Возвращение

      — Ох, Алиса, Алиса, что они с тобой сделали?       Голос раздался столь неожиданно, что Алиса Лидделл даже не стала открывать глаза. Все равно это очередная галлюцинация, ничего ей не светит. Она промолчала, пытаясь дышать глубоко и размеренно — так ее сторожа были уверены, что она спит и не трогали ее.       — Алиса, бедная Алиса… — продолжал такой знакомый, мурчаще тянущий буквы, голос. — Бедная девочка…       «Девочка» чуть не рассмеялась, но вовремя сдержала порыв — только вдохнула чуть глубже. «Девочка», надо же! Девочке Алисе было далеко за сорок, а выглядела девочка Алиса на все шестьдесят. Девочку Алису ненавидели ее дети и презирала вся страна. Полиция дежурила у ее палаты непрерывно, день и ночь. Доктора опаивали опиумом почти каждый вечер, в надежде что девочка Алиса сдаст в наркотическом бреду весь свой бизнес. Но девочка Алиса, самый нашумевший наркобарон Британии, только посмеивалась — те дозы, что давали врачи, давно не могли сломать ее волю. Со времён Страны Чудес.       — Все равно девочка, — ворчливо подтвердил голос почти над ухом, около привязанной к спинке кровати руки. — Маленькая, заплутавшая девочка. Сейчас для меня ты почти ничем не отличаешься от того растерянного ребенка, которого я встретил в Лесу…сколько прошло?.. о, больше тридцати лет назад.       Алису пробрал кашель, надсадный и душащий. Горло пробило острой болью, из уголка рта потянулась тонкая струйка крови — то ли из легких, то ли из разбитых, треснувших губ. Кашель был привычным уже, охранников не привлекал. Но щеку вытереть было нечем, руки были намертво привязаны, и капля крови, щекоча, скользнула на серую от грязи ткань матраса. Алиса неподвижно замерла, обессиленная приступом кашля.       — Ты мерзнешь, — утверждающе шепнул голос. — Почему ты в таком виде? Чем ты им так насолила? Алисе стало неописуемо горько. Чем насолила? Сошла с ума слишком рано. Слишком откровенно. Слишком необратимо. Она кашлянула ещё раз, чуть повернула голову к стене.       — Уйди, — едва шевельнула губами она, чувствуя как от движения лопнула тонкая сухая кожа в уголке. — Уйди, Честер, не мучай меня. Я и так оставила в Стране Чудес свою душу.       — Конечно, оставила, — голос похмыкал, подвинулся поближе. — А чего они ещё рассчитывали добиться, напоив несколько раз подряд маленькую девочку опиумом? Что она вернётся к ним из Забытья весёлым, здоровым и прежним ребенком?       — Ну так дай мне умереть спокойно, — равнодушно шепнула Алиса, которой знакомые, почти любимые интонации собеседника резали сердце на живую.       — Он будет недоволен, — спокойно заметил голос. — Очень недоволен. Он с самого начала предлагал тебе остаться, но ты, храбрая девочка, решила все сделать по своему.       — Он тоже здесь? — онемевшими губами, чувствуя новые капли крови, на грани слышимости прошептала женщина.       Чешир хихикнул. Алиса едва удержалась, чтобы не повернуться и не открыть глаза. Она могла настолько идеально представить то, как Кот сейчас, лукаво и широко улыбаясь, то исчезает, то полосками проявляется в стылом, тяжелом воздухе, что картинка под закрытыми веками казалась максимально реалистичной.       Воцарилась тишина. Алиса привыкла к тишине. В своей палате-камере она провела уже достаточно времени, чтобы привыкнуть только к звуку своего дыхания. Все реже тишина нарушалась сиделкой, приходящей покормить или обтереть заключённую пациентку. Иногда — звуками от приходящих врачей или полиции. Тишина была другом. Прикрытием. Спасением.       В этот же миг тишина стала ядом.       Алиса зажмурилась, что было сил. Глаза жгло, воздуха резко перестало хватать. Предательская слеза скользнула по виску, затерялась в седых грязных волосах.       — Честер… — прошептала Алиса. В ответ была тишина. И она не выдержала, самоконтроль, не уступающий даже наркотикам, треснул по всем швам одновременно.       — Чешир! — закричала Алиса, наплевав на всё и всех. Глаза открывать было страшно. Все это время Алиса хотела умереть, гордо и тихо. Чеширский Кот своим появлением сломал женщине всю ледяную защиту, которой она упорно закрывалась от мира столько лет. И Алиса знала, что если она откроет глаза, а Чешира не будет — она проиграла.       — Честер! — почти прорыдала Алиса — слезы просочились в крик, сломали последние барьеры. Отчаяние — горькое, чёрное, глубокое как море, — захлестнуло ее с головой. И ресницы женщины дрогнули.       Но на глаза Алисы легла холодная, тяжёлая ладонь, предупредив ее порыв. Алиса замерла, затихла, не веря себе.       — Не спеши, моя девочка, — негромко, спокойно сказали ей почти на ухо. От дыхания говорившего шевельнулись пряди на виске, давая дополнительное доказательство реальности ощущений.       — Сначала я заберу тебя отсюда, — говоривший мягко вытер кончиками пальцев с сухой кожи лица Алисы капли крови, подцепил слезинки. — Чтобы этот мир больше не мог дотянуться до тебя. И тогда ты посмотришь на меня и улыбнёшься мне как раньше, моя дорогая Алиса. Алису подняли с кровати, словно не было никаких ремней на ее запястьях, словно не было стражи за дверями. Ее иссохшее тело весило не больше охапки соломы, и Шляпник легко прижал драгоценную ношу к груди. Алиса, послушно не открывая глаз, молча вцепилась слабыми руками в цветную ткань пиджака, спрятала лицо. Она не видела как нахмурился Шляпник, глядя на ее седые волосы, но Чешир довольно улыбнулся, почти растаял в воздухе, подмигивая в последний миг. И всю тонкую фигуру женщины, скрытую только грязной, рваной сорочкой, когда-то сшитой из тончайшего белого шёлка, окутало фиолетовое свечение. Тело Алисы начало медленно, неторопливо меняться, защищенное коконом из света и руками Шляпника от беспощадного мира.       — Почему в этот раз не пришел Белый Кролик? — глухо, не поднимая головы, спросила Алиса, сжимая пальцы до побелевших костяшек. Она сама себе не верила — ощущениям, запахам, слуху. В груди ныло и болело от бесконечного счастья и такого же бесконечного страха.       — Он мог не успеть, пока искал бы тебя, — промурчал из невидимости Чешир. — Я все же ловчее, как охотник. Легко коснувшись темнеющих волос Алисы губами, Шляпник почувствовал как замедляет бешеный, рваный ритм сердце женщины. И улыбнулся, прижимая ее ещё сильнее к груди.       — Поспешим же, чай стынет.