Глазные капли

      — Кирихара-сэмпа-ай! — подбежал первоклассник с испуганной мордочкой. — А вас Санада-фукубучо зовет. В раздевалку.       Акая скривился.       — Иду, уже шнурки погладил!       Первоклашка не понял, растерянно заморгал.       — Да вали отсюда, свободен!       Мелкий вздрогнул и дал стрекача. Акая выдохнул сквозь зубы, подбросил ракетку, поймал, сунул под мышку и вразвалочку двинулся к раздевалке. Всей команде, всему клубу должно было быть ясно за версту, как не хочется Акае идти на зов Санады.       Клуб поглядывал неодобрительно. Команда хихикала в кулак. Акая это знал и раздражался еще больше. А чем больше он раздражался, тем дольше становилась процедура, на которую его пригласили. Акая знал и это, но успокаиваться не спешил.       Особенно его бесило, что он и сам не знал, чего больше хочет: послать к чертям Санаду с его заботой или, напротив, со всех ног лететь в раздевалку…       Началось это в прошлом году, когда, уже принятый в команду, Акая снова показал «демона» на корте. После ему, как водится, было не по себе, слезились глаза и болела голова. И Янаги, разумеется, это заметил.       — Закапай в глаза, пожалуйста, — сказал он, протягивая Акае пластиковый флакон.       — Не надо, — буркнул Акая, — само пройдет.       — Я все же настаиваю, — отозвался Янаги мягко-мягко, и Акаю продрало дрожью по хребту. Ему не угрожали, а впечатление было — ну точно к горлу нож приставили.       — Не могу я, — уши предательски потеплели. — У меня это… ну… фобия.       — Какая фобия?       — Ну это! Когда предметы к глазам близко подносят.       Янаги на секунду задумался.       — Покафобия, — определил он, — это часто бывает. Но лекарство все-таки нужно закапать. Позволь мне?       Акая и позволил бы, если б мог. Но при виде флакона у самого глаза единственное, на что его хватило — это не заорать от ужаса. Зажмурился же он так, что Янаги, несмотря на все старания, не сумел капнуть лекарство как положено.       — Хм. Ладно…       Акая приоткрыл глаза в надежде, что его оставят в покое, но не тут-то было.       — Генъичиро! — крикнул Янаги. — Подойди, пожалуйста, мне твоя помощь требуется.       Акая подавился воздухом и попытался сделать ноги, но его, оказывается, очень крепко держали за воротник.       — В чем дело? — Санада хмуро обозревал сцену. — Что он натворил?       Янаги усмехнулся:       — Зачем ты сразу думаешь о людях плохо? Он ничего не натворил. Надо ему закапать лекарство, а у него боязнь прикосновения к глазному яблоку. Поможешь?       — Давай сюда. Нет, флакон давай, а Кирихару держи сам.       Следующие несколько минут Акая чувствовал себя в аду. Принудительно раскрытые веки, кончик пипетки, прохладная жидкость… И ни руками, ни головой не дернуть.       Все-таки он заорал.       — Да все уже, уймись, — сказал Санада и вытер руки салфеткой.       — Лучше бы тебе не использовать это твое состояние слишком часто, — Янаги скупо улыбнулся. — Потому что лекарство придется капать всякий раз после.       Акая тихо икнул. Только не это!       Слово Янаги сдержал. Стоило Акае разозлиться и выпустить «демона» — и на выходе с корта, или в раздевалке, или подле умывальников его уже ждали. Сначала — вдвоем. Потом Санада научился справляться и один.       Акая не врал насчет фобии, она была у него самая настоящая и не проходила от регулярных закапываний в глаза. Не усиливалась, и то счастье. Впрочем, хоть бы даже и усилилась — Санада был тяжелее, сильнее и прекрасно справлялся с задачей «обездвижить и надругаться». Про «надругаться» сказал Нио, и название к процедуре прилипло намертво.       — Расслабься и попытайся получить удовольствие, — посоветовал Маруи. Ржал при этом, как конь.       — А если серьезно?! — взвыл обиженный Акая. Называется, спросил совета!       — А я серьезно, — пожал плечами Маруи и выдул громадный пузырь из жвачки. — У тебя еще какой-то выбор есть? В общем, насчет удовольствия не знаю, но расслабиться точно попробуй.       Акая попробовал.       Это было трудно. Очень трудно. Зрение отключить не получалось, а вид флакона возле лица вызывал рефлекторный позыв вырваться и удрать. Но Акая задержал дыхание, вцепился обеими руками в собственную куртку и попробовал расслабить мышцы.       — О, — Санада сразу заметил его старания, — вот так, молодец. Давай, давай еще…       С первого раза не вышло, разумеется. Но где-то с пятого…       Санада поощрял и успокаивал: ему самому только выгодно было, что Акая не пытается вывинтиться из захвата.       — Ну у вас там точно эротика, — зубоскалил Нио. — «Еще, вот так, еще…» Ой! — он схлопотал крепкий подзатыльник от Санады и, гнусно хихикая, убрался подальше, даже не пытаясь устраивать вечный спектакль «За что меня, такого белого и пушистого, обижает злой Санада?!».       Немного позже Акая понял, что бить Нио надо было заранее, на упреждение, пока ничего не брякнул. Потому что про эротику и «еще, еще» с томным придыханием — задержалось в голове и убираться оттуда не желало. И отравляло жизнь с каждым «надругательством» все больше.       Акая заметил, что Санада горячий, как печка, и что это очень приятно, когда ты к этой живой печке прижат. У Санады мозоли на ладонях, кожа сухая и жесткая, и тоже до странности приятно, когда эти ладони касаются лица. Он по-настоящему старается не причинить лишней боли без надобности, что удивительно и снова же приятно. А еще он пахнет, как нагретый солнцем камень…       Дверь раздевалки он открыл пинком.       — Сломаешь — заставлю чинить, — предупредил Санада. Он сидел на скамейке, вертел в пальцах флакон с каплями. Ждал.       — Не сломаю.       Нужно было подойти, сесть на пол у ног Санады, откинуться назад. Не первый раз.       — Кирихара! Примерз?       Пять шагов. Надо сделать пять шагов.       — Что случилось?       Акая вздрогнул. Еще не хватало, чтобы Санада начал выяснять, в чем дело. С живого же не слезет, пока не добьется вразумительного ответа!       — Ничего.       Подойти, повернуться, сесть. Запрокинуть голову. Локти — у Санады на коленях, затылок упирается ему в грудь.       Шорты, чтоб их, слишком тонкие. И раздевалка чересчур хорошо освещена. И надежда только на то, что Санада не заметит… как Акая рад его видеть.       Капля упала на поверхность глаза. Акая выгнулся, одновременно стремясь отвернуться и оставить голову неподвижной. Борьба рассудка с инстинктами.       — Тихо ты. Сейчас второй глаз и все.       Санада проскользил ладонью по щеке Акаи, выбирая наиболее удобную позицию. Акая втянул воздух сквозь зубы. Да что ж такое-то! Это медицинская процедура, ме-ди-цин-ска-я, придурок! От медицинского вставать не должно… и на парня тоже — не должно!       — Да что ты извертелся весь? — Санада промахнулся, капля поползла по щеке Акаи. — Ну-ка расслабься. Вот. Вот так. Еще. Выдохни…       Эротика, чтоб Нио провалиться.       — Мне… в туалет надо…       — Подождешь полминуты. Держи голову!       Наконец процедура завершилась, и Акая как ошпаренный кинулся в кабинку.       Когда он вышел минут через пять, Санады в раздевалке уже не было. Зато был Нио.       — Смотрите, какое лицо у юного гения, — немедленно высказался он. — Что, ваша взаимная страсть достигла апофигея? — и сделал непристойное движение бедрами.       Нио шутил. Он и прежде так шутил, и хотя Акаю это раздражало, но бороться с шутками Нио было все равно что отгораживаться от цунами стеной.       Но прямо сейчас шутка оказалась неуместной. Совсем неуместной. Напрочь.       Растащили их Ягю и Маруи.       — Что за поведение! — укорил Ягю почему-то Нио, хотя Акая даже и не отрицал, что это он начал.       — Догыгыкался, — покивал Маруи.       Нио потер подбородок и зашипел на Акаю:       — Ты откуда рухнул вообще? Ты что, от Санады… бесчувствием юмора заразился? Так это половым путем не передается!       — Это просто у вас шутки идиотские! — огрызнулся Акая и пулей вылетел наружу, надеясь, что никто не заметил, как у него дрожал голос.       Назавтра его поймал Санада. За ухо.       — Что там у вас с Нио? — сурово спросил он.       — Я его стукнул, — уныло сообщил Акая, глядя в сторону.       — За что?       — За шутку.       — Что за шутка?       — Дурацкая! — вызверился Акая. — Про вас!       — Что-о?       Тут Акая сообразил, что просто так не отделается: придется объяснять, что именно сказал Нио.       — Ну… в общем… — заюлил он, — это самое… ну вы знаете! Про это… про «надругательство».       — И? — вид у Санады стал совсем мрачный.       — Не буду я за ним повторять! — нашелся Акая. — У него самого спросите!       Санада посмотрел сурово, но ухо отпустил. Акая отскочил на шаг и встал, показывая всем своим видом, что вину за драку признает, но от обвинений в адрес Нио не отказывается.       Посверлив его взглядом еще немного, Санада удалился в сторону кортов.       — Вот уж не знал, что шутки Нио начали тебя задевать, — лукаво удивились сзади. Акая подпрыгнул на полметра от испуга.       — Я-янаги-сэмпай!!!       — Неважно у тебя со вниманием, раз ты меня не заметил, — с легкой улыбкой заметил Янаги. — Между прочим, знаешь ли ты, что негативная реакция очень часто следует за теми шутками, которые не стопроцентно шуточны?       Когда смысл фразы дошел до Акаи, ему показалось, что он сейчас провалится сквозь землю, сгорит и осыплется кучкой пепла от стыда или еще что-нибудь в этом роде. Уши пылали.       — Да я… это самое… вовсе не…       Янаги понимающе кивнул.       — Я далек от мысли, что между вами имеет место хоть какая-нибудь непристойность. Но тебе стоит…последить за своим воображением.       Красный как рак, Акая стоял на дорожке, смотрел в спину уходящему Янаги и в очередной бесконечный раз ненавидел своих сэмпаев.       А потом ему в голову пришла блистательная мысль.       …- Нио-сэмпай, а Нио-сэмпай?       — Чего тебе, водоросль?       — Нио-сэмпай, а закапайте мне лекарство? А то Санада-фукубучо занят…       Команда уже не хихикала, а просто-таки покатывалась со смеху, глядя, как Нио пытается зафиксировать извивающегося Акаю.       И только Санада с некоторой долей обиды спросил Янаги:       — Я его вчера что, придавил слишком? Чего он к Нио пошел? Или мирится?..       Янаги усмехнулся:       — Я думаю, это маленькая месть Нио за его шутки. Мне кажется, это и к лучшему: пусть еще кто-нибудь в команде в случае чего сумеет оказать Кирихаре помощь.       Нио был холодный, пальцы у него оказались ловкие, но веса удержать Акаю не хватало, а еще он делал много лишних движений. Акая старался не отбиваться слишком уж интенсивно — и очень радовался, что вот уж на Нио у него точно ничего не встает и не встанет.       А Санада, ну… в крайнем случае, как напомнил Янаги, есть же и воображение!