Grandissima piccola anima

      Суматоха. Все вокруг бегают и что-то разыскивают. Из зала уже доносятся крики зрителей и голоса ведущих. Все бывшие участники собрались в закулисье и желают удачи финалистам. Но Эрмалю сейчас не до этого, ему нужно успокоиться и побыть в тишине. Он видит спасательную дверь своей гримёрки, уже почти что пробирается до нее, как вдруг кто-то хлопает по плечу. Мужчина оборачивается. Франческо. Такой взвинченный, как и он. Лицо бледное, руки трясутся, но улыбается. Вернее пытается улыбаться. — Ну что, вот мы и на финишной прямой, — итальянец пытается держаться спокойным, но голос выдает его полностью. Франческо и сам понимает это, поэтому видя довольно скептический взгляд собеседника, закрывает глаза и задерживает дыхание на несколько секунду, а затем выдыхает: — Эрмаль, у меня такое чувство, будто я сейчас прямо там на сцене во время выступления свалюсь. — Да ладно тебе, Габбани, до этого же как-то три вечера пережил и этот переживешь. Остался один маленький шажок. К тому же, нам с тобой вообще не привыкать вместе в финале стоять, — с усмешкой отвечает албанец, намекая на прошлый год. Да, у Меты держать свои эмоции в узде получается намного лучше.       Франческо нервно смеётся, но видно, что ему немного полегчало. Эрмаль крепко обнимает парня, хлопает по спине, а затем вновь пытается сбежать в свое "убежище". Наконец зайдя в гримёрку, мужчина садится перед зеркалом и смотрит на свое отражение. Настоящий призрак. Бледное лицо, огромные темные круги под глазами. А внутри нарастающая паника, настоящий пожар, который он не знает, как потушить. Через пару секунд в дверь кто-то стучит. Ни минуты покоя. Эрмаль не отвечает. Скрип открывающейся двери и хриплый голос: — Можно?       Кудрявый переводит немного ошарашенный взгляд на дверь и легонько кивает. Фабрицио Моро. Что он забыл здесь сейчас? Мета инстинктивно встал со стула, оба стояли по средине помещения и как-то смущённо разглядывали пол. Неловкую тишину прервал Моро: — Я пришел пожелать тебе удачи. Смотрю, ты совсем плох. Ну, в плане состояния. Знаешь, как бы глупо это сейчас не прозвучало, но не волнуйся. У тебя все получится. Главное, не думай о победе, просто наслаждайся моментом.       Эрмаль издал нервный смешок: — Спасибо.       Фабрицио посмотрела на парня и тепло улыбнулся. Немного замявшись, римлянин сделал шаг на встречу к кудрявому и неуклюже обнял его. Эрмаль был в ступоре. Неожиданно. Но через пару секунд он аккуратно обнял мужчину в ответ. Расцепив объятия, музыканты немного смущённо отвели друг от друга глаза, и Моро так же внезапно и тихо покинул гримёрку. Пожар немного успокоился. Но лишь немного. Поэтому Мета вновь вернулся к своему отражению. Хочется просто разрыдаться. Или сбежать. Слишком невыносимо. В этом минус выступать здесь в одиночку. Эрмаль прикрыл глаза. Нужно взять себя в руки. Нервозность лишь мешает. Есть цель и нужно добраться до нее. За спиной послышался шорох. Мало ли, может это просто ветер. Однако, через пару секунд на плечи кудрявого опустились чьи-то руки. Музыкант не пошевелился. Знакомый парфюм и так уже дал понять, кто это. Единственный человек, которого Эрмаль хотел сейчас видеть. Он почувствовал горячее дыхание около уха. Затем послышался и тихий шепот: — Опять весь взвинченный.       Это был даже не вопрос. Эрмаль обречённо вздохнул, но глаза так и не открыл. — Я облажаюсь, Макко. — Господи, Мета, ты невыносим. Брось всю эту чепуху. Позади три прекрасных вечера и этот не станет исключением, даже если ты не победишь. Кудрявый вновь издал нервный смешок и встряхнул головой. — Сделай глубокий вдох. Успокойся. Ты уже достиг больших высот, так выйди же на эту сцену и блистай ещё раз. Я буду рядом, прямо за твоей спиной, моя великая маленькая душа, — тихо прошептал Марко, иногда касаясь губами мочки уха парня.       Монтанари убрал руки с плеч кудрявого и выпрямился, а затем добавил уже более строгим голосом: — Посмотри на меня.       Эрмаль немного лениво распахнул глаза и перевел взгляд на мужчину, но не успел он и сообразить, как Марко дёрнул его за руку, заставляя встать, притянул к себе и накрыл его горячие губы своими. Это было лучшее лекарство от бури, бушевавшей внутри. Музыкант первым прервал поцелуй, прижался к Макко ещё сильнее и уткнулся носом ему в шею. — Спасибо, — выдохнул албанец.       Гитарист запустил свою руку в шевелюру Эрмаля и тихо добавил: — Твои волки гордятся тобой. Твоя мама гордится тобой. Твоя семья гордится тобой. Я горжусь тобой. А теперь пойдем. Настал твой час.       И с озорной улыбкой Монтанари потащил его прочь из гримёрки на сцену.