bom dia, boa noite

португалия - страна чудес. кажется, именно так сказал тэхен чонгуку, когда они наконец-то ступили на землю после многочасового перелёта, и их ноги напрочь отказывались вспоминать, как нужно ходить. чонгук ответил ему, что никакая страна не может быть страной чудес в декабре. то, что тэхен просто помешан на путешествиях, чонгук понял ещё пару лет назад, когда они впервые познакомились. чонгук в то время учился на первом курсе юридического и отчаянно пытался делать вид, что он прилежный студент, чтобы не разрушить надежды родителей, которые хотели воплотить в нём свои несбывшиеся мечты. однажды он по старой привычке повторял конспект к завтрашнему зачёту посреди ночи, и в его комнату в общежитии ворвался взбудораженный тэхен, который вырвал у него из рук тетрадь, несколько раз потряс его за плечо и прошептал ему на ухо: "собирайся, мы летим в шанхай". чонгук удивлённо прошептал ему в ответ: "ты кто, блять, вообще такой?". тэхена это ни капельки не смутило. он пожал плечами и сказал, что перепутал этаж, но это не так уже и важно, потому что на самом деле ему всё равно, с кем ехать. и чонгук согласился. он не знает, чем конкретно руководствовался в тот момент: испугом, желанием всё бросить и больше никогда не просыпаться в шесть часов утра или чем-то ещё, но это однозначно не было обдуманным решением. не то чтобы он об этом жалел. то, что тэхен немного по-другому воспринимает значение слова "путешествие", чонгук понял не сразу, но тоже очень быстро. ему понадобилось провести с ним в шанхае всего неделю, ночуя в каком-то затхлом дёшевом мотеле, а всю оставшуюся часть дня проводя в поисках тэхена, который постоянно куда-нибудь исчезал, по огромному городу, чтобы превратиться в выжатый лимон. окончательно его добило радостное известие тэхена о том, что у них не осталось денег на билеты обратно, и теперь им придётся пойти здесь работать или по крайней мере выбрать себе место поудобнее на вокзале. в итоге они всё-таки смогли уехать, но чонгук поклялся себе больше никогда не путешествовать с тэхеном, потому что для него путешествие - это отдых. для тэхена же путешествие - это стиль жизни, причём единственный правильный из всех возможных, и он абсолютно уверен, что его предназначение в нашем мире - убедить в этом всех. по дороге домой, в корею, он сказал чонгуку, что если бы все на свете путешествовали, то у нас не было бы войн. возможно, в чем-то он был прав. и, конечно, чонгук не сдержал свою клятву, потому что буквально через месяц тэхен предложил ему полететь в латинскую америку, о которой он бредил с детства. иногда чонгуку кажется, что его жизнь похожа на какой-нибудь фильм из восьмидесятых: все краски немного смазаны, и ты вообще не понимаешь, что происходит, но тебе настолько интересно, что будет дальше, что ты не можешь заставить себя оторваться от экрана. чонгук тоже не может заставить себя оставаться на месте, а не сбегать с тэхеном в очередную страну, которые тот выбирает методом тыка, сколько бы раз он не говорил самому себе, что нужно это прекратить, наконец-то всерьёз заняться учёбой и подумать о своём будущем. тэхен как-то философски заявил, что путешествия - словно какой-нибудь очень сильный наркотик, и, попробовав однажды, ты уже не сможешь без этого жить. возможно, он снова был прав. обычно все их совместные поездки состоят из четырёх стадий: тэхену в голову приходит новая сумасшедшая идея - чонгук долго отказывается - чонгук всё-таки соглашается - пока чонгук решает, соглашаться ему или нет, тэхен уже придумывает что-то другое, и в итоге у них нет ни плана действий, ни идей, что они вообще здесь делают. чонгук помнит, как однажды вышел из аэропорта и внезапно понял, что они почему-то в стамбуле, а не в неаполе, куда изначально собирались. но там оказались вкусные жареные каштаны, поэтому он не особо расстроился. их поездка в португалию ничем не отличалась от остальных неорганизованных поездок. тэхен хотел встретить рождество в лондоне, чонгук - просто остаться дома и хотя бы один раз за семестр показаться своим преподавателям, чтобы они вспомнили, что он вообще жив. никто из них в принципе в ближайшем будущем не собирался в португалию, поэтому они понятия не имеют, почему они здесь. не то чтобы это было на самом деле важно. - а все-таки португалия - страна чудес, - упрямо повторил тэхен, со скучающим видом наблюдая, как чонгук пытается догнать их уезжающий чемодан на багажной ленте. его это не очень интересовало. - вот увидишь. у меня хорошее предчувствие насчёт этой поездки. - ты говоришь так про каждую страну, куда мы приезжаем. - ну, может быть, каждая страна - по-своему страна чудес, - тэхен пожал плечами. - кстати, я нашёл нам корейского гида. у чонгука немного поднимается настроение после слов тэхена, но не настолько, чтобы поверить в чудо. чаще всего они или подслушивают англоязычных гидов, проходящих мимо со своими группами, или вообще остаются без экскурсий, просто шляясь по городу без дела, потому что не хотят тратить лишние деньги. он прекрасно знает, что не запомнит ровным счётом ничего из того, что ему расскажут, но так у него хотя бы появится внутреннее ощущение, что он провел очередную сумасшедшую неделю с тэхеном не зря. - не могу поверить, что ты до этого снизошел, - чонгук ухмыляется уголками губ. - он просто тоже из тэгу. мой земляк, - гордо отвечает тэхен, помогая чонгуку спустить чемодан по лестнице. чонгук думает, что лучше бы он не помогал. у них один чемодан на двоих, потому что они возят с собой всего несколько пар сменной одежды и что-нибудь съедобное, чтобы не умереть от голода в первые дни, когда они осваиваются, и у него осталось только три колеса. четвёртое отвалилось в амстердаме, когда тэхен случайно уронил чемодан в один из каналов. - вот оно что, - кивает чонгук. тэхен всегда с удивительной нежностью относился ко всем соотечественникам, которых они встречали за границей. наверное, он тоже иногда скучает по дому, хоть в этом и ни за что не признается. в лиссабоне уже стемнело, и чонгук с интересом рассматривает ночные огни из окна такси, которое ещё в аэропорту заказал тэхен. их квартирка недалеко отсюда, поэтому он не ищет наушники в рюкзаке, да и водитель вместо привычной раздражающей попсы включает ненавязчивый джаз. в районе, где они будут жить, все дороги выложены брусчаткой, и колеса машины неприятно шуршат по ней, когда они подъезжают к дому. их встречает милая девушка, с которой тэхен обсуждает что-то насчёт квартиры на ломаном английском, пока чонгук просто стоит в стороне и со скучающим видом рассматривает полки с книгами на португальском. в итоге, когда она наконец-то уходит, оказывается, что они понятия не имеют, где найти чайник и кастрюли, поэтому просто пьют немного портвейна, оставленного им в подарок компанией, и ложатся спать. за окном шумят взлетающие и садящиеся самолёты, и чонгук впервые за долгое время чувствует себя дома. он просыпается около девяти утра по местному времени с ноющей шеей из-за неудобных подушек. тэхена уже нет в квартире, что совсем не удивительно, ведь он всегда был ранней пташкой, и обычно он успевает обойти полгорода до того, как чонгук встанет с кровати. чонгук в гордом одиночестве заваривает себе местный кофе и выходит на балкон. балкон был одной из главных причин, почему они решили забронировать именно эту квартиру (хотя