Black

      Куроо мог почувствовать это, как только переступил через порог. Молчание дома окутало его кожу, как влага. Он скользил вдоль коридора, пока тени собирались по углам, как будто понимая, что означает такая тишина.       Куроо сделал небольшую остановку напротив двери, ведущей в спальню.       — Привет.       Кенма лежал поперек кровати, уставившись в потолок, а его светлые пряди были разбросаны по одеялу. Он не сказал ни слова.       — Ты в порядке?       Кенма открыл рот, горло дернулось, и он снова его закрыл, не издав ни единого звука. Куроо подошел, провел пальцами по его лбу, а затем и по волосам, не смотря в глаза Кенме. Вместо этого он держал взгляд на завитках волос, обволакивающих его пальцы и скользящих по ним.       — Это что-то конкретное?       Кенма едва покачал головой, сглатывая:       — Ничего. Это все. Это… — его голос затих, и он закрыл глаза от чувства спокойствия, передаваемого прикосновениями Куроо.       — Что-то вызвало это?       Кенма покачал головой:       — Я не знаю, — ответил он едва слышно.       Наступила пауза, момент, когда ничего не происходило, и только рука Куроо перебирала шелковые пряди, окрашенные в коричневый и золотой.       — Ты ел сегодня? — последовал тихий вопрос.       Кенма моргнул несколько раз, при этом немного хмурясь.       — Я…       Куроо мысленно проклинал себя за то, что не спросил об этом, когда писал ему во время обеденного перерыва.       — Ладно, — сказал Куроо, наклоняясь, чтобы поцеловать Кенму в лоб. — Я пойду приготовлю ужин.       Он повернулся, чтобы выйти из спальни и пройти дальше по коридору.

***

      Наконец-то выбрался на обеденный перерыв. Ты ел сегодня?       Рис       Это хорошо. Попробуй съесть что-нибудь еще перед тем, как я приду домой. Ладно?        …Мысли о еде заставляют меня чувствовать тошноту. Все кажется слишком тяжелым на моем языке.       Может быть… немного мисо?       Возможно.       Пожалуйста, попытайся ради меня.       Хорошо. Ради тебя.

***

      — Я сказал ему, что, если он продолжит так составлять наше расписание, то люди станут совсем жадны до их времени, а он отмахнулся от этого, и сейчас почти невозможно взять перерыв, так что... — Куроо остановился. Кенма свернулся клубочком на диване, уткнувшись ногами в грудь, а губами в колени.       — Кенма?       Кенма пришел в себя, поднял голову с колен и моргнул несколько раз, поднимая взгляд на Куроо. Тот почувствовал, как воздух покинул его легкие.       — Ты…       — Мне жаль, — сказал Кенма с извинением, застывшим в нежных золотых глазах. — У меня проблемы с концентрацией, это…       — Все в порядке, — сказал Куроо с улыбкой, которая, как он отчаянно надеялся, не была грустной.       Кенма выпрямил спину.       — Пожалуйста, начни сначала, — попросил он.       — Да ладно. Все нормально.       Но когда он увидел глаза Кенмы, широко раскрытые и остекленевшие, он понял, что это, возможно, причиняло ему боль. Куроо улыбнулся:       — Так вот, мой начальник решил изменить расписание...       — ...на прошлой неделе.       — Да, и…

***

      Кенма лежал на кровати, уставившись в потолок. Куроо плюхнулся рядом с ним, смотря на чистое белое полотно, расположившееся над ними.       — Ты хочешь об этом поговорить?       — Нет.       — Ты хочешь вообще говорить?       — Нет.       Куроо провел пальцами по ладони Кенмы, а затем сжал его руку. Выдохнув и позволив глазам закрыться, он в тишине присоединился к нему. Через какое-то время Кенма свернулся в клубочек у него на груди, и Куроо гладил его по голове до того момента, как его плечи перестали дрожать.

***

      Глаза Кенмы застыли на проектной документации. Он не двигался, не редактировал и ничего не добавлял уже довольно-таки длительный период времени. Через его очки для чтения было видно, как он моргнул и уставился на что-то, что никто, кроме него, не может видеть.       Куроо поднял руку, чтобы заправить выбившуюся прядь ему за ухо. Кенма отпрянул от прикосновения.       Куроо проглотил сердце, сжавшееся где-то в его горле, и покинул комнату.

