selfless and selfish

Джози приоткрывает дверь с осторожностью. На секунду зажмуривает глаза, готовясь увидеть хаос. Но Лиззи молчит. Лиззи сидит неподвижно, дышит ровно и едва заметно шевелит губами, снова и снова отсчитывая от одного до десяти. Все, как учил папа, можно похвалить сестру за самоконтроль. Джози хочет сказать ей что-то успокаивающее, оправдаться, избавиться от чувства вины. Но слова застревают в горле. Крошечные иглы касаются языка, и Джо так и не выдавливает из себя ни слова. Она садится на кровать, скрещивает ноги и хватает угол одеяла. Чувство вины ложится на ее плечи скользкой пеленой, оседает на гладкую кожу, но Джози молчит. А в голове вспыхивает слишком приторно-мерзко-сладкая улыбка. Рука с одеялом непроизвольно сжимается в кулак, девушка закусывает губу и встряхивает головой. - Я могу... - Лиззи прикладывает палец к губам, и Джози уже знает, что нужно просто ждать. *** Грязь стекает медленно. Девушка наблюдает, как она плавно движется к воронке, а после исчезает в сливе вместе с потоком горячей воды. Чтобы оттереть сырую землю требуются определенные усилия. Она представляет, что вина перед сестрой исчезает в трубах вместе с темными струями, стекающими по телу. Ей хочется нырнуть под одеяло, вдохнуть запах горной-альпийской-морской черт его знает, какой свежести. Просто закрыть глаза, почувствовать рядом сестру и заснуть. Как она засыпала вчера, неделю, месяц назад. Джози узнает голос мгновенно. Голова Пенелопы чуть опущена назад, а в уголках глаз собирается паутинка морщинок. Джо благодарит за помощь ЭмДжи и даже взгляда не задерживает на девушке. Между лопаток скручивает от сверлящего взгляда. Она слышит как ЭмДжи что-то еще проговаривает, а потом его шаги глухо отдаляются. Спину жжет, и дожидаться не приходится. - Я помогла. Джо оборачивается нарочито нехотя, искусственно медленно и неестественно плавно. Сжимает губы, а взглядом скользит по знакомому лицу. В глазах искры, будто для Пенелопы все игра, будто нет вокруг совершенно ничего, кроме нее и ее интереса. Джози знает этот взгляд. Джози сама буквально тащилась от него, тонула и не пыталась кричать. Джо - рациональное зерно в их отношениях с сестрой. Она - голос разума, остаток совести и крупица здравомыслия. Она - спокойствие и терпимость, контроль и уравновешенность, кротость и снисходительность. Она говорит Пенелопе что-то, что сама, наверное, и не вспомнит. Потому что самоконтроль трещит по швам, и сказать что-то хочется. Чужой эгоизм совершенно раздавил ее, остались частички, которые ни к черту не то, что другим, - ей самой. Слова срываются с языка так легко, что на секунду ей хочется засмеяться - как же просто, оказывается, обвинить кого-то. Скинуть груз собственной совести, скомкать скользкую пелену и кинуть прямо в лицо. Джози хочется сказать, что все вокруг издеваются над ней, что вселенная просто смеется, что судьба буквально плюет в душу. Но она говорит о моральных ценностях. Говорит, что будет заботиться о других. Чувствует себя актрисой мыльной оперы, произносящей театральную речь во имя добра. Чувствует себя лгуньей, прикрывающей собственные проблемы натянутым героизмом. Пенелопа не двигается, не выражает никаких эмоций, и вроде бы даже верит. Пенелопа знает, что в глубине души Джо совершенно обыкновенная. Хочет примерять платья, танцевать до боли в ногах, смеяться до колик и плакать до жжения в веках. Хочет кричать и бить кулаком подушку, жаловаться и получать поддержку, получать любовь, получать заботу. Джози не эгоистка. Джози просто обычная. Как все. - Ты права. Джо хмурится. Вопреки ожиданиям, она помнит каждое сказанное слово. Вопреки мыслям, хаотично носящимся в голове, готова подписаться под каждым слогом. Готова отстоять каждую букву. Пенелопа делает шаг. Наклоняет голову вправо. Джози пахнет мылом, пахнет кофейными зернами, весной и дождем. Пенелопа не хочет портить жизнь ни одной из сестер, но если рядом с Лиззи Джо дышать не может - что ж, будь как будет. Она не врет. Правда думает, что Джози права. - Этому миру необходимы бескорыстные и эгоистичные. Для баланса. Пенелопа делает еще шаг, и дышать становится тяжелее. Джо прикусывает кончик языка. Самоконтроль