чаще всего они выбирают жилье просто наугад), ведь прямо под ним раскинулось мандариновое дерево. чонгук вообще никак не может смириться с тем, что здесь повсюду зелень, потому что сейчас декабрь, а португалия - совсем не какие-нибудь тропические острова, но вид спелых мандаринов между листьями особенно сбивает его с толку. он фотографирует их настолько много раз, что уже сам начинает казаться себе ненормальным. когда чонгук наконец-то заставляет себя зайти внутрь и закрыть балкон, во входной двери поворачивается ключ, и в квартиру вваливается тэхен с несколькими пакетами, набитыми продуктами. они решают ничего не готовить и просто разогреть пиццу в микроволновке, потому что тэхен сказал, что они уже дико опаздывают. на улице прохладно и пустынно, будто бы тэхен и чонгук - единственные, кому вообще пришла в голову мысль выйти из дома в такую рань, хотя на самом деле уже начало одиннадцатого. они постоянно то поднимаются, то опускаются, потому что никто из них не потрудился найти нормальный маршрут, обходят вымощенные грязной плиткой дома и только через час добираются до площади россиу. там их ждёт гид с уже собравшейся небольшой группкой. - bom dia! это "добрый день" по-португальски, - говорит гид, когда тэхен и чонгук подходят ближе. - меня зовут юнги, и сегодня я проведу вам экскурсию по лиссабону. у юнги светлые волосы, выгоревшие от солнца, и контрастирующая с ними слегка смуглая кожа. он выглядит так, словно он полностью принадлежит этому месту и в то же время не принадлежит вообще, и чонгук неосознанно затаивает дыхание рядом с ним. - площадь россиу - главная площадь лиссабона, - продолжает юнги. его голос похож на мягкий портвейн, крепкий и сладкий, но не слишком приторный. - на самом деле официально она называется площадь педру четвертому в честь одного из императоров, но местные называют её просто россиу. в декабре португальцы вовсю готовятся к рождеству, поэтому сейчас здесь рождественская ярмарка. сейчас мы пройдем её и увидим памятник педру четвертому, а за ним - национальный театр марии второй, названный в честь, как не сложно догадаться, королевы марии. тэхен сбегает на ярмарку ещё в самом начале, как только юнги упоминает о ней, поэтому чонгук остаётся один. он делает вид, что рассматривает площадь, по краям которой высажены какие-то тропические вечнозеленые деревья, напоминающие акацию, и чаек на фонтанах, но боковым зрением постоянно поглядывает на юнги. - вы давно здесь живёте? - прерывает его рассказ чонгук. юнги улыбается уголками губ, и чонгуку кажется, что его ударили в грудь прямо по сердцу. - восемь лет. впервые приехал сюда, когда мне стукнуло семнадцать, и не смог заставить себя вернуться обратно, потому что мне слишком здесь понравилось, - он тихо посмеивается. - надеюсь, моя экскурсия поможет вам полюбить португалию так же сильно, как люблю её я. чонгук заторможенно кивает, следя за тем, как глаза юнги прищуриваются, когда он улыбается. они дожидаются возвращения тэхена и наконец-то уходят с площади россиу, спускаясь вниз, мимо церкви святого роха, к триумфальной арке. по дороге юнги рассказывает ещё немного о себе и о лиссабоне, хотя, возможно, это почти одно и то же. он говорит об азулежу* и о самом известном португальском поэте - луише де камоэнсе, стихи которого он на самом деле терпеть не может, о выделке пробки и о том, что уже не помнит, как выглядит снег. обычно чонгука раздражают длинные рассказы, но сейчас ему почему-то кажется, что такими и должны быть все настоящие португальцы: улыбающимися, загоревшими и немного болтливыми. и плевать, что юнги на самом деле не португалец. - мы подошли совсем близко к триумфальной арке, которая выходит на площадь коммерции. лично мне она нравится немного меньше, чем площадь россиу, потому что здесь гораздо пустыннее, но зато тут хорошо видно реку тежу. на площади коммерции сразу в нескольких будках жарят каштаны, и речной ветер смешивает дым от них с туманом над тежу. у чонгука слезятся глаза из-за их сочетания, или, возможно, просто потому, что здесь красиво. юнги ненадолго останавливается, чтобы кинуть пару монет уличному музыканту, играющему на гитаре какую-то старинную португальскую песню, а затем произносит тихое: "просто смотрите". и чонгук смотрит. в декабре темнеет рано, и небо над тежу постепенно окрашивается в пастельный розовый и светло-голубой, разделенные тонкой фиолетовый полоской, чтобы потом слиться вместе и превратиться в насыщенный синий. где-то вдали, на самом краю горизонта, едва виднеется другой берег, и чонгук думает, что, может быть, он ему вообще снится, потому что всё вокруг похоже на сон. вся их группа, кроме тэхена и чонгука, уже разбрелась - экскурсия почти закончилась. тэхен в конце концов тоже устает стоять на одном месте и сбегает куда-то на соседнюю улочку, чтобы попросить кого-нибудь его сфотографировать, ведь чонгук в любом случае всегда отказывается это делать. гитарист начинает петь что-то на португальском, и юнги тихо подпевает ему, шёпотом переводя отдельные фразы на корейский для чонгука. - покажешь мне лиссабон? настоящий лиссабон, а не всю эту хрень для туристов. я же знаю, что ты его не за это так любишь. юнги игнорирует внезапный переход на "ты" и просто кивает. - если хочешь. они зачем-то берутся за руки и идут по набережной, сворачивая в первый попавшийся переулок. чонгук чувствует себя неловко, держа ладонь юнги в своей, но всё равно не отпускает её, оправдывая себя тем, что сейчас холодно. - здесь грязно, - он приподнимает бровь, пиная ногой консервную банку из-под сардин, воняющую тухлой рыбой. кажется, здесь живут местные, и их дома очень отличаются от тех, которые он видел раньше. штукатурка на их стенах потрескалась и отваливается большими кусками, а узоры плитки сложно различить под слоем грязи и какими-то неумелыми граффити. - настоящий лиссабон, - смеётся юнги, и его смех отражается от крыш, поднимаясь всё выше и выше, к чайкам в сумеречном небе. - в этом его главная прелесть: быть потрясающим и ужасным одновременно. чонгук думает, что ему нравится лиссабон, неважно, красивые ли это здания, отреставрированные для туристов, или обшарпанные балконы домов, на которых местные развешивают белье, или широкая тежу, или дым от жареных каштанов, или пальмы и мандариновые деревья. чонгук думает, что ему впервые хочется вернуться куда-то, откуда он ещё даже не уехал. - продолжим завтра? - спрашивает он, когда они с юнги подходят к его дому, и юнги смущенно отводит взгляд. - звучит как приглашение на свидание. - возможно, - чонгук останавливается у двери, и вокруг внезапно становится очень тихо. юнги может различить только шум самолётов и собственное учащенное сердцебиение. - тогда-, - юнги собирается что-то ответить, но дверь распахивается, чуть не ударяя его по затылку, и на пороге появляется тэхен. - слава тебе господи, чонгук, я думал, ты там умер! - радостно сообщает он и, замечая юнги, сразу же начинает многозначительно дергать бровями: - надеюсь, вам не было вдвоём скучно. чонгук молча давит из себя улыбку и захлопывает дверь, шепча "извини" на прощание, чтобы тэхен не успел сказать что-нибудь ещё, из-за чего ему придётся краснеть. он почти сразу ложится спать, но ещё долго лежит с открытыми глазами, переваривая всё, что произошло за первый день, и ему кажется, что лиссабон думает об этом вместе с ним.

