Тогда я подожду.

      Евгений Калинкин, хоть и пропустил за свой одиннадцатый класс кучу уроков, на один предмет всегда ходил. Даже если болел, на уроке его любимого учителя- Василия Шакулина он сидел, поминутно кашляя и принимая таблетки по часам. Даже за первую парту сел, лишь бы внимательно наблюдать за каждым движением мужчины, ловить с победной ухмылкой его ответные взгляды- такого попробуй игнорируй. Женя жадно слушал каждое его слово, но иногда ему казалось, что на самом деле он различает только шум. Ведь главное это то, каким голосом говорит все эти унылые лекции учитель. О, этот голос. В него Калинкин влюбился ещё в самом начале, когда услышал за спиной хрипловатое и совсем чуть-чуть насмешливое «вы так и будет стоять в дверях?». Тогда он действительно остановился у самого входа, опоздав и ища глазами нового учителя. И его удивлённые одноклассники впервые за долгое время увидели на его лице не нагловатую улыбку, а чистое удивление вперемешку с чем-то странным и нечитаемым. С того момента он пытается быть как можно ближе к Шакулину: выучил его расписание, узнал все, что можно, о его личной жизни, разве что не где живёт.       А уж какого труда самому Васе стоило делать вид, что он совсем не видит этих просматривающих насквозь, режущих на части и почти раздевающих синих глаз. Иногда даже возникали мысли о том, чтобы сделать все, чтобы этот подросток больше не приходил к нему на уроки, но молодой человек сразу отгонял их, ведь не может же почти ребенок специально ТАК на него смотреть? Хотя и ребенком это чудовище назвать было сложно. Сначала было очень сложно вести уроки под этим тяжёлым взглядом, готовым, кажется, прожигать и метать молнии. Парень не реагировал ни на одно замечание, лишь бездумно кивал и с увеличивающимся интересом наблюдал за Шакулиным. Но проходило время, и мужчина постепенно учился не сильно нервничать под ним, но все ещё желал избавиться от такого пристального внимания. На шутки, граничащие с оскорблениями, Калинкин не обращал никакого внимания, так что этот вариант отпадал сразу, да и было что-то неприятное в том, чтобы вот так выливать свое раздражение на ни в чем, как надеялся Вася, не виновного. Но больше всего его удивляло другое. По рассказам его коллег, Женя никогда не смотрел на учителей, занимаясь своими делами за последней партой или вовсе прогуливал их, куря в туалете в компании таких же, как и он. Шакулину в это верить, конечно, не хотелось, но он лично встретил его в каком-то коридоре с пачкой дешёвых сигарет в руках. Парень, заметив, что его увидели, весь как-то повеселел, даже улыбнулся и прошептал невнятно какие-то слова приветствия. Василий на это лишь приподнял бровь, тихо предложил ему, что никто никого не видел и, развернувшись, ушел к своему кабинету.       В тот день у Шакулина все шло не так, как нужно: сначала проспал, по дороге на работу девушка устроила сцену ревности, ещё и начальство наорало просто так. Вот и не выдержал. На уроке со своим чуть ли не самым нелюбимым классом он накричал на Женю, припомнив ему каждый не написанный им конспект, каждый вопрос, оставшийся без ответа и прочие, казалось бы, мелочи. Но причиной настоящей ярости стало то, с каким выражением лица слушал все это виновник. Оно выражало радость, восхищение и много чего другого, что в данной ситуации появиться ну никак не должно было.       —Калинкин! Да хватит на меня смотреть уже! Я начинаю думать, что вы влюблены в меня, и поэтому не замечаете, как я на вас зол! — в воздухе было столько напряжения, что его можно было черпать чуть ли не ведрами. Весь класс молчал, переглядываясь с Жени на Васю и ждал, что будет дальше. Евгений, лениво потянувшись на месте, и до дрожи в коленях ласково посмотрел на учителя.       —А что, если и так, Василий Андреевич? — невинно похлопал глазами и улыбнулся, ожидая ответ. Этот самый Василий явно не ожидал такого и удивлённо остановился на половине сказанного слова. Нахмурился, думая, как надо реагировать на сложившуюся ситуацию.       —Вы же знаете, что у меня есть девушка? — дождался спокойного кивка и продолжил, присев на пустую первую парту:       —Ну так вот. Пока мы в отношениях, что, я надеюсь, продлятся ещё очень долго, у вас нет ни единого шанса получить мое внимание. — выдавил из себя победную усмешку и скрестил на груди руки. На самом деле он бесстыдно лгал. Конечно же, ему интересен этот странный подросток с невозможно красивыми глазами. Его хотелось ненавидеть, но получалось только удивляться, с каким упорством он искал внимания своего учителя. И ведь получилось! Даже не пытаясь завести диалог, он заставил хотеть его понять, и совершенно неважно, для того, чтобы он отстал от объекта своего немого обожания, или же наоборот, чтобы приблизить к себе, ответить на до странного сильную привязанность.       —Тогда, — на секунду показалось, что слова ему даются с невыносимым трудом, —Тогда я подожду, все равно она никогда не полюбит вас так же, как делал это весь год я,- Женя мгновенно потерял все эмоции, будто посерел и побледнел, собрал вещи и вышел из кабинета, разбив в осколки мертвую тишину, образовавшуюся за весь диалог. Вася поздно вышел из кабинета, но увидев, что опоздал, медленно зашёл обратно в класс и продолжил тему, внешне оставаясь совершенно спокойным. Внутри же все разрывалось от стыда за себя, за свои резкие слова и за то, что все это время он видел в своем ученике только стремление вывести его из себя, но никогда не задумывался, почему же он так себя ведёт? А ведь все было так очевидно, не так ли?       Примерно в это же время Калинкин шел, почти бежал, домой, дрожащими руками вынимая сигарету из пачки и прикуривая. Вот зачем он вообще решил сказать это? Нет бы продолжить игнорировать, наслаждаясь просто тем, что любимый человек так близко- протяни руку и почувствуешь тепло чужого тела. Но, конечно, нужно все испортить несколькими словами- раз- и даже призрачная надежда на то, что у них что-то может получиться, разрушилась, как и весь внутренний мир Жени. В пару затяжек избавился от сигареты, выкинул ее в удобно подвернувшуюся мусорку и зашёл в знакомый темный подъезд. Только здесь он позволил себе обессиленно спуститься по стене на батарею, что все используют вместо скамейки, и, закрыв руками лицо, тихо заплакать от всегда происходящего. Немного поздно навалилась на него тупая боль от злых слов, сказанных Шакулиным, медленно разворачивалось в нем сжигающее все чувство усталости. Совсем успокоившись и вытерев ненужные сейчас слезы, парень зашёл в квартиру и, не раздеваясь, упал на кровать. Та жалобно скрипнула под телом, но этот не очень приятный звук остался без внимания, так как все, что сейчас мог делать Женя- это бездумно смотреть в потолок, разглядывая трещины на нем.       Шакулин решил уйти работать в другую школу, потому что ему все время казалось, что вот-вот он наткнется на тот самый изучающий его до мельчайших подробностей взгляд, увидит Калинкина за углом, выдыхающего сигаретный дым в холодное весеннее небо. Он, на самом деле, рад был бы вообще уйти с работы учителя, уж слишком это оказалось сложно. Но деньги были нужны, так что хочешь ты этого, или нет, вечно бегающих по коридорам детей приходилось видеть. И ни один из них не смотрел на него, как Калинкин. Тот, кстати, тоже поменял школу, чтобы лишний раз не вспоминать, как идеальный, на его взгляд, человек, ходит по знакомым до боли кабинетам и не обращает совершенно никакого внимания на то, что, казалось бы, лежит на самой поверхности.

***

      Примерно так и прошли несколько лет, можно даже сказать, что они в какой-то степени забыли о существовании друг друга, оставив только воспоминания в отдаленных уголках памяти. Иногда обоих «прошибало», и они подолгу грустно улыбались чему-то, смотря в стену. Вообще, и у Шакулина, и у Калинкина все складывалось достаточно хорошо. У первого все шло к свадьбе, он безумно любил свою уже невесту и даже не представлял, что что-то могло быть иначе. Нет, Васе иногда приходили мысли о том, что он что-то упускает, забывает о чем-то очень важном, но мужчина пока не мог понять, что и о чем, поэтому решил оставить все так, как оно есть и плыть по течению. Женя же удачно сдал экзамены в другой школе, хоть его перевод в самом конце года и восприняли сначала большим количеством шуток, не всегда приятных. Но он повел себя в такой ситуации правильно и расстался с новоиспеченными одноклассниками почти что друзьями. Потом он поступил на бюджет в каком-то не очень близком к центру университете и снимал однокомнатную квартиру. В общем, жил неплохо. О личной жизни он даже не задумывался, откладывая постоянно на потом, говоря, что нет времени и желания, но на самом деле…       В тот день удача явно была не на стороне Васи. Его любимая девушка просто собрала вещи, дала ему пощечину, что-то невнятно прокричала о том, что не любит, что все в прошлом, и ушла, громко хлопнув дверью. У Шакулина тогда потемнело в глазах, так все быстро произошло. Он чувствовал себя полностью разбитым: не каждый день от вас уходят те, кого вы