Одно

(Ост-ин-Эдиль, ок. 1550 г. II эпохи) Лорд Эрегиона вошел в кузницу… Нет, вернее, нолдо вошел – титулы остаются за порогом мастерской. Помни лишь одно. Ты – Перворожденный, ты первый познаешь этот мир изнутри. Ты один на один с Эа. Неважно, что ты лишь один из тысяч – найди свой рубеж, через который не переступал еще никто до тебя. Ты – нолдо. Келебримбор улыбнулся, вспоминая слова великого Феанора, не раз слышанные в детстве. Сейчас те времена казались лишь мифом. Валинор незапятнанный, Куруфинвэ Феанаро на вершине славы, еще не преступник, его мастерскую не покидают металлические, терпкие запахи неведомых ингредиентов и будущих открытий. Келебримбор надеялся, что сейчас в его кузнице запах такой же, без набивших оскомину в Белерианде примесей смятой травы, крови и страха. Отец и в Средиземье не оставлял кузнечного дела. Однако что-то ушло безвозвратно. Настоящие шедевры сходили с наковальни Куруфина – наконечники копий и стрел, кинжалы, мечи, доспехи, снова мечи – с односторонней или двусторонней заточкой, одноручные и двуручные, прямые и изогнутые, с волнистым лезвием… Но когда Куруфин брал в руки молот и клещи, он видел перед собой не тайны Вселенной – а своих врагов. Моргота, орков, балрогов, нолдор Второго и Третьего домов, смертных. Он работал со злым прищуром, и багровое пламя отражалось в его глазах, как кровь, что скоро потечет по этим клинкам. Это пугало Келебримбора больше, чем бесчисленные войска Моргота и пророчество Мандоса. Он не знал, как доказать отцу, что это неправильно – все слова отлетали от брони вокруг души пятого сына Феанора. А нолдор ненавидят не знать что-либо. «В это время Келебримбор, сын Куруфина, отказался от дел своего отца и остался в Нарготронде». Он не повторит этой ошибки. Он оставил прошлое в прошлом, изгнал память-чувство из памяти-знания, закрыл как можно глубже самое болезненное. Не сокрушительные поражения и горькие победы в Белерианде, нет. Красные сполохи на белых парусах, красные брызги на белых стенах Лебединого города. Какого цвета был его меч, когда вышел из-под лопатки неизвестного телеро… Больше внук Феанора не мог спать. Но в устье Сириона призрак Альквалондэ снова поднялся в полный рост. Остановить любой ценой! И его рука нацеливает стрелу в горло неизвестного воина с гербом Первого дома на щите. Но, уже спустив тетиву, он понял, что лишь повторяет историю. Цвет крови не менялся от узоров на знаменах. Это невозможно забыть. Но в сокровищнице воспоминаний Келебримбора была одна картина, затмевающая все остальные. …Белерианд раскалывался и погружался в море за спинами нолдор. А перед ними… перед ними открылся целый новый мир, о котором говорил Феанор в темноте Туны. Обещание, данное при свете факелов, было исполнено в лучах солнца. И Келебримбор снова поверил в Клятву. Но сейчас вместо «сильмарилей» в глубине души он шептал «Эндорэ». Валар уходили из этой части мира, забирая с собой Темного врага. Бесконечные пространства падали в руки выходцам из Белерианда, как зрелое яблоко. И не прошло и тысячи солнечных лет, как внук Феанора уже имел свой уголок земли, путешествовал по морям (с союзными фалатрим), по лесам на востоке (с союзными лесными эльфами), к корням гор (с союзными гномами). Зачем завоевывать всю Арду, когда он может видеть разные земли и раздобыть любые редкие материалы через дружественные народы? Как этот уголь из Рованиона. Келебримбор отсыпал в печь еще один совок топлива. Уголь затрещал, одна особенно буйная искра выскочила наружу. Нолдо зашипел, потер рукой обожженную щеку. Потом появился Аннатар. Слишком прекрасный, слишком щедрый, слишком мудрый. Келебримбор сразу заподозрил в нем майа, но пока не подавал вида. Его учили, что знание не имеет цвета или стороны, а знания, полученные от майар, могут быть бесценны. А таинственный благодетель