***

- португалия - страна чудес, - говорит чонгук, стоя на балконе в одной пижаме с чашкой кофе в руках. тэхен удивлённо поворачивается в его сторону и качает головой. - что случилось с "никакая страна не может быть страной чудес в декабре"? - этажом выше несколько парней оживленно обсуждают что-то на португальском, поэтому тэхену приходится слегка повышать голос, чтобы его было слышно. - уже передумал? - ну, знаешь, люди меняются. я вчерашний и я сегодняшний - два абсолютно разных человека, - философски отвечает чонгук, не обращая внимания на то, как тэхен прыскает. но это правда: ещё вчера он думал, что приехать в лиссабон зимой было самой ужасной идеей в его жизни, а сегодня он уже не знает, захочется ли ему отсюда уезжать. - ладно-ладно. у меня есть телефон юнги, если что, - тэхен подмигивает и заходит внутрь, успевая закрыть дверь на балкон перед тем, как чонгук осознает смысл этой фразы и побежит за ним. когда он всё-таки выспрашивает телефон юнги, то пишет ему короткое "привет, это чонгук" и зачем-то дурацкое "как спалось?". юнги отвечает почти сразу, и это заставляет сердце чонгука биться как-то по-особенному. они договариваются встретиться в полдень у его дома, и чонгук тратит почти час на то, чтобы выбрать, что ему надеть, хотя на самом деле у него с собой всего одна пара джинс и две рубашки. он даже пытается сделать какое-то подобие укладки, но его волосы всё равно торчат в разные стороны из-за влажного атлантического воздуха. сегодня юнги выглядит ещё лучше, чем вчера. на его лице прыгают солнечные блики, оттеняя прищурившиеся от яркого света глаза, похожие на вязкую карамель, и чонгук думает, что ему идёт португалия, как никому другому. - пойдём к базилике ди эштрела, - предлагает он. чонгук согласно кивает, несмотря на то, что понятия не имеет, что это вообще такое. - там рядом есть хороший парк. они снова держатся за руки, виляя по узеньким переулкам, и отпускают ладони друг друга только тогда, когда заходят в базилику, колокола которой бьют полдень. в базилике идёт служба, и два голоса - мужской и женский - эхом разносятся по огромному зданию, отражаясь от высокого купола и мозаик. - знаешь, я не верю в бога, но обожаю слушать службы, - шёпотом рассказывает юнги. - так я чувствую себя причастным к чему-то возвышенному. чонгук опять кивает, думая, что юнги - самое возвышенное, что здесь вообще есть. его холодные пальцы, которыми он неосознанно сжимает край своей лёгкой куртки, кажутся настолько хрупкими, что чонгук боится, как бы они не рассыпались от его прикосновений. юнги тянет его к выходу через несколько минут, и они перебегают дорогу на красный, потому что в португалии люди, конечно, ходят в церкви, но никаким правилам всё равно не следуют. - вообще-то в лиссабоне есть тропический ботанический сад, но в этом парке почти то же самое, только бесплатно, - из них двоих практически всегда говорит только юнги, но чонгук не чувствует себя неловко. - если что, я понятия не имею, как называются все эти растения. даже не спрашивай. им всё-таки удаётся различить оливковое дерево и какие-то кактусы, возле которых чонгук фотографируется, кажется, пару сотен раз, каждую секунду меняя позу и выражение лица, но про остальной запас флоры они просто говорят "это цветок", "это дерево" или "господи, мы ужасно знаем биологию". вдали, возле трамвайных путей, внезапно появляется очередная будка с жареными каштанами, и они сбегают из парка со слезами на глазах. юнги заставляет чонгука купить проездной на трамвай. - побывать в лиссабоне и не покататься на наших трамваях - смертельное преступление, - заявляет он. - им уже больше ста лет. - оно и видно, - хмуро отвечает чонгук, пытаясь удержаться за поручни в трясущемся на брусчатке вагоне. на следующей станции заходит слишком много туристов, и он почти вываливается в открытое окно. - настоящий лиссабон, как ты и просил, - подмигивает ему юнги, и они оба смеются. трамвай останавливается возле смотровой площадки, с которой весь город видно как на ладони, но юнги говорит твёрдое "потом" и идёт дальше, к замку святого георгия. чонгуку остаётся только следовать за ним, ведь он не знает ровным счётом ничего про местные достопримечательности. они с тэхеном считают, что готовиться к путешествиям и узнавать хоть что-то про страну, в которую ты едешь, заранее - это для слабаков, а настоящие туристы должны уметь сориентироваться прямо на месте. замок святого георгия оказывается большой каменной крепостью из почерневшего от старости камня, посреди которой находится маленький внутренний дворик с уже привычными зеленеющими деревьями. чонгук поднимается на самый верх замка, и юнги едва поспевает за ним, жалуясь, что он уже слишком старый для такой физической активности, и обещая, что больше никуда его не возьмёт. - расскажи что-нибудь, - просит он, когда они наконец-то останавливаются возле одного из выступов стен. чонгук удивлённо вздрагивает. - что? это же ты тут у нас экскурсовод. - про себя. - ну, - чонгук топчется на месте, вглядываясь в полупрозрачную дымку над тежу, - на самом деле мне нечего рассказывать. я обычный студент, которому однажды не посчастливилось познакомиться с ким тэхеном и который теперь мотается по разным странам вместо того, чтобы учиться. - значит, ты не рад, что путешествуешь? - юнги осторожно прикасается к его плечу. - не то чтобы не рад. просто я надеялся, что в этом я найду себя, как тэхен, но в итоге я только ещё больше потерялся. иногда я думаю, что лучше бы я остался дома и получил образование, как хотели родители. - тебе не нравилось учиться? - не могу сказать, что мне прямо не нравилось, но и не могу сказать, что нравилось, - чонгук почему-то чувствует себя уютно, говоря об этом с юнги, будто они знакомы уже много лет, а не всего два дня. - мне было никак. у меня вообще нет вещей, которые бы мне на самом деле нравились. юнги понимающе кивает головой и указывает ему на ступени, намекая, что пора спускаться. чонгук медлит несколько секунд, засматриваясь на одинаковые, словно под копирку, черепичные крыши и внутренние дворики лиссабонских домов, которые виднеются с башен. - думаю, это нормально. нам всегда говорят, что у нас обязательно должны быть дело всей нашей жизни и большие мечты, но это не так. мне кажется, что достаточно просто жить, не пытаясь достичь каких-то невероятных высот, и наслаждаться теми мелочами, которые у тебя есть. поэтому, наверное, я и люблю португалию. здесь все так делают. они выходят из замка, по пути встречая несколько павлинов, и чонгук долго бегает за ними, чтобы потрогать их разноцветные перья. он начинает понимать, о чём говорил юнги: даже незначительные вещи могут сделать тебя счастливым. неважно, что