рассыпается с каждым тяжелым вдохом, сдержанность растворяется на кончиках дрожащих пальцев. - Я вот из вторых. Губы Пенелопы тянутся в слабую улыбку, и они обе знают, что будет дальше. Джози отвечает на поцелуй сразу же, прикрывает глаза. Она не жалеет. Чужая рука обхватывает шею, и ледяные пальцы остро резонируют с горячей кожей. Джози хочется сказать, что это ненормально. Хочется топнуть ногой, оттолкнуть девушку, влепить ей пощечину, потянуть за волосы и кричать, кричать, кричать. Мысли вертятся на кончике языка, и, ей кажется, должны были давно передаться Пенелопе путем рот в рот. Когда чужая рука соскальзывает по плечу, Джо передергивает. Она резко отстраняется и, кажется, прямо сейчас готова начать свою истерику. Но ее хватает на слабое утверждение. - Ненавижу тебя. Пенелопа не расстроена. Пенелопа спокойна. Пенелопа обворожительно-нереально-офигительно красива. Опять натягивает на себя печальную полуулыбку и кивает. Шум в висках не дает Джози услышать, но девушка понимает по взгляду: она знает. Знает, что с губ таким естественным образом срывается ложь. Знает, что малышка Джо и сама не верит в свои слова. Знает, что она имеет право на эту слабость. И еще много чего знает, но не считает нужным об этом говорить. А потом Джо сама склоняется и обхватывает теплое лицо ладонями. Пенелопа пахнет как раньше: мятной пастой, лавандой и терпким чаем. Чужая рука снова касается ее шеи, но сильнее, жестче, требовательнее. И Джози кажется это таким нормальным, таким естественным, таким настоящим. Она делает шаг назад, тянет за собой девушку и шарит рукой по двери сзади в поисках ручки. Джози выросла в школе, знает каждый зал, коридор и угол. Наконец холодная сталь поддается, и дверь открывается с тихим характерным щелчком. В комнате темно, и Джози отстраняется от девушки на секунду, чтобы прошептать короткое заклинание. Губы Пенелопы снова растягиваются в насмешливой улыбке, когда Джо промахивается, и едва не сжигает занавески. Полуулыбка сходит с лица девушки, когда Джози с силой впивается ногтями в ее плечи и грубо толкает вперед. Лопатки с глухим звуком ударяются о твердую поверхность стены. Пенелопа не отвечает агрессией на агрессию, что ни капли не удивляет Джо. Она лишь аккуратно разматывает полотенце с мокрых волос, кидает его на спинку стула, стоящего на пару метров левее. По шее Джози проходит мелкая дрожь. Она судорожно пытается отыскать застежку на платье Пенелопы, а когда понимает, что ее нет, - просто хватает за бретельки и спускает одежду прямо к поясу. Оттуда платье легко соскальзывает и аккуратно ложиться у лодыжек. Тело Пенелопы покрывается мурашками, когда Джо резче, чем ей присуще, толкает ее к столу. Бедра упираются в твердую деревянную поверхность. Джози больше не надо толчков. Она скидывает халат сама, склоняется к Пенелопе, размещая руки рядом с ее бедрами. Девушка приподнимает голову, и Джо оставляет мелкие поцелуи на линии челюсти, шее, ключицах. Холодные пальцы с небольшим усилием приподнимают ее за подбородок, и Джози улыбается. Улыбается широко и по-настоящему. Улыбается честно, искренне и, наверное, счастливо. Холодные костяшки оглаживают плечи, опускаются к лопаткам. Дыхание Пенелопы рваное, а полукружья ребер натягивают смуглую кожу. Девушка пытается заправить выбившиеся пряди за ухо, но пальцы потряхивает, и движения становятся рассеянными. Острые края стола оставляют длинные полоски на гладкой коже. Джо приподнимает Пенелопу так, чтобы она полностью уселась на поверхности. Пыль взметается и оседает на чистую кожу. Она сама заправляет непослушные темные пряди, вызывая слабую усмешку. Пенелопа снова что-то шепчет, но Джо не слышит. А после мятная зубная паста осядет на чужом языке, и слабые смешки теплым воздухом коснутся шеи. И тогда Джози почувствует: вот оно. То, что она искала. Почувствует, что может танцевать до боли в ногах, смеяться до колик и плакать до жжения в веках. Может кричать, бить кулаком подушку, жаловаться и получать поддержку, получать любовь, получать заботу. С каждым вдохом, наполняющим легкие запахом лаванды, с каждым движением, полным грубоватой заботы, что-то внутри Джози будет щелкать в очевидном осознании: она дома.