Между ночью и днем

Неделя пролетела незаметно. Ворон был постоянно занят, Спрута и Робера Дикон почти не видел, Катари и ее брата не видел вовсе. Сны были какие-то размытые и неясные – наутро Дикон помнил лишь, что снилось что-то тревожное, что он куда-то бежал или ехал, загоняя лошадь. Просыпался он рано и с ощущением, что куда-то опаздывает, толком не выспавшись, вскакивал с кровати, наскоро умывался и, только выскочив из комнаты, понимал, что спешить некуда. Так что тренировки с Герардом приходились как нельзя кстати – без них Дикон чувствовал бы себя по утрам совсем неприкаянным и ненужным. С Хуаном он все же поговорил, только вышло все как-то неловко и глупо, недостойно герцога Окделла. Наверное, надо было предложить рею Суавесу пройти вместе в библиотеку или гостиную, сказать что-то продуманное и отрепетированное заранее, но заранее разговор никак не продумывался, а когда они утром столкнулись с Хуаном в коридоре, Дикон буркнул спросонья: – Рей Суавес, мои поздравления с тем, что Палата дожей отменила ваш приговор. Кэнналиец недобро сощурился, и Дикону стало не по себе. Напасть на него Хуан не решится, тем более, в доме Алвы, но... – Вам есть что добавить... герцог? – последнее слово он произнес даже не с издевкой, а так, словно говорил что-то неприличное. Дикон вспыхнул. В коридоре было сумрачно, и можно было надеяться, что кэнналиец не заметит, но по ухмылке Дикон понял – заметил. Вот ведь тварь закатная, видит как кошка! – Только то, что я узнал об этом совсем недавно. И сожалею, что... что Палате дожей потребовалось столько времени, чтобы во всем разобраться. Кэнналиец хмыкнул и ничего не ответил, просто обошел Дикона, едва не задев его плечом, и скрылся в кабинете Алвы. Настроение после этого разговора было дурацкое, хотелось не фехтовать, а сделать какую-нибудь глупость. Например, запустить шпагой в дерево или пнуть его сапогом. Дерево пнуло первым – когда Дикон отступал под натиском Герарда, собираясь поддаться, а потом ударить с неожиданной для противника силой. Дикон споткнулся о корни дерева и едва не растянулся на слегка присоленной снегом земле, но после этого стало как-то спокойнее и легче – какой смысл думать, выставил ли он себя дураком перед Хуаном, если тот и прежде его терпеть не мог? Да и все равно нужно было сказать то, что сказал – не столько для кэнналийца с разбойничьей рожей, сколько для самого себя. Недостойно Повелителя Скал пытаться замалчивать то, в чем ошибался. Ну а не слишком удачный разговор – да Леворукий с ним! – Смотрите под ноги, юноша. Кстати, тот прием, который вы, очевидно, планировали, делается определенно не так, – Алва стоял, прислонившись к двери спиной, и чуть насмешливо улыбался. – Герард, вашу шпагу. Я продемонстрирую, как это должно выглядеть на самом деле, потом повторим с вами. Герард протянул Ворону шпагу и уставился на него с таким восхищением, словно Ворон пообещал показать какое-то чудо. Впрочем, через мгновение Дикону стало не до разглядываний приятеля – Алва атаковал. Потом было очень жаль уступать шпагу Герарду, и Дикон надеялся, что по нему это не слишком заметно – в конце концов, понаблюдать со стороны тоже полезно. Но когда вновь настала его очередь скрестить шпагу с Алвой, радость скрыть не удалось. День начинался просто замечательно, особенно, если забыть про Хуана. Да если и не забывать – тоже. А вечером приехал Робер. Валме к этому времени отослал Герарда по делам, сам окопался в библиотеке – собирался написать какие-то письма, Дикон же устроился в кабинете под предлогом „а вдруг Ворону что-то понадобится“. Понадобилось разобрать какие-то нудные счета, но и это настроение не портило – огонь в камине весело потрескивал, Алва разбирался с какими-то бумагами и не был против его присутствия в кабинете, и Дикон надеялся, что потом с эром Рокэ можно будет о чем-нибудь поговорить. Как в шестнадцатую ночь после Излома. Но сложилось иначе. Робер вошел в кабинет Алвы, едва постучав, и Дикон уже по одному только виду Эпинэ понял – что-то случилось. Что-то очень серьезное. Робер был даже не бледным, а каким-то серым, словно выходец. Только глаза были живые. Даже слишком живые. Они лихорадочно блестели и совершенно не вязались с застывшим лицом. Робер молча протянул Ворону два письма и рухнул в кресло. – Читайте сами, Алва. Так будет лучше. Но в том, что это не подделка, я уверен. Милостию святого Оноре... Иноходец казался безумным. Не безумно уставшим, как