это будет - павлины, или вечный туман над тежу, или лёгкая улыбка юнги, или спелые и сочные португальские мандарины, или развалины старого замка, или крепкий кофе с утра на балконе, или уличные музыканты, играющие песни, которые заставляют тебя хотеть в кого-то влюбиться, или ещё что-нибудь - главное, что именно из-за этого ты учишься ценить жизнь со всеми её взлетами и падениями. он начинает понимать, почему люди в португалии настолько беспечные и счастливые. их сегодняшняя экскурсия совсем не похожа на вчерашнюю. они бегают по всему городу и только под вечер возвращаются к площади коммерции, где останавливаются возле одного из маленьких семейных ресторанчиков, которые работают только в определённое время и готовят всего несколько блюд. юнги говорит, что в таких местах по-особенному ощущается атмосфера португалии. - возьми паштел-де-ната, - советует он. - это наша слойка с заварным кремом. её рецепт настолько секретный, что даже я не знаю, как её готовить. чонгук смеётся, но всё же заказывает паштел-де-ната и кофе. кажется, он за всю жизнь не пил столько кофе, сколько за эти два дня. когда ему приносят заказ, он долго и подозрительно рассматривает слойку, не зная, как её нужно правильно есть, чтобы всё вокруг не было усыпано крошками, и юнги уже привычно прищуривается, улыбаясь. - просто забей и ешь, - говорит он. чонгук слушается, и юнги удрученно качает головой. - знаешь, я все-таки думал, что ты будешь немного аккуратнее. - я предупреждал, - чонгук поднимает ладони вверх, показывая, что он капитулируется, и снова смеётся. юнги смеётся ему в ответ, неосознанно смазывая пальцами остатки крема с его лица. они сидят на площади ещё некоторое время после того, как чонгук расплачивается, и слушают случайные разговоры прохожих на португальском, пока юнги не шепчет: "пойдём к тежу". на этот раз на берегу играет не один музыкант, а целая группа - барабанщик, гитарист и пианист - и они, наверное, поют что-то о любви, потому что о чём ещё можно здесь петь? юнги отказывается переводить, говоря, что лирика слишком смушающая, и чонгуку нравится лёгкий румянец на его щеках даже больше, чем розовая полоска заката над рекой. - почему здесь всегда туман? - спрашивает он, хотя на самом деле хочет сказать совсем не это. - не знаю, - юнги пожимает плечами. - наверное, на другом берегу тоже жарят каштаны, как и тут. они оба чувствуют какую-то недосказанность, но не спешат это исправлять. в португалии вообще не принято куда-то спешить. чонгук дожидается, когда последние лучи солнца утонут в тежу, и только тогда тихо говорит: - спасибо за день, юнги, - намекая на то, что собирается уходить. - тебе тоже, - так же тихо отвечает юнги, смущенно отводя взгляд в сторону триумфальной арки, и, когда чонгук медленно разворачивается и почти теряется среди толпы, кричит через всю набережную: - boa noite**! чонгук даже не пытается скрыть глупую улыбку на лице.

***

- сегодня мы едем в белем! - радостно сообщает юнги по телефону сонному чонгуку в шесть утра. - куда-куда мы едем? - неуверенно переспрашивает чонгук, с трудом пытаясь понять, что от него хотят и где он вообще находится. - в белем. это район лиссабона. тут много достопримечательностей, которые я хочу тебе показать. в общем, жду тебя через полчаса возле монастыря жеронимуш, отбой. юнги бросает трубку, и чонгук тупо пялится в потолок, слушая гудки и заставляя себя встать с кровати. тэхен ещё не проснулся, и это главный показатель того, что сейчас на самом деле очень рано, но, что самое обидное, чонгук даже не может злиться на юнги за испорченное утро. он просто думает, что это безумно мило, что юнги настолько серьёзно подходит к его знакомству с португалией, и ему хочется ударить себя за это по лицу. - на какой там стадии ваш роман с юнги? - бубнит тэхен, переворачиваясь на другой бок. - впервые вижу, чтобы ты вставал ради кого-то в шесть утра. - во-первых, у нас не роман, - сухо отвечает чонгук, притворяясь, что ему абсолютно всё равно на то, что говорит тэхен. - во-вторых, заткнись и спи, это не твоё дело. - воу, я даже не ожидал, что всё настолько серьёзно, - тэхен присвистывает, и чонгук бьёт его подушкой. он всё-таки собирается, наспех завтракает и приезжает вовремя. юнги уже ждёт его со скучающим видом, и чонгуку почему-то кажется, что он вообще сегодня не ложился спать. эта глупая мысль тянет за собой ещё сотню других не менее глупых мыслей, таких как, например, "он не спал, потому что думал обо мне" или "он не спал, потому что с кем-то был". чонгук очень надеется, что юнги не телепат. - bom dia, - по привычке здоровается юнги, и чонгук решает, что он всё же не телепат, потому что иначе он бы с ним вообще не разговаривал. - очень приятно, что ты не опоздал, но в следующий раз лучше опаздывай. в португалии всегда так: или ты сам опаздываешь, или тебе приходится ждать. - ага, - невпопад отвечает чонгук. сегодня на юнги другая рубашка, открывающая его тонкие ключицы, и он не может заставить себя перестать на них пялиться. в парке возле монастыря жеронимуш, куда юнги сказал ему приехать, высажены тропические деревья, контрастирующие с белым известняком, из которого построено здание, и низкими светло-серыми облаками над тежу. чонгуку кажется, что монастырь даже не строили, а вырезали из цельного куска камня, настолько много в нём заостренных, почти ювелирных деталей. - этот стиль называется мануэлино, - юнги замечает удивленный взгляд чонгука и улыбается. - что-то типа португальского возрождения. мне тоже нравится. они заходят внутрь, и чонгук восхищенно задерживает дыхание от взгляда на высокие потолки и колонны, испещренные каменными паутинами и морскими чудищами. юнги говорит, что в португалии почти никогда не выпадает снег, и, если он очень скучает по зиме, то приезжает сюда, потому что никакие узоры здесь не повторяются дважды, прямо как снежинки. он показывает чонгуку, где похоронен васко да гама, и на этой ноте сразу же предлагает пойти в морской музей, расположенный поблизости. чонгук не собирался тратить столько денег на билеты, тем более, что он терпеть не может музеи, но отказать ему он просто не может, поэтому послушно плетется следом, пока юнги вдохновенно рассказывает о первооткрывателях и ветре в парусах. их чуть не выгоняет охрана, когда они пытаются залезть внутрь лодок в павильоне барж, и юнги шутит, что чонгук сможет остаться в португалии, если их посадят. чонгуку это почему-то не кажется совсем сумасшедшей идеей. - сейчас издали посмотрим на памятник первооткрывателям и белемскую башню, а потом пойдём на ярмарку. можешь украсть там что-то, если так уж хочешь, чтобы тебя арестовали. в конце концов они идут на ярмарку, и чонгук даже ничего не