В гостях у Сказки. Иван-царевич и...

             По полевой дороге мерно трусИл уже немолодой коняга, более подходящий своим видом зажиточному крестьянину, чем нарядному всаднику. Пегая шкура жеребца была покрыта пылью, смешанной с потом, уши, грива и хвост печально повисли, а на морде, казалось, навек застыло обиженно-смиренное выражение. Умей бы конь говорить, так бы и выдал:       — И куда ж тебя… несут… нет чтобы… сидеть в тереме, пряники медовые вкушать…       (пропущенные слова можете вставить сами, по собственному вкусу)       Всадник же умением слышать конские мысли не владел, а потому покачивался в седле… хотя, о чём это я? Какое там «покачивался»! Сидел всадник как-то криво, морщился при каждом резком движении, и вид у него был очень даже страдальческий. И ни по внешнему виду, ни по кончику подорожной, что выглядывала из перемётной сумы, сказать, кто это перед нами, было невозможно. И уж тем более не стоит ждать, что усталый доходяга, простите, богатырский конь, возьмёт на себя труд представить своего всадника. А потому, придётся взять всё в свои руки и…       Итак… знакомьтесь! Перед вами страх и ужас царских дорог! Потрясатель Вселенной! Мачо всех времён и народов, перед которым не устоит ни одна красавица, будь она хоть Шамаханская царица… ой, куда-то меня не туда понесло…       Звали сего молодого человека Иван, сословное положение — царевич, семейное положение — холост. Третий сын батюшки-царя Еремея и матушки-царицы Евдокии. Имеет двух старших братьев.       Жилось Ивану-царевичу, как вы понимаете, очень сладко. А что? Царский сын никак — на перинах лебяжьих спал, пряники медовые ел, бражкой запивал. Хотя нет, не бражкой. Кто ж ему несмышлёнышу (так матушка царица говорила), бражку-то даст? Молочко наливали, да взвар, да сбитень медовый, а вино или ещё что, ни-ни! Сам Иван счастливчиком себя не считал. Ну, посудите сами! Матушка-царица младшенького своего любила без памяти и всё при себе держала, ни тебе тренировок с братьями, ни охоты, ни гулянок: «Что вы, что вы! Ванечка простудится, упадёт, ушибётся!»       Но Ванечка кремень! Сказал, пойду с братьями на тренировку — сделал! Итог… шишка на лбу, ссадина на щеке, вывихнутый палец на левой ноге, порванные порты и матушкина истерика на двенадцать баллов по шкале Рихтера. Но Иванушка залечил боевые раны и снова пошёл на тренировку… ребро сломал, связки потянул на руке, синяк под глазом получил и истерику царицы в придачу.       Пришлось снова лечиться. И читать. Вот читать ему никто не запрещал, только все Жития Святых подсовывали, а всякие там «Приключения Бовы Королевича, Елисея и Тридцати Трёх Богатырей во главе с дядькой Черномором» забирали с руганью. Мол, нечего всякие бумагомарательства царевичу читать. Но Иванушка умный был, он снизу-то Жития подкладывал, а сверху — приключения всякие. И довольна матушка-царица…       А какие там были приключения! Эх… один только Бова Королевич чего стоил!       «Махнет правой рукой — улица, махнёт левой — переулочек!»       Эх… так бы и сидел Ванечка в тереме за книжками, да случилась беда в их царстве: повадился кто-то золотые яблочки из сада воровать. А яблочки-то не простые — золото высшей пробы, каждое пронумеровано, каждое посчитано, каждое прямиком в царскую казну попадает. А тут кто-то да руками грязными… И отправились старшие царевичи на поиски вора-злодея. А Ванечка тоже поехал, даже матушкину истерику не дослушал. А что? Или он не царский сын? Или ему благополучие государства не интересно? Или… а вот что из-под матушкиной пухлой ручки вырваться хотелось да поприключаться вволю, про то вы сами догадались, а я не говорила.       