прежде, а именно безумным. Наверное, Ворон решил так же: – Успокойтесь, Эпинэ. Выпейте вина и успокойтесь. Ричард, это по вашей части. Дикон быстро кивнул и пошел к секретеру за вином. Иноходец принял бокал и коротко улыбнулся. Улыбка вышла неестественной и какой-то потусторонней, Дикону от нее стало не по себе. Робер был спокоен в любой ситуации, по крайней мере, внешне. А тут... Закатные твари, да что за дурные вести он принес, если решил отвезти письма сам?! И если его едва не трясет в ознобе?! Первое письмо Ворон читал внимательно и очень сосредоточенно. Второе же, более короткое, проглядел по диагонали и иронично улыбнулся: – Эпине, мой вам совет: относитесь к таким вещам проще. Понять их до конца нам все равно не под силу. Если случилось что-то, требующее вашего вмешательства – действуйте. В противном случае – напейтесь и примите случившееся как данность, – Алва иронично улыбнулся. – Я бы еще как-то понял вашу панику, если бы вас заставляли жениться против воли, а тут напротив... – Очень остроумно... – выдавил Робер севшим голосом. – Мне кажется, что либо я сошел с ума, либо мир. – С вами все в порядке, с миром, полагаю, тоже. Выспитесь, тоже будете так думать. Я скажу Хуану доставить вас к Марианне, – Алва стремительно поднялся и направился к двери. – Ричард, вас эти бумаги тоже касаются, прочтите. Только начните с короткого письма, так вам будет проще. Дикон взял лежащее сверху письмо. Почерк показался знакомым. „Дорогой Робер, заранее прошу прощения, что письмо это выйдет сумбурным. Впрочем, Реджинальд опишет все подробно и по порядку. Новости сюда доходят редко – надорские земли все еще трясет, и зимой отправляться в путь опасно, но мы решили все же послать гонца в Олларию, не дожидаясь весны. Святая Октавия, как же я рада, что вам удалось победить Таракана и выжить самому! Надеюсь, монсеньор благополучно вернется в столицу и все наладится окончательно. Я никак не могу поверить, что Ее Величества Катарины больше нет, и виню себя, что оставила ее одну в такой час. Пытаюсь оправдать себя тем, что наш план был необходим для победы над Тараканом, но... Но, Робер, уверьте меня, что Ричард не имел к этому никакого отношения, что слухи об убийстве – грязная ложь! После предательства монсеньора он мне не брат, но от одной мысли, что он мог убить Ее Величество и опозорить род Окделлов, мне хочется отречься от своего имени и своей семьи!“ Дикон перечитал последнее предложение и осел в кресло. Не может быть. Прошел год. Неужели Айри спаслась, но все время пряталась? Но где?! Неужели Робер все знал и молчал?! Дикон кинул взгляд на Иноходца, но тот бездумно смотрел на огонь в камине. „Надеюсь, вы не обидитесь на меня за разрыв помолвки, раз уж она все равно была не всерьез? Мне хотелось бы покончить с этим как можно скорее. Я не хочу возвращаться в Олларию – после смерти Ее Величества Катарины это уже не имеет смысла. Я предпочту остаться в Лараке – это будет правильнее. Я помню, как дрожала земля и рушился замок. Помню, как накануне не смогла уехать из него. Помню грохот камней и страх. И темноту. А потом откуда-то взялась вода, соленая и ледяная. Она бурлила и пенилась, рвалась вверх, увлекала за собой. Мне кажется, я бы умерла от страха, не будь я вместе с Реджинальдом. Нас вышвырнуло на берег незнакомого мне прежде озера – нас и тех людей, что были в Надорском замке, когда он рушился. Реджинальд сказал, что Озеро возникло на месте нашего замка – уверена, он прав. В тот момент я вряд ли что-то понимала, мне просто было страшно и холодно. Как и всем остальным. Думаю, мы бы просто замерзли там на берегу, не возьми Реджинальд все в свои руки – я плохо помню даже как мы дошли до ближайшей деревни. Прежде я никогда не слышала, чтобы он повышал голос, но тут... Впрочем, я бы никогда прежде и не додумалась, что он может отправиться с тайной миссией к Лионелю Савиньяку. Мне кажется, я его прежде совсем не знала. Зато выдумала на пустом месте, что герцог Алва влюбился в меня. Надеюсь, монсеньор не узнает про эту глупость. Хотя, вздор – об этом знали все при дворе, так что не узнать он не сможет, а жаль. Говорят, что до начала нового круга помолвки и свадьбы невозможны, поэтому я решила, что помолвка будет в первых числах Весенних Скал, а свадьба – в конце Летних. Герцогиня Мирабелла против, но я выйду замуж и без ее благословления – я стану женой Реджинальда и ее мнение меня не интересует! Надеюсь, что у вас тоже все будет хорошо