сегодня можно, сегодня ты немного пьяна. Откуда-то появляется Нойберг и приглашает тебя на танец. Ты соглашаешься — в конце концов тебе тоже хочется танцевать, а танец с пожилым криминалистом — это и пристойно, и безопасно. Нойберг неожиданно оказывается хорошим партнером. Конечно, ваш танец не так соблазнителен и на грани, как танец Инги и Магнуса, но твой партнер ведет тебя уверенно, и ты расслабляешься и просто наслаждаешься музыкой, праздником, наслаждаешься шальным взглядом Мартинссона — ты тоже смотришь на него из-за плеча Нойберга, ты взгляд отвести от него не можешь. Музыка заканчивается, и ты выходишь на улицу покурить. Холодно. Безветренно. Снег падает крупными белыми хлопьями — ты вытягиваешь вперед руку, и снежинки тихо ложатся на ладонь и не тают. Ты так и не прикуриваешь, тебе не хочется сигаретным дымом и запахом портить эту нежную красоту, что тебя сейчас окружает. Ты поднимаешь вверх лицо и позволяешь снежинкам падать на твои щеки, на лоб, ты высовываешь язык, как бывало в детстве, и ловишь снег языком. Тебе хорошо. - Надень куртку, холодно, - слышишь ты совсем рядом тихий баритон инспектора Мартинссона, - то есть… извините…. наденьте… В ту же секунду на твои плечи ложится тяжелая парка Магнуса, и тебя тут же обволакивает его запах — и да, это хвоя и море, и тебе становится еще лучше. Ты киваешь головой — спасибо! А он запахивает полы куртки и не спешит убирать руки — просто стоит перед тобой и не отпускает. - У тебя снег на волосах, - говорит он, видимо, позабыв говорить тебе «Вы». Не одна ты сегодня немного пьяна. - Красиво, - Магнус касается ладонью твоих волос, стряхивает снег, - красиво, но холодно. Он кладет ладонь тебе на затылок, гладит волосы, затем притягивает тебя к себе. Ближе. Еще ближе. Он целует. Легко, едва касаясь губ. Нежно — ты просто тонешь в этой нежности, ты боишься не выплыть. Его губы мягкие и чуть горчат от выпитого. Он совсем ненадолго переплетает свой язык с твоим — нет, он вовсе не вламывается в твой рот, просто пробует тебя на вкус, и тут же отпускает. - Что ты делаешь? - спрашиваешь. Ты тоже забыла, что должна говорить ему «Вы». - А на что это похоже? - вопросом на вопрос отвечает Мартинссон и вновь целует, теперь уже настойчиво, требовательно, глубоко, сминает губы, зарывается рукой тебе в волосы, другой рукой крепко прижимая к себе, так крепко, что не вырваться. - Это неправильно, Магнус, - ты все еще пытаешься сопротивляться, ты же помнишь про тридцать пять и двадцать восемь. И про начальника и подчиненного ты помнишь тоже. - Это неправильно, Эльза, - шепчет Мартинссон, - неправильно, целых полгода потеряли. И он опять целует. И ты забываешь про тридцать пять и двадцать восемь. И про начальника и подчиненного забываешь тоже. Он приносит твое пальто и уверяет тебя, что его никто не заметил с твоим пальто в охапку. До его дома вы идете пешком — «тут всего десять минут», говорит Мартинссон. Вы держитесь за руки, как школьники. Медленно падает снег — Истад под снегом совсем праздничный, пряничный, тебе даже жаль, что идти всего два квартала. Он набрасывается на тебя, едва вы переступаете порог его квартиры — так, как будто тоже ни с кем не трахался вот уже полгода. Рвет пуговицы своей куртки, резко распахивает полы твоего пальто, бросает на пол шарф, пяткой о носок, не расшнуровывая, снимает ботинки. - Я хочу попробовать тебя — шепчет в самое ушко и чуть прикусывает мочку, лижет раковину, опускает губы ниже, целует шею, там, где быстро-быстро бьется сейчас твой пульс. - Попробуй! - разрешаешь ты и чуть надавливаешь ему на плечи, принуждаешь опуститься на колени. Он смотрит тебе в глаза — снизу вверх, аккуратно снимает твои ботинки, не глядя, что делает, ведет ладонями по ногам вверх, оглаживает бедра, сжимает ягодицы. Он смотрит тебе в глаза, когда расстегивает твои брюки, спускает их вниз, сразу вместе с бельем, и отводит одну ножку в сторону, устраивая ступню на тумбочку для обуви. - Вот так! - он доволен тем, что видит, и только теперь разрывает зрительный контакт. Для того, чтобы уткнуться лицом тебе между ног. Он лижет старательно и с удовольствием — ты слышишь его придушенные стоны. Движения