Вот потому и ехал сейчас среди полей на смирном коньке Иван царевич. Начищенная кольчуга сияла на солнце нестерпимо… мда… кольчуга… сиять-то она сияла, так ведь ещё и нагревалась безбожно, даже не дотронешься. И пот едкий по лбу стекал да глаза щипал. И пить хотелось уже. И пообедать бы не помешало. И… тссссс… попу отбил себе царевич, потому и сидел как-то криво. А дорога всё стелилась и стелилась под копыта. А пыль поднималась столбом. А солнце жарило и жарило. А… а вот и камень.       Какой ещё камень, спросите вы? Так обыкновенный! В каждой сказке… тьфу, приключениях, должен быть камень, а на нём словеса волшебные. Направо пойдёшь — коня потерять. Налево пойдёшь — женату быть. Прямо пойдёшь — богату быть. Возможны варианты. Увидел камень Иван-царевич, обрадовался и ближе подъехал.       Камень был неказистый и заросший травой, так что пришлось спешиться и траву повыдергать, а уж потом читать. Лучше бы не читал! Вся поверхность была покрыта письменами: «Дуся и Киса здесь были», «Ваня! Я твоя новеки!»*, «Муся плюс Ося равно любовь» а ещё странные сочетания из трёх букв, которые по своей наивности Иванушка понять не сумел.       — А где «налево пойдёшь»? — растеряно спросил у коня царевич. — Должно же быть! И направо тоже нету…       Иванушка обошёл камень и посмотрел, что там с другой стороны.       — Хм… рисунок какой-то… неграмотные, что ли? Шарики… и палка между ними… толстая… с чёрточкой. Интересно, а что это?       (а вы догадались?)       — И буковки… опять три… странно… а куда мне ехать?       Царевич встал на цыпочки и потянулся, оглядываясь по сторонам. Развилки не было. Вот совсем, а ведь всем известно, что камень должен стоять на перекрестке дорог. По крайней мере, так во всех книгах описано, а тут в поле, в пыли, в траве да ещё с похабными надписями (они обнаружились совсем низко, стоило только присмотреться. В общем, Иван был разочарован и раздосадован — куда идти-то? Справа — поле с какими-то высокими растениями, слева кусты с красными мелкими ягодками, прямо — опять же кусты и между ними что-то поблёскивает. Туда Иванушка и направился.       И не угадал, зараза… ой, бедняга. Попал он в болото, вот самое настоящее, с трясиной, камышами и кочками. Камыши качались, вода блестела, жара донимала, а пить хотелось ещё больше, чем полчаса назад. Коняге, видимо, тоже было жарко, потому что это неблагодарное животное вдруг взбрыкнуло, словно ему каких-то пять-шесть лет, и помчалось к вожделенному водопою.       - Ам… мгам…куд-да… сто-й-аять… ау…       Бедного Ивана так подкидывало в седле, что отбило последнее, что ещё не было отбито, ноги давно вылетели из стремян (и не спрашивайте — как, самой непонятно, но факт), а руки едва удерживали поводья. Ну, и как всем ясно — не удержали. Нет, может, в другое время Ванюша бы и справился, но тут из камышей с шумом и руганью вылетели утки, конь испугался и… удрал. Причём, один, без всадника, зато со всеми припасами, оружием и даже одеялом. И царевич наш грянулся оземь и… и отбил вообще всё.       — Оум… матушка… больно же мне, — жалобно простонал Ванюша. Однако вместо ласкового привычного голоса царицы, он дождался только мокрого компресса, зато на всё личико.       Шлёп.       — Ай!       Шлёп! Компресс переместился куда-то на грудь.       — Ой! — царевич открыл глаза. Прямо перед ним возвышалась зелёная морда. — А-а-а-а!       — Чего орёшь, оглашенный? — сварливо спросила морда. — Всех гостей распугаешь!       — Ка-а-акихгос-с-стей?       — Наших.       — А?       — На свадьбу со всего болота народ собрался, а ты орёшь!       — Ка-а-акуюсва… свадьбу?       — Нашу.       Тут Иван-царевич как заорёт ещё громче, как подскочит на месте, как стряхнёт с груди лягушку. Шмяк!       — Ты что, тварь земноводная, ополоумела что ли? Какая свадьба? Я… я… дитё ещё малое, вот!       — Дитё? — лягушка, недолго думая, запустила лапу ему в штаны и вдумчиво там пошарила. — Ничего себе дитятко.       — Не трожь святое!       — Чего так? Всё у тебя нужного размеру и соответствует заданным параметрам.       — Не хочу я жаниться! Мал я ещё, — упорствовал царевич.       — Так, — посуровела лягушка. — Иван?       — Иван.       — Царевич?       — Есть такое дело.       — Тогда женись!       — Не могу! Я на подвиги отправился, а тут камень неправильный.       — Какие подвиги? Как стрелы метать, так они первые, а как жениться, так сразу «на подвиги». Безобразие! Я буду жаловаться Бабе Яге!       — Да кому хошь жалуйся, тварь земноводная, а всё одно – не жанюсь!       — Всё, надоел ты мне, — рявкнула лягушка, шлёпнула оземь передней лапкой и…       И оказался Иван-царевич прямо перед избушкой, да не простой, а на курьей ноге. Стоит, покачивается, ставнями поскрипывает.       — Избушка, избушка! А ну, повернись к нам парадным входом, я с жалобой к государыне Яге!       В стене избушки вспыхнул один глаз, жёлтый, судя по его расположению — слева, с другой стороны имелся ещё один, но почему-то не открывался. Низкий скрипучий голос недовольно поинтересовался:       — С какой такой жалобой? Государыня Яга не принимают! Запись у Лисы на травень.       — Какой травень??? — возмутилась лягушка. — У меня срочное дело!       — Не положено.       Лягушка скакнула ближе и прошептала:       — Могу заплатить.       В стене заинтересованно распахнулся второй глаз.       — Комары сушеные, две гривенки.       — Тьфу… зачем мне они?       — Пиявки мочёные, четверть пуда.       — Фу.       — Кикимора болотная, одна штука.       — Зачем она мне?       — В хозяйстве сгодится.       Избушка подняла глаза к небу, явно о чём-то долго думала и подсчитывала и твердо ответила:       — Нет, запись у Лисы на травень.       — Стрела царевичева, — вздохнула лягушка.       — Пошла вон, — проскрипела избушка и показала направление средним когтем куда.       — Ну и… сиди тут, — обиделась болотная жительница. — А я к Государю Кощею Бессмертному пойду. Он-то меня, несчастную, не обидит. Он меня, горемычную, приголубит… он, Великий, мою проблему враз решит!       Лягушка бормотала, прыгая по узкой тропинке, а Ванечка плёлся следом, не понимая, почему он это делает. Но сопротивляться было невозможно: стоило только дёрнуться в сторону, как руки-ноги отказывали.       — Не пустила, карга старая, а ещё государыней себя называет! Да какая ты государыня? Так, Ягушка-почти-лягушка! То ли дело Кащеюшко наш. Вот кто государь-то, вот кто мне поможет. А то как стрелы метать, так во первых рядах, а как жениться, так сразу «несмышлёныш младой». Ну-ну… молодой да ранний! Вон как скачет, не хуже меня. А глазками-то в стороны так и посматривает, так и поглядывает. Сбежать хочешь, милок? Не выйдет! Женишься, как миленький!       Иван-царевич топал следом за лягушкой и тосковал — вот что его в лес понесло? Не сиделось в тереме, под крылышком заботливой матушки… захотелось подвигов ратных. Вот теперь как окрутят, как запрут в болоте, с лягушкой. И будет он квакать с женой на пару. За такими вот тяжкими думами не заметил Иванушка, как непролазная чащоба закончилась (хм, а как они прошли, если чащоба-то непролазная? Ну, ладно, сказка же!) и вышли они во чисто поле.       А там… колосится там рожь да до самого горизонта, а в небе-то жаворонки, а в траве-то кузнечики, а тропинка-то между васильков так и вьётся, так и вьётся, да прямиком к замку, что на горе высится. Замок-то ух! Всем замкам замок! Огромный да чёрный. Страшный — кощеев замок, сразу видно. И стало тут Иванушке совсем тоскливо: не выйти ему оттуда живым… тьфу, холостым. Хозяин замка шутить не станет, мигом отправит под венец с лягушкой-квакушкой. Широкий ров, через который был переброшен мост, был заполнен мутной жижей, откуда высовывались головы с такими зубастыми пастями, что хотелось миновать опасное место, и поскорее.       