подкидывал весьма дельные идеи. Позже нолдо задумался. Зачем валар посылать представителя делать Средиземье более прекрасным, чем Валинор, если они прямо говорили, что желают возвращения эльфов на Запад? Келебримбор стал собирать слухи и чаще встречаться с Аннатаром. Галадриэль и Келеборн тоже заподозрили неладное, но открыто выразили протест и покинули Ост-ин-Эдиль. Гил-Галад замкнулся в Линдоне. А правитель Эрегиона заметил, что чаще всего Аннатар появляется с востока или юго-востока или приносит занятные образцы оттуда. Что творится в тех направлениях? Авари Эрин Ласгалена рассказывают об орках. Живущие в устье Андуина нуменорцы сообщают об орках и дикарях под черными знаменами. Ясно. Какой-нибудь мелкий злой дух с окраин Белерианда, не попавший под раздачу при взятии Ангбанда. Келебримбор отсыпал взвешенное количество шихты из харадского золотого песка в тигель, добавил соли в качестве флюса и поставил его в печь. Хороший песок, без примесей - не требует очистки прокалкой и намагничиванием. Аннатар принес в прошлый раз. Как жаль, что другие предводители эльфов не захотели иметь ничего общего не только с самим Дарителем, но и с любым, кто не отворачивался от «посланца» Валар. А ведь казалось, что проклятье нолдор разрушено вместе с Белериандом, и племена эльдар помирились навсегда. И вот – опять разделение. Рядовые эльфы ничего не подозревали, лишь чувствовали за обличьем Аннатара высшую сущность. И вспоминали о Благословенных землях, и все чаще оборачивались за запад. Упрямый лорд боялся, что такими темпами однажды останется в одиночестве по эту сторону океана. Им всем нужен положительный пример, думал Келебримбор с тоской. Нужно дать им снова поверить в свои силы и забыть о пути назад. Разоблачить и победить неизвестного темного майа – достаточно положительный пример? Внук Феанора полагал, что да. Особенно если справиться в одиночку. Он вернет Средиземье эльфам. Да, он наконец-то нашел свой рубеж. Что ж… Он усмехнулся, пусть пока и не всерьез. Да, перед ним не Моргот, но все равно опасный противник. На стороне майа сила, что была до сотворения мира. Значит, надо полагаться на разум. «Мы пойдем другим путем, – подумал Келебримбор. – Созидательным. Не Гортхаур же это, в самом деле». Он достал из печи тигель с расплавом. Форма уже давно готова – гипсовая пластина с кольцевой выемкой размером с обхват пальца взрослого мужчины. Нолдо аккуратно вылил золото. Вот, кольцо почти готово. Осталось только вставить мелкий зачарованный камешек глухой закрепкой. Невеликое волшебство, всего лишь легкое укрепление здоровья и силы. О, как сложно было придумать подходящую фразу – не легче, чем сплести и закалить мифриловую кольчугу. Как трудно было обронить эту фразу случайно, мимоходом. К счастью, Аннатар тоже стремился к общению с лордами нолдор. Долгие ночные разговоры с князем Эрегиона стали обычным делом, Келебримбор завел привычку брать на встречу хорошее, выдержанное вино… Это была вершина лицедейства – изображать оживленную алкоголем болтовню, когда ты и в самом деле навеселе. Но вроде подействовало. После одной особо теоретической, заумной беседы о кругах, кольцах, осях, наложениях волн и незримом строении вселенной майа ушел из приемной залы дворца Гвайт-и-Мирдайн в глубокой задумчивости. Итак, одно славное маленькое кольцо власти готово. Сгодится для раздачи людям – смертные все равно не выдерживают энергию в больших количествах. *** (Ородруин, ок. 1600 г. II эпохи) В Мордоре, в расщелинах Роковой горы Саурон ковал кольцо всевластья. Глупцы нолдор совсем расслабились в мире, покое и лени. Треплются о мироздании, а действительно блестящую идею не заметили даже в собственных словах. Да, он майа, он раздавит любого эльфа одной мыслью... Но со всеми сразу справиться не сможет. На орков надежды мало, это всего лишь мясо