его языка умелые и настойчивые. Тебе так восхитительно хорошо и так сладко, что ты стонешь в голос. Ты почти кричишь, когда он пускает в ход пальцы. - Кончи мне в рот, девочка! - и от этих слов тебя накрывает. Ты хватаешь его за волосы — они действительно мягкие и упругие — ты прижимаешь его лицо еще ближе к себе, тебе сейчас наплевать, может ли он дышать, и ты кончаешь с громким «Магнус, твою же...!», и на то, что это непристойно, тебе наплевать тоже. Ты опускаешь ногу с тумбочки и чувствуешь, как она дрожит. Мартинссон замечает, что ты после оргазма едва стоишь на ногах, и подхватывает тебя на руки. Уже на кровати он раздевает тебя совсем и раздевается сам. Ты откровенно любуешься им — раздетый он еще красивее. Ты думаешь, что природа выделывалась, когда создавала такое чудо, как Магнус Мартинссон — на его стройном теле нет ни одного изъяна, и ты с удовольствием касаешься этого тела везде, куда дотягиваются твои руки. И твои губы. А он с не меньшим удовольствием под твои касания подставляется, ластится, как большой дикий кот. Ты говоришь: «Твоя очередь» и наклоняешься к его паху, накрываешь давно вставший член губами — сначала весь целиком, затем выпускаешь и облизываешь головку, оттягиваешь крайнюю плоть, проводишь языком по уздечке и снова заглатываешь так глубоко, как только можешь. Он хрипит, стонет, пытается не толкнуться в твой рот, когда ты проделываешь то же самое в том же порядке. Он шепчет: «я сейчас», и ты ускоряешься, теперь просто водишь головой вперед-назад, вылизывая, высасывая его полностью, и когда он сквозь зубы шипит «Да!», в гортань тебе бьет сперма, и ты послушно глотаешь и вылизываешь после слегка опавший член. Мартинссону не нужно много времени, чтобы его член снова стал твердым — тебе достаточно несколько раз провести языком по стволу, поиграть с яичками, чуть царапнуть ноготками ягодицы, и он подминает тебя под себя, закидывает твои ноги себе на плечи и, одновременно лаская руками грудь, вводит сначала головку, подразнивая, и только когда ты стонешь «Магнус, ну что же ты!», входит до конца. Его движения медленные, и это сводит с ума. Ты кладешь ладони ему на попку, стискиваешь, направляешь, пытаешься задать темп, и он понимает, что ты хочешь быстрее, хочешь глубже, он подстраивается под заданный тобой ритм и сейчас двигается именно так, как тебе нравится — быстро и размашисто. Ты подмахиваешь, подаешь вверх бедра, прижимаешься к нему, чувствуя, как горячо и влажно от пота между вашими телами. Наконец его движения становятся еще быстрее, его дыхание сбивается, ты чувствуешь, что еще несколько глубоких толчков, и все закончится, и ты просишь: «я хочу, чтобы ты взял меня сзади». Долго уговаривать Мартинссона не нужно — он быстро выходит, торопливо разворачивает тебя на живот, приподнимает бедра, но входить не спешит. Он наклоняется и с протяжным «Эльза, до чего же роскошная у тебя задница», целует твои ягодицы, раздвигает, лижет сжатое колечко мышц, проходит языком по промежности и ласкает влажные губки. Ты на грани. Ты мнешь в кулаках простынь. Ты прикусываешь запястье. Ты хочешь кончить, а Магнус сзади продолжает свою сладкую пытку, и ты почти кричишь: «Возьми меня!», и он, наконец, входит и снова начинает двигаться, теперь уже быстрее. Одновременно его пальцы ласкают твой клитор, и ты кончаешь уже через несколько секунд, а он догоняет тебя спустя еще пару резких толчков. Он не торопится выходить. Он накрывает тебя собой, гладит по голове, убирает в сторону волосы и целует, чуть прикусывая, шею, щекочет языком за ушком. - Ты потрясающая, Эльза, - говорит он, и ты зажмуриваешься от удовольствия. С утра тебя будит запах кофе. Ты выпутываешься из одеяла, одеваешь свою одежду. Ты искренне считаешь, что появление утром на кухне в его рубашке — это пошло и по-собственнически, и ты не так боишься, что он сочтет тебя пошлой, как то, что он может подумать, что ты покушаешься на его территорию. На его свободу покушаться ты точно не намерена. Он говорит «доброе утро» и целует. Этот поцелуй — не прелюдия, не обещание чего-то большего. Это просто утренний поцелуй — легкий и вкусный. После вашей ночи Магнус не выглядит