крадет, а честно покупает себе кошелёк из пробки. юнги рассказывал о том, как искусно в португалии выделывают пробку, чтобы она становилась мягкой, словно кожа, ещё на самой первой, официальной экскурсии, но чонгук просит его рассказать снова просто потому, что ему нравится его слушать. он, конечно, соглашается - он всегда соглашается, если дело касается португалии и чонгука. они обедают в какой-то небольшой пиццерии прямо у самого берега, и юнги говорит, что уже очень давно никому не проводил экскурсии бесплатно и что это напоминает ему о времени, когда он только сюда приехал. тогда он не знал ни слова по-португальски, кроме obrigado***, но это никак не мешало ему предлагать приезжим абсолютно бесплатно показать им все достопримечательности и не достопримечательности. в большинстве случаев они просто отказывались, думая, что юнги какой-то мошенник, поэтому в итоге он всё-таки решил устроиться в тур-фирму и даже брать за экскурсии деньги. - сначала мне было очень сложно заставить себя забирать зарплату. я и до сих пор иногда странно себя чувствую, когда это делаю. разве я не должен проводить экскурсии просто потому, что я люблю лиссабон, а не потому, что мне нужны деньги? я встречал много подобных гидов, и мне кажется, что из-за них портится всё впечатление о стране. - ну, знаешь, многим туристам тоже совсем не нужно настоящее впечатление от страны, - чонгук пожимает плечами. они уже давно поели и просто бродят вдоль тежу, не решаясь ехать обратно. - им это только для галочки. вот, смотрите, я был в португалии, а вы не были. - хорошо, что ты не такой турист. - хорошо, что ты не такой гид. они молчат некоторое время, слушая тихий шум волн, пока юнги, наконец, не говорит: - но учитывая то, что сейчас я уже не даю экскурсии бесплатно, то ты мог бы мне и заплатить. например, сводить меня на свидание или что там обычно люди делают, когда друг другу нравятся. - разве это всё не было свиданием? - чонгук немного теряется от такой прямолинейности, но, наверное, было странно ожидать чего-то другого в португалии. - о, - юнги удивлённо приоткрывает рот. - так, значит, ты тогда не пошутил? - сегодня тэхен спросил меня, на какой стадии наш роман. юнги смеётся, утыкаясь носом в плечо чонгука, и он чувствует какое-то непонятное тепло, разливающееся по телу. солнце неторопливо опускается в тежу, чтобы земля успела остыть перед новым днём, который будет ещё жарче, чем предыдущий, и его розоватые лучи скользят по их лицам, будто им и так недостаточно румянца. - и что ты ему ответил? - чтобы он заткнулся и спал. в общем, да, я не пошутил. - тогда давай завтра пойдём на настоящее свидание. вот прям свидание-свидание. официальное. чонгук кивает, думая, что у него осталось меньше недели в португалии и что за это время он точно не успеет узнать юнги так, как ему хотелось бы. может, это знак, что ему нужно сюда вернуться. может, это знак, что ему нужно здесь остаться. они снова прощаются скомканно, и юнги снова говорит ему мягкое "boa noite" - это, наверное, станет для них своеобразной традицией, как и вечера на берегу тежу. когда чонгук возвращается домой, в лиссабоне уже загораются ночные огни и рождественские гирлянды на ёлках, которые стоят на каждой площади, и это напоминает ему, что сейчас всё-таки зима, а не лето, как ему постоянно кажется. тэхена нет дома, поэтому он не может похвастаться ему, что завтра идёт на свидание, и он не находит ничего лучше, чем выйти на балкон и вдыхать свежий, пропитанный запахом тежу воздух, пытаясь разглядеть в сумерках мандарины среди тёмных листьев. наверное, тэхен бы, будь он здесь, сразу же начал возмущаться, что он тратит время абсолютно бесполезно и не рационально. он мог бы погулять сейчас, или купить сувениры, или сходить куда-нибудь поужинать, но он этого не делает, потому что юнги говорит, что для того, чтобы понять португалию, нужно принять её правила. а в португалии запрещено спешить.

***

если чонгуку сказали бы, что когда-нибудь он пойдёт на свидание в художественный музей, то он бы рассмеялся этому человеку в лицо. он ненавидит художественные музеи даже больше, чем орущих детей в самолетах и рано вставать по утрам, а это значит, что его уровень ненависти к ним превышает все допустимые отметки. чонгук любит красоту, но красота классических картин кажется ему слишком наигранной, и он предпочёл бы им грязную плитку лиссабонских домов, потому что в ней чувствуется хоть какая-то жизнь. он прямо так и говорит юнги, когда они покупают билеты в музей старинного искусства, но юнги просто улыбается и не обращает на него внимания. залы музея почти полностью пустые, и в них нет ни единого охранника, потому что беспечным португальцам, наверное, даже в голову не приходит мысль, что кто-то может что-нибудь отсюда украсть. никто не пытается проверить их вещи или покричать на чонгука, когда он трогает пальцами одну из больших фарфоровых мисок, украшенную головами морских чудищ, и даже юнги практически ничего ему не рассказывает. они просто бродят по запутанному лабиринту из комнат с керамической посудой, фаянсом и позолоченными шкатулками, вырезанными из слоновой кости, и юнги лишь изредка читает отдельные предложения со стэндов на португальском. чонгук не понимает, молчит ли он потому, что у него нет настроения для разговоров, или потому, что тоже немного смущен. - это босх, "искушение святого антония", - тихо говорит юнги, когда они останавливаются в одном из последних залов, где расположены картины. - самое известное полотно в этом музее. иногда я прихожу сюда, только чтобы просмотреть на него. чонгук заставляет себя перевести взгляд с юнги на картину, но почти сразу же возвращает его обратно. юнги больше похож на произведение искусства, чем всё, что он видел здесь. в его глазах переливается что-то золотое - наверное, отражение рамы картины - и его мягкие черты лица будто тоже написаны размытыми масляными мазками. чонгук бы выставил юнги в этом музее как самый главный и изящный экспонат, от которого сильнее всех остальных веет португалией, но в то же время ему хочется, чтобы никто и никогда не видел юнги, кроме него. - на месте босха я был бы очень расстроен, что умер несколько веков назад и теперь не могу увидеть тебя, любующегося моими картинами. юнги смеётся, прищуриваясь, и ерошит пальцами волосы. - да ты пикап-мастер, оказывается. можешь расслабиться, мы уже почти всё посмотрели и скоро уходим. но мог бы и сразу предупредить, что не любишь музеи. - посмотри на меня. разве я похож на человека, который их любит? - чонгук удивлённо приподнимает бровь. юнги долго всматривается в его черты лица, наверное, пытаясь найти там что-то, подтверждающее, что он терпеть не может музеи, и