любите, особенно если свадьба планировалась на ближайшие месяцы. Нет, Вася сам не очень хотел жениться, но одно слово его «уже бывшей» — и он побежал бы куда угодно. Тогда он весь день и вечер просидел в баре, постепенно напиваясь и рассказывая всем вокруг свою печальную историю. Кто-то в ответ на нее тактично молчал, кто-то говорил слова поддержки, но все находящиеся в помещении сошлись на одном- во всех проблемах, конечно, виноваты женщины. Особенно такие, как бывшая Шакулина. Женя в том баре оказался совершенно случайно, просто захотел выпить в конце тяжёлой учебной и рабочей недели. И так получилось, что он сел именно рядом со своим бывшим учителем, далеко не сразу его узнав. Но заглянув в такие знакомые пьяные глаза он не смог сдержать себя и стремительно придвинул к нему стул, прошептав на самое ухо, почти касаясь его губами:       —Я же говорил, что подожду, Василий Андреевич. — от такой близости мозг Шакулина поплыл окончательно, но, собрав оставшиеся крупицы трезвости, он смог отодвинуться, чтобы посмотреть на внезапного собеседника. И сразу пожалеть. Он кинул беглый взгляд на лицо, на глаза- и мгновенно утонул, забыв, кажется, даже свое имя.       —Женя? — его голос звучал непривычно хрипло и тихо, да и не звал он его так никогда. Не мог позволить, да и просто не хотел кого-то выделять среди школьников. Калинкин вместо ответа кивнул и улыбнулся так светло, что в такую ангельскую мордашку невозможно не влюбиться.       —Ты ведь знаешь, что я тогда тебе не поверил совсем? Ну, что подождешь. Думал, забыл давно, — А Шакулин и не сопротивлялся- нырнул сразу с головой, может быть даже в самый первый день знакомства, и больше не вынырнул никогда. От нежности, заполняющей изнутри, стало так спокойно, невыносимо сильно захотелось спать, и последнее, что почувствовал Шакулин перед тем, как провалиться в царство Морфея, было лёгкое, почти невесомое касание рукой его головы. Дальше же на мужчину мягкой ватой обрушилась темнота.       Проснулся он от того, что кто-то на него смотрел. Подумав, что это его девушка, Вася немного успокоился, но, вспомнив, что она ушла, испуганно-резко поднялся на локтях. В кресле рядом с кроватью полусидел-полулежал Калинкин, что сейчас спокойно спал, хоть и складывалось ощущение, что он только притворяется, чтобы не отрывать взгляда. На тумбочке нашелся стакан воды и таблетка от головной боли, что было весьма кстати: в ту же секунду мозг будто скрутило колючей проволокой, и Шакулин, не задумываясь, выпил предложенное и снова упал головой на подушки. Сон все не шел, так что он решил подробнее рассмотреть Женю, раз уж попался такой удобный момент. И очень хотелось понять, как же он оказался у себя дома.       Сейчас ему казалось, что находящийся в кресле молодой человек выглядит очень хрупко, беззащитно и совсем по-домашнему. Даже захотелось подойти поближе и запустить руки в мягкие волосы, поцеловать и никогда не отпускать. Вася не знал, что делать и только растянул губы в улыбке, самой счастливой за достаточно долгое время. Он смотрел на его тонкую шею, подавляя желание укусить или поцеловать, только бы услышать, как эти идеальные губы приоткроются, когда Женя будет стонать под ним. А то, что он будет, почему-то казалось совсем простой истиной.       Калинкин вдруг протяжно зевнул и потянулся, медленное просыпаясь. Он подмигнул Шакулину, будто зная, что тот смотрел на него только что и встал с кресла, направляясь в другую комнату так уверенно, будто уже изучил каждый сантиметр квартиры. Шакулин едва заметно смутился и проследовал за ним. Через некоторое время они уже сидели на кухне, весело и громко разговаривая, и поедая кривые и немного подгоревшие блинчики с горячим фруктовым чаем. Они явно наслаждались приятной атмосферой, такой теплой и родной.       —А ты почти не изменился, — признался Калинкин, первый нарушив тишину.       —Да и ты такой же ребенок, каким был. — Вася тихо рассмеялся, смотря на обиженно скривившегося собеседника. А какой он милый, когда эмоции отображаются на его лице! Такой живой, такой любимый.       —Кстати, Жень. — он неловко перевел тему на то, что волновало его очень давно и начал заметно нервничать.       —Чего, Вась? — произнес медленно, впервые называя его вот так, коротким именем и щурясь от этого как очень счастливый кот.       —Да вот, давно хотел спросить. Насколько… серьезным ты был тогда, когда, — он запнулся, не зная, какие слова подобрать, — когда говорил, что влюблен. — концовку произнес на одном дыхании, закрыв глаза руками, словно маленький испуганный ребенок. Теперь смеялся уже Калинкин. Быстро преодолев расстояние между ними, парень встал на колени перед Шакулиным и взял его руки в свои, опуская их вниз.       —Какой же ты всё-таки глупый. Я все это время любил тебя, Шакулин, блять, Василий, — поцеловал по очереди в обе ладони и обнял, уткнувшись лицом в живот Васи, когда тот только улыбался глупо и не мог пошевелиться, не верил, что все происходит в его жизни, в этой реальности и прямо сейчас. Он неловко притянул его ближе к себе, робко чмокает в макушку и делает то, о чем, кажется, мечтал всю жизнь- зарывается руками в волосы.       —Мягкие. — на грани слышимости шепчет и смотрит на Женю полным обожания взглядом.       —А сейчас любишь? Я вот очень. — машинально гладит по плечам, прикрыв глаза.       —Намного сильнее, чем ты думаешь. — поднимается на ноги, чтобы потом сесть на колени Шакулина, приблизился лицом к лицу близко-близко и улыбнулся почти в самые губы так, что дыхание перехватывает и голова кружится. Резкое прикосновение губ, и по парням проходит электричество, заставляющее почти отшатнуться друг от друга и дышать тяжело. Такое с ними точно впервые. Оба хотят продолжения и с нескрываемыми волнением и нетерпением снова тянутся к друг другу и целуются до одури нежно, наивно, до распускающихся в сердце цветов и ебаных бабочек в животах. Нехотя оторвавшись друг от друга, они смотрят друг в другу глаза затуманенными взглядами и не видят ничего, кроме мутного фона и ярко, до рези в глазах, выделяющихся чужих глаз. Их руки снова переплетаются сами по себе, губы снова ищут чужие, чтобы забыться в этой потрясающей сладости. Руки каким-то образом давно блуждали по телам под футболками, и все вокруг вместе с парнями сгорало, светилось изнутри бесконечной любовью, страстью, нежностью.       Что-то притягивает их друг к другу со страшной силой, заставляет торопить события, стонать в поцелуи бесчисленные, утопать в глазах напротив и ласкать, отдаваться, снова целовать. Куда придется: лицо, шея, почему-то уже обнаженные ключицы и грудь. Когда-то чистая кожа уже пестрела алыми пятнами, будто цветы или отпечатки любви, многочисленные сердца, сделанные из безумной смеси чувств.       Они, останавливаясь на каждом метре, чтобы поцеловать, так и не смогли дойти до спальни- Вася не выдержал, посадил Калинкина на стол- и начал покрывать поцелуями живот, бедра и острые коленки с шрамами, полученными в глубоком детстве. Гладит его по спине, заставляя выгибаться, откидывать голову назад, сжимать в кулаках скатерть и стонать неприлично громко, чтобы слышали все соседи: Женя счастлив. По-настоящему. Он растекается по столу от столь желанных и горячих рук, кусает до крови губы и беспомощно закатывает глаза. Ему дальше хотелось оставаться в этом бреду, никогда не отпускать этого охуительного Шакулина, что сейчас только подливал масла в огонь, поглаживая самыми кончиками пальцев его член через тонкую ткань трусов. Калинкин, уже трясясь от переполнявшего его возбуждения, подмахивал бедрами вверх- вниз резко выдыхая от каждого прикосновения.       Вася то ли пытался растянуть удовольствие, то ли просто мучил его, но выглядел вполне довольным. Только глаза, горящие и полные томительного ожидания непонятно чего, выдают в нем истинные желания. Он чуть более резко, чем хотелось, стянул с парня напротив последнюю часть одежды и непозволительно медленно для всего пиздеца вокруг гладит рукой по давно вставшему члену, а затем чуть наклоняется и проводит по нему уже языком, заставляя Женю забыть, как дышать. Слишком горячо, слишком мокро, слишком слишком, когда такие любимые губы смыкаются на головке и поднимаются вперёд, оставляя поцелуи на каждом миллиметре. Все становится ещё хуже, мир сужается до одной точки, когда Шакулин медленно берет в рот, двигаясь головой вперед-назад и смотря своими невозможными глазами прямо в душу, сжигая ее дотла.       Остается кусать костяшки на руках, стонать снова и снова, срывая голос и стыдливо прятать лицо в сгибе локтя и надрывно кричать «Вася, блять!» перед тем, как кончить прямо в рот довольного чем-то понятным только ему самому Шакулину. В глазах потемнело, и стало так приятно, что захотелось притянуть к себе свое счастье с именем Василий, звонко поцеловать, обнять и не отпускать никогда. Словно прочитав его мысли, парень действительно прикоснулся губами к губам Жени, легко поднял на руки и понес на кровать, где произнес тихо, поцеловав куда-то в висок:       —Ты дождался меня, солнце. Теперь я только твой. Люблю.