смущенным, но в его взгляде вопрос, и ты не понимаешь, что он хочет спросить, а он молчит. Ты просишь «свари мне кофе», и он варит, и в этом кофе можно топить чертей, настолько он крепкий, но тебе нравится. Но что тебе нравится больше всего — это то, что ты видишь за окном. Магнус живет на самом последнем этаже многоквартирного дома, не то чтобы на этаже — практически на крыше, по крайней мере из его кухни есть выход на эту самую крышу, а там — ты даже не стараешься подавить восхищенное «ах!» - там зимний сад: крытая стеклянная оранжерея, и в этой оранжерее тюльпаны. Десятки тюльпанов — красные, желтые, бело-розовые, даже голубые — голубые тебе нравятся особенно. - Это красиво, - чуть смущенно объясняет Магнус, - мне всегда хотелось, чтобы тюльпаны зимой. - Это красиво, - эхом откликаешься ты и забываешь про кофе — тебя завораживают голубые тюльпаны на крыше в зимнем Истаде. И все становится хуже. Ты говоришь себе — это всего-лишь секс. Говоришь — для него это тоже секс и не более. Говоришь — ты получила, что хотела, ты хорошенько им попользовалась, что тебе еще нужно? Тебе нужно больше. Тебе нужно засыпать у него на груди и просыпаться, чувствуя его каменный стояк. Нужно, чтобы две зубные щетки в ванной. Чтобы на Рождество вместе кататься на лыжах, а летом в отпуск к морю. Но все это ты перечеркиваешь, когда, уходя тем утром из его дома, говоришь: «Все было чудесно, но давай на этом остановимся». И пытаешься не замечать обиду в глазах Магнуса. Ты говоришь себе: «Переживет. Переживу». Ты все это перечеркиваешь, когда, встречаясь с ним в управлении, говоришь ему «Вы» и «инспектор». И еще ты волнуешься. Никогда ни за кого ты не волновалась так, как волнуешься теперь за инспектора Мартинссона, когда тот уезжает вместе с Валландером на очередное задержание. Ты просто места себе не находишь с того момента, когда они покидают управление и до того, как Курт отзванивается тебе и сообщает, что все хорошо. И самое страшное — это звонок — потому что ты до дрожи в коленях боишься услышать, что в этот раз преступникам повезло больше, чем полицейским. Ваша работа — это часто простое везение. Все становится хуже некуда, когда через два месяца после Рождества Курт приносит тебе на подпись рапорт Мартинссона о переводе в управление полиции Стокгольма. Ты держишь в дрожащих пальцах лист бумаги и просто не можешь поверить в то, что читаешь. - Ну что? Все правильно, - говорит Валландер, не замечая твоего волнения, - не вечно парню торчать в провинции, тут выше старшего инспектора он вряд ли поднимется, а там все-таки столица, сама понимаешь. Ты понимаешь. Ты правда понимаешь, что так лучше и для Магнуса, и для тебя. Но ты не хочешь это принять. - Мартинссон должен отработать положенные две недели, - предупреждаешь ты его непосредственного начальника после того, как ставишь свою подпись под рапортом. За эти две недели ты почти не видишь Магнуса. То ли он сознательно избегает тебя, то ли просто так получается. Ты понимаешь, что должна хотя бы поговорить с ним, в конце концов он твой сотрудник. Но тебе тяжело решиться на разговор. Ты все испортила. Да и он не попытался побороться. И от этого тебе еще тяжелее. Он приходит к тебе сам. Приходит домой, поздно вечером. Ты не удивлена, откуда он знает твой адрес, в конце концов он следователь, и уж такую мелочь, как адрес начальницы, найти он в состоянии. Магнус жутко выглядит — он бледен, в синеву, его одежда мокрая, от него пахнет пОтом и порохом, и теперь тебе становится страшно по-настоящему, тем более что не далее как полчаса тебе звонил Валландер и уверял, что задержание тех, кто на прошлой неделе ограбил инкассаторскую машину, прошло успешно, и никто не пострадал. - Мы взяли тех грабителей, - подтверждает твою догадку Магнус, - все живы, не волнуйся. Они стреляли. Мы тоже… и… там Валландер с ними в управлении. Мне велел домой... Ты не говоришь ни слова. - Я не могу домой, ты извини, - мнется Магнус, - если я не вовремя, то... Ты накрываешь ладонью его губы, заставляя замолчать. Ты тянешь с него мокрую куртку и такой же мокрый свитер — лежа он стрелял что ли? Вполне возможно, а на улице мокрый снег с дождем. Ты