краснеет, когда чонгук говорит ему перестать пялиться. - откуда я знаю? - юнги отводит взгляд. - ты почти ничего о себе не рассказываешь. - потому что мне нечего. они снова молчат и проходят в тишине все оставшиеся несколько залов. юнги выглядит немного расстроенным, и чонгук чувствует вину за то, что портит их первое официальное свидание, но ему на самом деле нечего рассказывать о себе. он много путешествует и много чего видел, но всё это мимолетно, и, когда он возвращается домой из очередной поездки, то снова впадает в апатию, потому что у него нет каких-то обыденных вещей, которые бы делали его счастливым. иногда он начинает жалеть, что родители в детстве не отдали его в музыкальную школу, на танцы, на уроки рисования, да хоть куда-нибудь, потому что теперь у него нет ни хобби, ни интересов, и он чувствует себя за это виноватым. все вокруг куда-то спешат, учатся и одновременно с этим работают, не спят ночами, становятся знаменитыми, а чонгук просто периодически путешествует, и то скорее из-за того, что это нравится тэхену, а не ему самому. когда ты путешествуешь часто, то очарование от этого начинает потихоньку угасать, и дело даже не в том, что тебе это надоедает. просто в какой-то момент ты понимаешь, что куда бы ты ни приехал, тебе придётся так же само оттуда и уезжать. - может быть, тебе только кажется, что нечего, - медленно говорит юнги, когда они уже выходят из музея и неспеша идут на так не любимый чонгуком трамвай, чтобы доехать до самой широкой улицы лиссабона - проспекта свободы. юнги собирался показать его чонгуку ещё с первого дня, но почему-то постоянно откладывал. - если не знаешь, о чём рассказать, всегда вспоминай детство. обычно именно с него легче всего начинать. - ну, однажды в детстве я взорвал телефон в микроволновке. юнги кивает, пытаясь сохранять беспристрастное выражение лица, но в конце концов сдаётся и начинает смеяться. блики прохладного декабрьского солнца скользят по его коже, рельсам и маленькой трамвайной остановке, на которой они с чонгуком ждут нужного номера. - вообще-то у меня психологическая травма, - наигранно обиженно говорит чонгук и драматично отворачивается. юнги смеётся снова, и его улыбка делает что-то странное с чонгуковым сердцем. в какой-то момент они начинают обниматься. чонгук не помнит, было ли это ещё на остановке, или когда они сели в трамвай, в котором удачно оказалось не очень много пассажиров, или когда они уже вышли на проспекте свободы, но они в любом случае начинают обниматься, и ему это нравится. юнги отдаленно пахнет портвейном и морем, и, наверное, вся португалия пахнет точно так же, как и он. они проходят мимо памятника какому-то маркизу, имя которого чонгук забывает сразу же, как только юнги его называет, и просто идут по проспекту вдоль ряда ровно высаженных пальм, небольших фонтанов с чистой бирюзовой водой и дорогих магазинов. вокруг них сотни людей, но чонгук почему-то не чувствует себя неуютно в этой толпе, даже наоборот - он ощущает себя её полноценной частью. он всё ещё придерживает юнги за талию, хотя они уже не обнимаются, и юнги продолжает улыбаться. - я знаю хороший ресторан с морепродуктами неподалёку, - намекает юнги. - он не очень дорогой, но там вкусно. чонгук кивает, потому что ничего, кроме сардин и трески, он здесь ещё не пробовал. юнги резко сворачивает куда-то на боковую улочку, и они идут ещё минут десять, пока не останавливаются возле светящейся в сумерках вывески, которая, по словам юнги, переводится как "лесной сад". в "лесном саду" почти никого нет, зато есть несколько полок с двадцатилетним портвейном, который они сразу же заказывают. юнги говорит чонгуку, что они, наверное, не успеют сходить в океанариум, потому что завтра он хочет поехать с ним на мыс рока, и советует ему взять каракатицу, чтобы хоть как-то ознакомиться с местным водным миром. каракатица похожа на тугую и немного безвкусную рыбу, но это гораздо лучше, чем осьминог, которого чонгук однажды пробовал в испании. портвейн развязывает им языки, и они начинают говорить о какой-то ерунде, о которой обычно и принято говорить на первых свиданиях. они заказывают апельсиновое мороженое, и местный фирменный ореховый торт, и ещё несколько бокалов портвейна, в итоге оставляя гораздо больше денег, чем они собирались. когда они выходят из "лесного сада", вечерний лиссабон встречает их прохладными объятиями, укутывая в туманную дымку, из-за которой не видно звёзд, и тихими голосами музыкантов. юнги показывает чонгуку мост через тежу, переливающийся огнями и фарами машин, и говорит, что они обязательно должны побывать на другом берегу, но он не знает, когда они смогут это успеть. лиссабон оказывается гораздо больше, чем чонгук думал, и с каждым днём он будто всё увеличивается и увеличивается, словно не хочет, чтобы чонгук из него выбрался. не то чтобы чонгук сам этого хотел. - смотри, я живу вон там, - юнги указывает рукой куда-то влево, но чонгук даже не всматривается, потому что всё равно не сможет отличить аккуратные португальские домики с одинаковыми черепичными крышами друг от друга. - я не запомню. - не в этом смысл, - юнги слабо улыбается. в его глазах блестят рождественские гирлянды и ещё что-то, что чонгук не может объяснить. - я просто хотел, чтобы ты знал, что я достаточно тебе доверяю, чтобы такое говорить. они молчат несколько минут, и чонгук пытается осмыслить то, что юнги ему сказал. - тогда, может, ты пойдёшь?.. домой, если ты живёшь рядом, - он понимает, что должен был ответить совсем не это, но не находит нужных слов. - не в том смысле, что я не хочу с тобой идти, просто если тебе удобнее... - я тебя проведу. - я могу вызвать такси. - и застрять в пробке, потому что сейчас час пик, - юнги пожимает плечами и после недолгой паузы немного тише добавляет: - мне нравится тебя провожать. на улицах один за одним загораются фонари, но их свет никому не нужен, потому что вокруг сверкают фары, чужие улыбки и спелые, налитые оранжевым мандарины между листьями. юнги тоже сверкает, излучает свет всем своим телом, не подчиняясь никаким законам физики, и чонгук не понимает, почему прохожие не оборачиваются и не удивляются этому. хотя, возможно, это видит только он. они идут по брусчатке и трамвайным рельсам возле дома чонгука и вполголоса договариваются о том, когда встретятся завтра. юнги кратко рассказывает что-то о мысе рока, но чонгук не вслушивается в слова, а просто пропускает сквозь себя его голос, пропитанный едким дымом от жареных каштанов и запахом трески, и не может избавиться от ощущения, что что-то безвозвратно теряет. возможно, не прямо сейчас, возможно, даже не в этом году, но он заранее начинает скучать, пусть и не знает, по чему конкретно.