на убой. Если бы он мог увеличить свою силу… а он мог! В глубине огня самой земли кольцо принимало форму. Сила майа пульсировала по кругу золотого ободка, хватала себя за хвост, резонировала, накладывалась на себя и удваивалась, умножалась безмерно. И вот кольцо было готово. На ладони создателя Одно сияло от собственной мощи. Но теперь сила майа была внутри кольца, а не его самого, и странная опустошенность нахлынула на Саурона. Он поспешно надел кольцо. Сила обтекала его, струилась вокруг, слушалась каждой его мысли, но все равно оставалась в кольце. Майа застыл на месте. Страх обуял его, ведомый только детям Эру – страх расстаться с душой. Он попытался втянуть силу обратно, но когти его воли никак не могли зацепить вихрь энергии – ведь у кольца не было ни конца, ни начала, за которые можно было бы потянуть. Оно могло исказить все вокруг себя, но природа кольца оставалась неизменна. Раньше сила майа защищала его самого – он был силой. Теперь она защищала кольцо. Гортхаур скривился от страшного подозрения. Кольцо дало ему почти бесконечную силу – и уязвимость. Теперь какой-нибудь шпион с ножом сможет… – Келебримбор, сволочь! – взревел Саурон. Но, выплеснув первую ярость, он успокоился. Предупрежден – значит, вооружен. Он не даст застать себя врасплох и уничтожит всех, кто знает его тайну. Саурон состроил самую хищную ухмылку и пошел раздавать приказания. *** (Ост-ин-Эдиль, 1697 г. II эпохи) – Где же хваленое гостеприимство Гвайт-и-Мирдайн? В прошлый раз ты встречал меня намного радушнее. А я всего лишь сообщил тебе еще пару моих имен и пришел не один, а с друзьями. Воин в причудливых черных доспехах сам налил себе в бокал вина, отшвырнул пустую бутыль в угол. Распятый на ажурных кованых дверях эльф молчал, уронив голову, и лишь изредка мелко вздрагивал. – Но продолжим разговор. На чем мы остановились? Ах да. Где находятся Девять и Семь, ты уже выдал. Остались Три. Чем быстрее покажешь, где они, тем быстрее сдохнешь. А до того времени я тебе умереть не дам, не надейся. Легкое движение, словно пленник что-то беззвучно сказал. Майа отхлебнул из бокала, подошел ближе. – Ась? Не слышу. Ах да, прости, забыл, говорить ты уже не сможешь. Саурон рывком запрокинул голову эльфа за волосы. Пол-лица было залито кровью, но в серых глазах снова стоял барьер из стали, и из-за этого щита, как стрела, прилетел обрывок осанвэ: <Шакалу объедки в самый раз>. Саурон ощерился по-волчьи, сжал виски пленника обеими руками. Свет факелов померк, огонь в камине испуганно прижался к стене, но в этот раз черный майа не мог пробиться за барьер воли лорда Эрегиона. Только ярко-алая струйка скатилась по темно-багровой корке на щеке. – Кольца где? Гил-Галад? – Саурон бил образами, пытаясь нащупать отклик, слабину. Щит держался, но сквозь него просвечивала смутная эмоция. Майа прищурился, усиливая напор. Да, презрение. <Самозванцу, который узурпировал первенство Дома Феанора? Который трусливо отсиживается у края моря, чтобы рвануть на Запад, когда припечет?!> – Неужто Элронд? <Полукровке – потомку воров?> – Галадриэль и Келеборн? В ответ лишь новый всплеск ярости. <За то, что с самого начала, с Альквалондэ, вставали на пути Первого дома?! Убийцам отца нет прощения!> – Альквалондэ, говоришь? – Саурон чуть не заурчал от предвкушения. Противник лез в ту же яму, что когда-то Финрод. – А ты сам кто будешь? На твоих руках что? <Безразлично что. Смерть – любой твари, большой или малой, доброй или злой – любому, кто завладеет Эндорэ. Вот моя клятва!