расшнуровываешь его ботинки — они тоже промокли, снимаешь брюки и загоняешь Мартинссона под горячий душ и не выпускаешь до тех пор, пока его кожа не становится красной, а его зубы не перестают выбивать дробь. Ты заставляешь Магнуса выпить горячего чаю с медом, но того так явно клонит в сон, что он выпивает от силы полкружки. Ты разбираешь свою кровать и укутываешь Мартинссона одеялом, а сама ложишься рядом и, как ты давно хотела, зарываешься носом в его курдяшки. Ты обещаешь себе, что завтра устроишь Валландеру хорошую взбучку. Ты просыпаешься оттого, что руки Мартинссона жадно шарят по твоему телу, а между ягодиц тебе упирается его уже готовый к подвигам член. Магнус замечает, что ты не спишь, и его ласки становятся настойчивее, и ты вдруг думаешь, а нужно ли было терять еще два месяца? Он шепчет: «моя» и разводит в стороны твои ноги. Шепчет: «никуда не отпущу» и входит в твое влажное сейчас и податливое лоно. Шепчет: «начальница, чтоб тебя», и начинает двигаться, и ты двигаешься с ним в одном ритме, и также вместе вы кончаете и еще долго приходите в себя после. Ты провожаешь его на работу чашкой горячего кофе. Твой кофе не такой крепкий, как варит Мартинссон, но тоже ничего. Ты говоришь, что будешь позже, потому что тебе нужно заехать в мэрию, да и вообще не стоит афишировать. Он говорит, что все понимает, но рано или поздно все всё равно узнают. Когда ты возвращаешься от мэра, в управлении царит легкий кавардак. Анне-Брит и Йорг Эрикссон из отдела дознания украшают конференц-зал воздушными шарами, а Валландер делает вид, что его это ужасно раздражает. Ты спрашиваешь пробегающую мимо Ингу Олафссон: «В чем дело?» и застываешь на месте, удивленная, когда она отвечает: «У Мартинссона день рождения». «Вот засранец! Не мог утром сказать!», - думаешь ты. «И я тоже хороша — как могла забыть? Ведь читала же его личное дело!» - ругаешь себя, открывая свой кабинет. И опять замираешь на месте — прямо на твоем рабочем столе ты видишь огромный букет голубых тюльпанов. Рядом с цветами записка: «А ведь у нас не было свидания. Давай сегодня сбежим от них всех и напьемся?» Звонок звонит, когда ты, счастливая, думаешь, что бы такого подарить Мартинссону и, главное, когда это купить. Ты не сразу понимаешь, что хочет незнакомый мужчина на том конце провода сказать тебе — что-то про окружную больницу Истада и о том, что скорая куда-то там не успела. Ты съезжаешь по стене на пол, когда до тебя наконец-то доходит. Тебе кажется, что ты кричишь: «Валландер!», но на самом деле ты едва шепчешь. Курт врывается в твой кабинет через пять минут. Наверное, ему тоже позвонили. Он говорит что-то о том, что послал Мартинссона для того лишь, чтобы он допросил свидетеля недавнего ограбления инкассаторов. И теперь то он, Курт, сильно сомневается, что тот был всего лишь свидетелем. Иначе с чего бы ему нужно было стрелять в полицейского? В окружную больницу вы с Валландером приезжаете через пятнадцать минут. Молодой врач, который провожает вас в морг, кажется, искренне вам сочувствует. «Две пули — в грудь и в шею, - объясняет он по пути, - у парня не было шансов, он истек кровью еще до приезда парамедиков». Ты все еще не веришь. Ты просто не хочешь верить в то, что еще буквально пару часов назад Мартинссон был жив, а теперь вы с Куртом находитесь в морге, готовые опознать его…. Ты не можешь произнести это даже про себя…. Его тело. - Эльза, - Валландер поддерживает тебя под локоть, - ты… не надо тебе, я сам. Но ты решительно отстраняешь Курта и сама поднимаешь укрывающую… тело… простыню. Ты не кисейная барышня, ты начальник полицейского управления. Ты должна опознать тело своего… Ты должна опознать Магнуса. Ты застрелишь его убийцу через три дня после похорон Мартинссона. Застрелишь при попытке к бегству — так ты напишешь в отчете для службы собственной безопасности. О! Ты очень тщательно составляешь этот отчет — комар носа не подточит. Ни один следователь ССБ не должен сомневаться, что преступник пытался бежать после того, как был задержан. Никто не узнает, что ты просто хладнокровно выпустила в ублюдка две пули — в грудь и в шею, дав тому истечь кровью. Никто. Никогда. Не узнает.