Лягушка проскакала по мосту, нырнула между решётками, а Иван-царевич скоренько развернулся назад — бежать! Бежать, пока не поздно!       Опоздал… решётка медленно поползла вверх, а последний кусок моста, напротив — провалился куда-то вниз, отрезав путь беглецу.       — Добро пожаловать, путник, — ехидно проговорил кто-то.       Иванушка оглянулся и чуть не свалился в ров, а там его уже ждали... пасти распахнутые. Попадаться им на зуб не хотелось ещё больше, чем идти под венец с лягушкой, и царевич торопливо засеменил к воротам.       Замковый двор был пуст, если не считать скелета, мирно стоявшего в уголке. Череп венчала кривая корона с отломанным зубцом, а на шейном позвонке висел завязанный кусочек ткани. Нижняя челюсть скелета лязгнула, и царевич проскочил мимо страшного обитателя, осеняя себя, то ли крестом, то ли коловоротом, то ли ещё чем.       — Мамочка, царица небесна-ик-я… спаси и ох… сохрани… ой… мамочка, забери меня отсюда…       Кощей был страшен… сидел на троне железном, в одеждах чёрных, сам лицом бел, а глаза, как уголья горят… у Ивана-царевича аж сердце захолонуло. Сжалось, замерло и застучало снова, часто-часто…       — Ну? С чем пожаловали? Чего хотите?       — Суда праведного! — квакнула лягушка.       — Говори!       — Я, батюшка Кащеюшко, царевна заколдованная…       — Знаю, сам и заколдовал. Чего надо? Снять колдовство? Не могу, сама знаешь: сказка сказана, условия озвучены, ты ознакомлена.       — Ознакомлена, ознакомлена, государь мой Кощеюшко, — залебезила лягушка. — И сказка уж к концу идёт… Вот, — откуда-то была вытащена стрела и предъявлена Кощею.       — Вижу.       — А царевич жениться отказывается! Так и сказал: не могу и не буду.       — Ты царевич, что ли? — в Ивана уткнулся тяжёлый взгляд.       — Не я, — вякнул парень.       — Как это, не ты? — удивился Кащей.       — Он это! — встряла лягушка.       — Царевич? — спросил грозный царь.       — Царевич… — согласился со вздохом Иван.       — Иван? — алые глаза как-то странно осмотрели предъявленного недожениха.       — Он самый.       — Третий сын?       — Ой, тре-е-ти-и-ий… — пригорюнился царевич.       — Лукошкинский?       — Нет! Нет, я из Берендеева царства! — встрепенулся Иванушка.       — Как из Берендеева? — удивилась лягушка.       — Как из Берендеева? — возмутился грозный царь, а глазки у него маслено так заблестели.       — Так.       — Тьфу ты, а чего молчал, дурень? — рявкнул Кащей. — Я же тебя чуть не женил. — и тихонько добавил: — такую красоту и этой дуре зелёной чуть сам не отдал. А ты, дурында зелёная, нет, чтобы точно всё вызнать, сразу с жалобой…       — Виновата… — заквакала лягушка и распласталась по полу.       — Брысь, — велел Кащей, но когда Иван повернул следом за квакушкой, произнёс: — А вас, Иван-царевич Берендеевский, я попрошу остаться…       Иван повернулся к нему, глянул на грозного царя и… утонул в его глазах алых, ах… ла-а-а-асковых… а сердечко тук-тук-тук…       Домой Иван-царевич не вернулся, только письмо пришло:       «Дарагии батюшка и матушка. Живу я харашо, просто замичательно, у миня всё есть, есть замок, он бальшой и тёплый. А здаровье у меня харошее, только попа балит. А ысчо я тут взамуж вышел, так что за меня не валнуйтись, я тута астанусь. Ваш сын, Иван-царевич Бизсмертный».                                          ________________       *не исправлять! И дальше нигде.