> Огонь разгорался за сталью, и майа захотел закрыться, но собрал силу в кулак и ударил в пламя. – Где три кольца? Его встретил лишь огонь. В какой-то миг он не выдержал, зажмурился и отпустил когти воли. Когда же в глазах перестали плавать белые пятна, огонь исчез. Совсем. Перед майа осталась одна пустая оболочка. – Вот ведь Феанорово отродье – по мелочи подгадит, по-крупному подыграет, – скривился Саурон от досады, что пленник сбежал. Вернулся к столу допить вино, но при виде красоты бокала зарычал и швырнул сосуд в стену. Полегчало. – Спасибо, учитель, семена твоих уроков до сих пор всходят и плодоносят, пока ты болтаешься во внешней тьме. Гордыня рода Феанора пережила самого Огненного и исправно передается по наследству. Ну не глупец ли – сам всю славу прибрать к рукам хотел, ни с кем не делясь. Теперь пусть с Мандосом поделится отличным планом. За дверями показался орк с нашивкой сотника. Майа жестом подозвал его, взял со стола шлем в форме волчьей головы. – Какие будут приказания, повелитель? Догонять белых демонов? – Не обязательно, дальше Мглистых гор не сбегут. Пока прочешите весь город. Все найденные кольца – приносить мне. Да, забери это, – он кивнул на тело на створке. – Нам нужен новый войсковой вымпел. *** (плато Горгорот, 3441 г. II эпохи) Войска Последнего союза осаждали Барад-Дур. После совещания перед штурмом король Трандуил покинул шатер первый, все так же неестественно прямой и скованный, будто его корона – венок из тонких золотых листьев, весила больше, чем высокие крылатые шлемы нуменорцев. Кирдан же не стронулся со складного стула. Исилдур шагнул было к выходу, но Элендил остановил его, взглядом указал на стол, на Гил-Галада. Герольд Верховного правителя эльфов Элронд уже складывал карту, но главнокомандующий явно хотел что-то добавить к плану. – А теперь я хочу рассказать вам, в чем заключается наша надежда в этой войне. Мы уже у врат Барад-Дура, и Саурон обязательно выйдет на поле боя сам. Вы знаете, что его мощь увеличена Единым кольцом. Чего никто не знает – что оно же стало его слабостью. Одно не просто управляет всеми другими кольцами. Оно полностью вмещает силу Саурона. Достаточно простой стали, чтобы отделить его от его силы, и достаточно уничтожить кольцо, чтобы темный майа исчез навсегда. Если кому-либо из нас повезет оказаться рядом с Врагом – высматривайте кольцо и рубите. – Но разве не будет он оберегать самое ценное свое сокровище? – спросил Элендил, продолжая рассматривать торец свернутой карты. – Не так сильно, – ответил Гил-Галад. – Он не знает, что нам известно об этой особенности. Дорогой ценой оплачено это незнание, поэтому передайте эти сведения лишь самым сильным воинам, которые способны поразить врага наверняка. Мы не должны его спугнуть. – А откуда у вас столь секретные сведения? – задумчиво сказал Элендил. – Да, вы правильно подумали. Дело в том, что идею колец Саурону подкинул, чтобы сделать его уязвимым, лорд Эрегиона, Келебримбор, сын Куруфина. Но он не знал, что ему противостоит сам Гортхаур, и не рассчитал силы. Исилдур склонил голову набок. – То есть, за существование Единого кольца и за назгулов нам тоже надо благодарить вас? – Любой из Детей Эру может допустить ошибку! – вскинулся Элронд. – Но некоторые имеют мужество ее исправить. Исилдур хмыкнул и хотел что-то добавить, но его отец жестом велел ему молчать, а сам, подумав, ответил: – Из людей никто больше не услышит эту тайну. – Отец, разве ты считаешь, что мы настолько слабы?! – возмутился Исилдур, Элендил снова остановил его. – В чем-то – да, слабее. Ибо что знают трое – знают все, но мы, краткоживущие, слишком торопимся вынести суждение обо всем и не тратим времени на выяснение, кто прав, а кто виноват, – обращаясь к эльфам, он, тем не менее, пристально смотрел сыну в глаза. – Если все узнают, что эльдар ответственны за появление колец, то Последний Союз может посыпаться изнутри. Кирдан лишь молча кивнул. – Да будет так, – закончил совещание Гил-Галад и направился к выходу. Оруженосцы уже подводили коней. *** (где-то у подножий Мглистых гор в Эриадоре, 3021 г. III эпохи) Белая лошадь, белый плащ – одинокий