***

      — Я больше не хочу этим заниматься, — сказал Кенма со слезами, скатывающимся по его щекам и подбородку. — Я не знаю, как это вынести.       Они оба лежали на полу, свернувшись и прислонившись спинами о спинку кровати. Куроо держал Кенму за руку, водя пальцами по его ладони: вверх по тонкой линии пальцев, чуть сжимая их на самых кончиках. Кенма дрожал.       — Я устал, — выдохнул он сквозь слезы. — Внутри я чувствую себя таким уставшим.       — Я знаю, — тихо произнес Куроо, сдерживая жжение в глазах.       — Ты не заслужил этого, — пробормотал Кенма. — Ты не должен справляться со всем этим.       Куроо переплел их пальцы, наблюдая за образовавшимся замком из плоти и костей.       — Мне ни с чем не приходится справляться.       — Я, — прошептал Кенма сквозь дрожь, исходящую от его легких. — Тебе приходится справляться со мной.       — Я люблю тебя больше всего на свете, — сказал Куроо, мысленно похвалив себя за твердость в голосе. — Я не справляюсь. Я люблю.       — Я не заслужил тебя, — повторил Кенма.       Боже, это разозлило Куроо. Это разозлило Куроо больше, чем что-либо еще. Он прижал свое лицо к плечу Кенмы, вдыхая запах, исходящий от его шеи.       — Кенма, — прошептал он, — у меня никогда не было чувства, будто я заслуживаю тебя. Я никогда не мог понять, за что мне дана возможность быть с кем-то, кто делает меня настолько счастливым.       Его горло словно сужалось.       — Пожалуйста, не говори такого. Пожалуйста, не сомневайся в своей важности для меня.       — Я просто хочу быть счастливым, — прохныкал Кенма, пока слезы скатывались на их руки.       Куроо почувствовал, как слезы готовы выступить и на его глазах.       — Я знаю.       — В моем сознании творится черт-те что, — сказал Кенма. — Я совсем не понимаю того, что там происходит.       — Это нормально, — произнес Куроо, покачиваясь в его сторону. — Мы можем вырасти, чтобы понять это вместе.       — Я не хочу, чтобы ты это понимал, — сказал Кенма с надрывом в голосе. — Там все черное. Жуткое. Там хаос. Я могу разобраться только в некоторых вещах, все остальное — темное и пустое; это ад, но в то же время это я, и я не хочу, чтобы кто-нибудь… – он сделал глубокий вдох, — ...видел это.       Куроо поднес руку к его щеке, убирая ладонью горячие слезы, текущие по щекам.       — Я буду любить тебя вне зависимости от того, что я увижу, — заверил его он. — Ничто никогда не сможет заставить меня любить тебя меньше.       — Это может, — тихо проплакал Кенма в ладонь. — Это заставит.       Куроо прижался лбом к виску Кенмы, крепче сжимая его в объятиях. Он давал ему выплакаться, пока шептал, что любит его. В конце концов, он слегка успокоился, и Куроо спросил, может ли он отойти, чтобы приготовить ужин.       Когда он пришел на кухню, он уперся руками о столешницу, переводя свой вес на нее. Затем он накрыл свой рот ладонью, и слезы начали скатываться по его суставам, падая на ламинат. Он чувствовал, как его плечи трясутся.       Я тоже просто хочу, чтобы ты был счастлив.

***

      Когда ты будешь дома… я не хочу разговаривать.       Ладно. Ты ел?       Ага.       Куроо наклонился вперед и положил голову на руль.

***

      — Можешь пойти со мной?       Кенма посмотрел на него, сидя на своем обычном месте — на диване.       — Я не очень хочу видеть людей…       — Никаких людей, — последовал простой ответ. — Только я.       Сначала Кенма глянул на него с некой неуверенностью, но потом наконец-то поднялся на ноги.       Пока они ехали, Кенма смотрел в окно пассажирского сиденья, уличные фонари освещали его лицо через определенные интервалы времени. Куроо не включил музыку и не говорил. Он припарковался на открытой парковке на окраине города и достал покрывало из багажника.       Кенма следил за его движениями, осторожно следуя за ним, пока Куроо не постелил покрывало на траву.       Куроо лег вниз без лишних слов, и Кенма последовал его примеру, приземлившись рядом. Они подняли взгляды на чернильно-черное небо, которое поглощало все на своем пути, за исключением звезд, которые отважно сверкали сквозь полотно.       Взгляд Куроо бегал от одной звезды к другой, так что тишина продлилась дольше, чем он планировал.       — Это, — начал Куроо, — самая прекрасная вещь на свете, которую может увидеть человек, находясь на земле.       Кенма ничего не сказал.       — Я люблю небо, — продолжил Куроо. — Я люблю смотреть на него. Люблю думать о нем. Я люблю то, что у нас нет ни одного чертового понятия о том, что же там происходит.       Куроо поднял руку.       — Смотри.       Кенма последовал за его движением, наблюдая за взмахом пальцев, направленных к небу.       — Посмотри на этот черный. Бесконечный, неизведанный, захватывающий черный.       Его следующее предложение вырвалось из него, как вздох.       — И всего лишь несколько вещей, которые мы можем увидеть.       Куроо повернул голову так, что Кенма едва виднелся на периферии его зрения.       — Так я вижу твое сознание.       Дыхание Кенмы перехватило, и Куроо заметил, как его пальцы дрогнули. Он перевел взгляд на более широкий участок неба.       — Мы не должны знать о нем все, чтобы знать, что оно прекрасно.       Куроо увидел, как голова Кенмы слегка повернулась в сторону, тем самым пряча лицо от него.       — Я не хочу, чтобы ты думал о своем сознании как о чем-то черном и ужасном, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты понял, что оно безгранично и прекрасно, как галактика, как вселенная. И хоть мы и не можем увидеть всего… — он скользнул пальцами под ладонь Кенмы, — ...я прихожу в восторг от каждого проблеска света, что вижу.       Куроо моргнул и почувствовал, как слеза скатывается по его лицу.       — И эти проблески настолько красивы, что я люблю все остальное без единого вопроса.       Кенма весь прижался к его руке, чувствуя, как дрожит его грудь. Он услышал рваный вдох, а затем Куроо повернулся лицом к нему, видя, как он прикрывает рот ладонью, в то время как слезы скатываются по его лицу.       — Я люблю тебя, — напомнил ему Куроо. — Не бойся быть со мной честным и показывать настоящего себя. Мы будем работать над этим вместе, как и над всем остальным.       Он смотрел на то, как Кенма зажмурился.       — Ладно?       Кенма кивнул. Куроо пододвинулся, прижимая губы к его плечу.       — Твое сознание это самое невероятное, с чем я когда-либо сталкивался.       Он поводил носом по его щеке.       — Однажды я хочу, чтобы ты стал ценить эти звезды так же, как это делаю я.       Кенма повернулся к нему, оставляя поцелуй с привкусом слез на губах, и подавил всхлип, готовый вырваться из рта.       — Я люблю тебя, — прошептал он, его руки дрожали на шее Куроо. Куроо пододвинул его ближе.       — Я тоже тебя люблю.