***

в базилике ди эштрелла бюьт полдень, когда чонгук наконец-то просыпается и с ужасом осознает, что ему нужно было быть на мысе рока ещё два часа назад. он тут же звонит юнги, его пальцы трясутся, когда он набирает его номер, и с каждым новом гудком ему становится всё тревожнее. когда чонгук в двадцать пятый раз прокручивает в голове мысль о том, что юнги его ненавидит, юнги наконец-то бурчит сонным голосом что-то про то, как ему хочется спать, и недовольно спрашивает, что ему от него нужно. - ты что, ещё не на мысе рока? - чонгук старается звучать максимально удивлённо. в трубке на некоторое время повисает молчание, а потом юнги начинает материться на португальском и извиняться. - я пошутил, успокойся. я тоже только что проснулся. - у меня чуть сердечный приступ не случился, - юнги смеётся, и его смех после сна звучит мягко и по-домашнему. чонгук думает, что хотел бы слышать его не только через телефон, но тут же мысленно даёт себе пощечину. - мы оба проспали, так что, наверное, уже не успеем на поезд, которым я собирался ехать. но я могу раскошелиться на такси. чонгук собирается в рекордные сроки, даже не выходя на балкон, чтобы выпить чашечку кофе под тёплым португальским солнцем, а потом ждёт юнги ещё полчаса, потому что совсем забывает про местную традицию везде опаздывать. они едут чуть больше сорока минут, и последние пятнадцать из них - по обрывам и впадинам, усыпанным одинаковыми маленькими домиками, с которых уже виднеется атлантический океан. чонгук чувствует себя таким же маленьким, как и эти домики. всё по сравнению с океаном вдруг становится маленьким. он настолько тихий и размеренный, что кажется, будто он просто застыл на месте, хотя где-то вдали он топит корабли и с грохотом разбивает волны о прибрежные скалы. такси останавливается почти у самого обрыва, и юнги, всю дорогу рассказывавший чонгуку истории о том, как здесь погибали туристы, сразу же испуганно вскрикивает и выбегает из машины, забыв расплатиться. там, где они вышли, нет даже хиленького деревянного забора, которым окружена остальная часть мыса, поэтому можно спокойно свесить ноги и опустить голову к воде. вода темнеет, удаляясь от берега, лижет камни, взмыливается белой пеной у обрыва, бесконечно долго поднимаясь и опускаясь, и, несмотря на страшные рассказы юнги, чонгук думает, что был бы совсем не против здесь умереть. - это место, где земля кончается и начинается море, - наконец, тихо говорит юнги, когда садится рядом с чонгуком. его светлые волосы, раздуваемые соленым ветром, лезут ему в глаза, но он даже не пытается их убрать. - так сказал луиш де камоэнс. - ты же вроде бы не любишь его стихи, - чонгук смотрит на кричащих чаек внизу, у камней, которые с такой высоты больше напоминают воробьев. юнги поднимается с земли и делает ещё несколько шагов. - зато фраза красивая. чонгук тоже встаёт, доходит до самого края обрыва, следуя за юнги, и поворачивает лицо навстречу ветру. горизонт немного закругляется из-за дымки тумана, витающей над атлантическим океаном, и он думает, что, наверное, где-то там тоже жарят каштаны. на лице юнги, который стоит почти вплотную к нему, готовый схватить его за руку, если он вдруг начнёт падать, отражаются солнечные блики и прибрежные бирюзовые волны. чонгук не знает, что красивее: океан или юнги, потому что они смешиваются в единое целое и вызывают одинаково сильное желание жить прямо здесь и сейчас, ведь другого такого момента уже не будет. а если другого такого момента уже не будет, значит, нужно перестать бояться и сделать всё, чтобы этот момент был особенным. он осторожно прикасается к щеке юнги, вглядываясь в то, как мимолетно изменяется выражение его лица и как на его ресницах дрожат маленькие кристаллы соли, оставленные ветром. юнги показательно громко вздыхает и закатывает глаза. - por favor, прекрати пялиться и поцелуй меня уже. чонгук не слышит его, потому что атлантический ветер шумит в ушах, но всё равно прикасается к его губам своими. губы юнги на вкус как океан, как крики чаек и белая пена на верхушках волн, как все сбывшиеся и несбывшиеся мечты, как апельсиновое мороженое, как португальские песни о любви, как дым от жареных каштанов, как путешествия и как жизнь, немного горькая и в то же время приторная. губы юнги на вкус как желание расплакаться от того, насколько ты счастлив. они целуются, волосы застилают им глаза, и им кажется, что они здесь только одни, хотя на мысе ещё несколько десятков туристов. если кто-то из них сделает ещё один шаг, то они оба упадут с обрыва и их навсегда поглотит пучина океана, и чонгук думает, что это, наверное, самый сумасшедший уровень доверия к человеку, которого ты знаешь четыре с половиной дня. юнги отстраняется, когда ему не хватает кислорода, и начинает смеяться. - всю жизнь с того момента, как я приехал в португалию, я мечтал поцеловаться с кем-то на мысе рока. - то есть ты просто использовал меня для исполнения своей мечты? - чонгук хмурится. - что? нет! - юнги размахивает руками, активно жестикулируя, и чуть не падает с обрыва. чонгук тут же хватает его за руку. - это случайно получилось, честно! - так и быть, сделаю вид, что я тебе поверил. чонгук спускается с мыса, вспоминая, что юнги рассказывал ему что-то про город прямо у океана, который называется синтра, хотя на самом деле плохо понимает, как до него вообще идти, и юнги бежит за ним с криками "да честно! честно же!". когда он его догоняет, они снова целуются, а потом бросают монетки в океан, чтобы вернуться сюда ещё раз. синтра расположена в горах, поэтому дороги там то резко поднимаются вверх, то опускаются вниз, и облака бегут так же быстро, как и дороги, подгоняемые соленым атлантическим ветром. юнги говорит, что здесь нечего смотреть, кроме одинаковых черепичных крыш и низкого тумана, собирающегося в кучи над темно-зелеными верхушками деревьев, поэтому они идут дальше, к дворцу пена, который издали похож на игрушечный. все его башни разных цветов и построены в абсолютно разных стилях, и чонгуку кажется, что это то ли детский конструктор, то ли монстр франкенштейна. внизу возвышенного утеса, на котором стоит дворец, раскинулся парк, больше похожий на немного ухоженный лес, и его насквозь пронизывают поднимающиеся вверх узкие тропинки. юнги идёт по одной из них, забывая о том, как буквально пару дней назад жаловался, что уже слишком старый для физической активности, и даже говорит чонгуку, что тот плетется слишком медленно. воздух вокруг начинает свежеть. португальские вечера в декабре всегда приходят внезапно, будто бы из ниоткуда, и с каждым днём становятся всё прохладнее. юнги и чонгук обходят дворец пена снаружи, но не решаются войти внутрь, потому что билеты слишком дорогие, а им ещё нужны деньги на обратную дорогу. с одной из ярко-желтых башен, на которую можно подняться бесплатно, открывается вид на атлантический океан, но на самом деле его там почти не заметно из-за клубящейся серой дымки тумана. чонгуку кажется, что туман в португалии вообще везде и всегда. он уже спрашивал об этом юнги, но тот так и не ответил ему ничего внятного, так что, наверное, он и сам не знает, почему. туман и пушистые облака, смешивающиеся с ним, напоминают чонгуку о самолетах и о всех тех местах, в которые он на них летал. юнги зовёт его по имени, его голос звучит отдаленно, словно приглушенный ревом мотора, и чонгук понимает, что совсем скоро ему придётся улететь и отсюда тоже. они возвращаются домой на поезде из маленького вокзала в синтре, и их лица отражаются