всадник был заметен издалека. Но после падения Саурона можно было позволить себе такое безрассудство. На холме у поросших падубом руин всадник остановился. Откинул капюшон плаща. Лунный свет запутался в золотых волосах высокой, статной эльдэ. Она спешилась, приложила ладонь к ноздреватой, еще теплой от августовского солнца стене. Алмаз в кольце сиял, как льдистая звезда. «Прости, Тельперинкве. Я не смогу исполнить твое желание. Я ухожу. Мы – уходим. Ты просил, чтобы мы за тебя вернули Эндорэ Старшим детям Эру, сделали его прекраснее самого Валинора. Ты приехал тогда один под удлиняющиеся тени мэллорнов. И протянул мифриловое кольцо с белым камнем. Словно звезду с неба. Два других я уже спрятал, ты сказал. Не дай врагу завладеть им – слишком много силы вложил я в них. Но – недостаточно много. Это был сам Саурон, ты знаешь, наверно. И все же, еще не все потеряно. Эрегиону не выстоять, но помоги спасти хоть что-то. Знаю, родич, но что же я могу, ответила я и взяла кольцо с бледной, в старых ожогах ладони. Третий Дом славится тем, что глубоко читает в душах, сказал ты, причем не только читает, но и пишет. Ты умеешь делать ложную память, спросил ты, и я кивнула. Конечно, брат мой был более искусен в плетении воспоминаний, но давно уже он в чертогах Мандоса. И ты говорил, быстро, кратко, словно жемчужины рассыпал с порванной нити. О своей мечте, о своей ошибке, о своей задумке, как если не исправить содеянное, то хотя бы смягчить последствия. О своей скорой гибели – без волнения, как о чем-то неважном. Твой голос дрогнул, лишь когда ты описал, что бы ты хотел запечатлеть, и я прервала тебя. Извини, ответила я, это бесполезно. Брат мой Финдарато уже прибегал к этому средству – и именно с Сауроном. Второй раз Тху не попадется на тот же обман. Ты умолк, задумался, но вскоре снова вскинул взгляд, и увидела я, что пламя надежды не погасло в твоих глазах. Он поверит, с нажимом сказал ты, потому он сам такой, каким я себя описал, он сам не хочет отрекаться от своей злобы. Потому что он хочет поверить – так как боится. Ежечасно, ежеминутно боится. А значит – будет вдвойне бдителен. И уничтожение нашего народа станет его главной задачей. Но если только усыпить этот страх… Хорошо, ответила я, но такая память – не ляжет в душу. Разве не отрицает она все, во что ты веришь? И снова ты улыбнулся, на сей раз горько. Мы ничего не забываем, сказал ты, даже если изменяемся со временем. Когда-то я шел за отцом и дедом и считал, что они правы. Мне надо лишь вспомнить, каким я был тогда, поднять из глубин памяти то, что хотел утопить навеки. Я справлюсь, сказал ты, сжав пустую руку, и ты тоже справишься. Обещай, что не оставишь Срединные земли, что исцелишь Искажение. Сделай их прекраснее Валинора. Ведь из правителей ты одна помнишь свет дерев и незапятнанный мир. Я тогда промолчала. Я выполнила все, что ты просил, но обещания не дала. Ибо, глядя на свет камня в кольце, я поняла, что и в этом ты ошибся и недооценил – на сей раз недооценил зов нашей родины. Созданное тобой сыграло совсем не ту роль, что ты ему отвел. Чем сильнее изменялась в дальнейшем моя страна под защитой твоего кольца, тем явственнее видела я Искажение за пределами его круга. А маленький камень – бледная копия творений твоего деда – каждый день напоминал о другом свете, о другом крае. Это больше невозможно выносить. Мы уходим из Эндорэ. Твои величайшие творения покинут этот мир, ради которого были созданы. Даже камни наших городов со временем забудут нас». Женщина отошла от остывающей стены, повернулась на запад, где сходила на нет оранжевая тень заката. «Владыка Мандос, будь милосерден к тому, кто ушел во тьму, чтобы спасти других». Белая всадница развернула коня на северо-запад. Нужно догнать остальных. Хранители колец хотели достичь Серых Гаваней до сезона штормов.