в окнах, переливающиеся оттенками розового и фиолетового, в которые окрашено закатное небо. чонгук впервые за всё время в португалии думает о доме и о том, что, наверное, он всё-таки немного по нему скучает. конечно, его раздражают многие преподаватели и одногруппники, конечно, он не в восторге от своей специальности, конечно, он ненавидит рано вставать по утрам, но ему кажется, что ему хватит сил всё это перетерпеть ради того, чтобы однажды вернуться сюда, в португалию, к вечному туману, жареным каштанам и юнги снова. - почему ты молчишь? - юнги кладет голову ему на плечо, прикрывая глаза. он говорит настолько тихо, что услышать его может разве что чонгук, и то больше угадывая по движению губ. - а зачем разговаривать? - ну, мы могли бы обсудить сегодняшний день. разве тебе не понравилось? - понравилось, - чонгук слегка заторможенно кивает, - поэтому я ничего и не говорю. колеса поезда мягко стучат по рельсам, убаюкивая, и юнги, кажется, почти засыпает на чужом плече. их станция - конечная, так что они не спешат выходить, даже когда поезд уже останавливается на площади россиу и все остальные пассажиры исчезают в толпе на вокзале. - поехали обратно, - сонно предлагает юнги, но чонгук не слушает его и наконец-то вытаскивает его из вагона. - где мы? - в лиссабоне, - неопределенно отвечает чонгук. они и правда в лиссабоне, но не в обычном лиссабоне, а в ночном. ночной лиссабон - совсем другой город, и живут тут совсем другие люди, не такие, как утром и днём. в обычном лиссабоне всегда лето, в то время как в ночном - зима и дух рождества, витающий в прохладном воздухе над тежу, в ярких огнях гирлянд, во всех ярмарках и смазанных голосах прохожих. в ночном лиссабоне как нигде иначе чувствуется приближающийся праздник. чонгук никогда не любил рождество, но здесь оно кажется ему каким-то по-особенному настоящим, и сама мысль о том, что даже в солнечной португалии со всеми её спелыми мандаринами и зеленеющими пальмами тоже есть своя мини-зима, почему-то делает его невероятно счастливым. - иногда я забываю, какой сейчас месяц, но все эти ужасные светящиеся украшения мне в очередной раз напоминают, - недовольно бормочет юнги, и чонгук смеётся из-за выражения его лица. он хотел бы встретить рождество вместе с ним, но его рейс уже завтра вечером. - время в португалии течёт слишком быстро, - чонгук говорит это скорее себе, чем юнги, и это никак не связано с их разговором, но юнги соглашается. чонгук хочет спросить, чувствует ли юнги подобное всегда или только рядом с ним, но не осмеливается. может быть, да. может быть, нет. это неважно, потому что сейчас, в эту секунду, они чувствуют одно и то же, и этого вполне достаточно, чтобы быть счастливыми.

***

последний день в португалии звучит как самый страшный приговор, который когда-либо только могли выносить человеку. юнги не успел показать чонгуку и сотой доли того, что хотел, поэтому пытается компенсировать это всё сейчас, чуть ли не перед самым рейсом. чонгуку плохо спится - наверное, даже его организм не хочет отсюда уезжать - и он чувствует себя немного уставшим с самого утра, но юнги у порога моментально поднимает ему настроение, даже ничего специально для этого не делая. они договариваются с тэхеном сложить все вещи в камеру хранения, потому что им нужно съехать из квартиры до одиннадцати, и в последний раз побродить по лиссабону. юнги выбирает непривычный маршрут по набережной, чтобы на прощание прогуляться с чонгуком у тежу. тежу всегда пахнет морем, хоть это и река, потому что она сразу впадает в атлантический океан, и он отдаёт ей соленый ветер и стаи чаек, парящих над головами прохожих. сегодня, как на зло, самый тёплый день из всех, которые чонгук провёл здесь, и из-за этого ему не хочется уезжать ещё больше. он надеется, что хотя бы расплачется уже в самолёте, а не в аэропорту, чтобы юнги, который собрался его провожать, этого не увидел. ни юнги, ни чонгуку не хочется разговаривать, хотя, наверное, им обоим стоило бы немного отвлечься. набережная выходит к уже знакомой и почти родной площади коммерции, где, как и в первый день, неизменно жарят каштаны и играют музыканты, но сегодня кроме них там выстроился ещё и оркестр из местных студентов в чёрных костюмах, которые празднуют успешное окончание семестра и сдачу экзаменов. рядом с площадью расположилась небольшая ярмарка, на которой можно бесплатно попробовать всё разнообразие здешнего алкоголя, и чонгук с юнги пьют в одной из лавочек горячее вино с пряностями. когда вино делает их немного раскрепощеннее и свободнее, они целуются прямо на глазах у толп туристов и перебегают улицу на красный, держась за руки. юнги предлагает пройтись по сувенирным магазинам поблизости, чтобы выбрать что-нибудь на память, и чонгук соглашается, будто и без этого не запомнит португалию на всю жизнь. он покупает подарки всем, кому только можно: друзьям, родственникам, родителям, преподавателям, соседям по комнате и зачем-то даже тэхену, который и сам, скорее всего, что-то себе здесь купил. в какой-то момент бутылки портвейна, упаковки кофе и консервные банки с сардинами просто перестают помещаться в его рюкзак, и ему приходится нести их в руках. - заберешь меня с собой? как сувенир, - шутит юнги, когда они останавливаются отдохнуть в одной из бесчисленных джелатерий и едят апельсиновое мороженое. он улыбается, прищуривая глаза, но его голос звучит вполне серьёзно. - ты готов уехать из этого рая на земле ради меня? юнги пожимает плечами и кусает рожок. - возможно. чонгук на секунду замирает, чуть не выпуская из рук мороженое. солнце греет по-особенному мягко, такой же мягкий ветер забирается под их тонкие рубашки и щекочет открытые колени в рваных джинсах, и воздухом дышится тоже мягко и приятно. чонгук не хочет, чтобы юнги с ним уезжал. он хочет, чтобы юнги с ним остался. они доедают мороженое и снова целуются, несмотря на то, что их губы болят от апельсиновой кислоты. чонгук запрещает себе о чем-либо думать, потому что мысли о будущем мешают ему наслаждаться настоящим, и пытается впитать всё, что есть в португалии и что ему так дорого. его глаза слезятся от дыма жареных каштанов на каждом перекрёстке, от предзакатного неба и от улыбки юнги, самой лучшей из улыбок, которые только существуют на планете. юнги, кажется, тоже плачет, но солнце стирает следы от слез на его щеках. чонгук поднимает голову вверх, к чайкам, и что-то кричит, и юнги смеётся, и они опять держатся за руки, как в первый день и как в последний, как во все дни, проведенные здесь. чонгук забирает вещи из камеры хранения и вызывает такси только тогда, когда из аэропорта ему звонит обеспокоенный тэхен и ехидно спрашивает, не решил ли он тут остаться. юнги, как и обещал, провожает его до самого паспортного контроля и даже помогает ему обернуть чемодан плёнкой. они не прощаются и даже не смотрят друг на друга, когда расходятся, притворяясь самим себе, что они ничего не чувствуют, хотя на самом деле они чувствуют слишком много, чтобы это можно было выразить в словах. поднимаясь по трапу и в последний раз смотря на лиссабон, тёмный и пыльный, пахнущий мандаринами, каштанами и морем, со всеми его узенькими переулками, вымощенными грязной плиткой, и огромными улицами с гирляндами на вечнозеленых пальмах, чонгук понимает, что он не улетает домой. он улетает из дома. а домой мы всегда когда-нибудь возвращаемся.

липне до уст почуття морфеми - альтернативна прозора вода ця. те, що було, не розіб'єш на теми. так ми кохали. і нам - воздасться.