и что мы еще когда-нибудь встретимся. С искренней сестринской любовью, Ваша Айрис Окделл“ Дикон отложил письмо и уставился в окно, за которым уже давно стемнело. Мать, сестры, Лараки и жившие в замке люди все же выжили. Стихии отпустили их, как прежде спасли Катари. И случилось все после шестнадцатой ночи. Скалы не прощают предательства, но могут отпустить невиновных. – Думаю, вам это тоже не помешает. Алва протянул ему бокал, и Дикон вцепился в хрустальную ножку, чтобы не расплескать, если рука все же дрогнет. Крепко же он задумался, если не заметил появления Ворона. Дикон перевел глаза на кресло, где сидел Робер. Кресло было пустым. – Хуан проводит его до дома Марианны. Дикон кивнул, отпил из бокала и закашлялся. Кесера. Стало тепло и легко, почти беззаботно – то ли от выпитой кесеры, то ли от принятого решения. – Эр Рокэ, я думаю, что мне нужно поехать в Ларак завтра же! Ворон устроился на подоконнике и усмехнулся: – Ричард, попробуйте для начала подумать. Что решат несколько дней? И рады ли вам там будут, если вы внезапно появитесь у ворот? Подарки Излома – это прекрасно, но это не повод для бездумных поступков. Закатные твари, а ведь эр Рокэ прав! В прошлый раз Айри набросилась на него с кулаками, и они так толком и не помирились. Наль... С Налем они не ссорились, но... Но слухи об убийстве Катари дошли и до Надора. – Вы считаете, что мне вообще не стоит туда ехать? Дикон понуро опустил голову и уставился на свои руки, стиснувшие бокал. Айри его ненавидит, матушка никогда и не любила. Он там не нужен. Даже Скалам. Хотя им он, наверное, должен. Раз уж синяя вода отпустила людей. – Отчего же, – покачал головой Алва после недолгого размышления. – Вам следует туда поехать, но не бездумно срываясь с места, а подготовившись к встрече. Вы поедете дня через два-три. Герцогу Эпине нужно время, чтобы написать ответ. Если вы скажете, что Катарина Оллар жива, вам не поверят. А письму герцога Эпинэ – вполне. Да и мне тоже следовало бы написать вашей сестре. Кроме того, госпожа Арамона наверняка тоже захочет написать в Ларак – ей передали два письма, от вашей сестры и от графа Ларака. Точно, письму Иноходца поверят. А письму Ворона Айри наверняка обрадуется! Очень обрадуется! Дикон поспешно кивнул. – Вы прочитали письмо виконта Лара? – Нет, эр Рокэ, я не успел. Я прочел письмо Айри и... – Так прочитайте, – перебил его Ворон. Дикон снова кивнул и схватил листы, исписанные убористым почерком Наля. Кузен подробно описывал, что происходило в момент крушения замка, как рушашиеся камни внезапно сменила бурлящая вода, вышвырнувшая людей на берег, и как они добирались до ближайшего селения, а оттуда в Ларак... Главным из всего этого для Дикона было одно – вода отпустила их на рассвете семнадцатого числа Зимних Скал. За несколько часов до этого он чувствовал, что происходит что-то необычное, что Стихии волнуются и что-то затевают. А потом ему виделась вода, что бурлила и пенилась, рвалась вверх, ввысь, и в воде были камни, а сам он был каждым из тех камней и ничем одновременно. Это была ночь Расплаты, но не за то, что он не ушел с арамоновой дочкой, нет. Синеглазая приняла его клятву, а ее он не предавал. Дело было в Изломе. В том, что случилось у синего озера с живой водой. Он мог не защищать Ракана, мог не пытаться встать щитом, встать скалой на пути удара и отвести его от Ракана. Тогда он убеждал и самого себя, и Скалы, что он не предавал, он ошибался и делал глупости, но не предавал! И тогда перед глазами возникли и рушащийся Надор, и лицо Айрис, и Наль, и сестры, и мертвая Катари. Он делал то, что должен – тогда и прежде, в Лабиринте, когда не послушался слов Алвы и дотащил его до озера. И Алва, так или иначе, принял его помощь. Он был верен Ракану и своей клятве, Стихии признали суд глупостью и невольной ошибкой, признали и простили. Возможно, не до конца, но... – У вас есть какие-то вопросы? Если да – задавайте. Если нет – ступайте спать. – Думаю, я все и так понял, – Дикон неуверенно улыбнулся и поставил пустой бокал на столик. – Спокойной ночи. Ворон попрощался с ним кивком, и Дикон вышел из кабинета, но отправился не к себе, а вниз, на улицу. Ледяной зимний воздух обжег лицо, пробирающий до костей ветер заставил поежиться, зато голова стала ясная и легкая. Снежинки медленно кружили в свете фонаря, и от этого кружения становилось очень спокойно. Теперь точно понятно: нужно поехать в Ларак, а там Скалы сами скажут, что делать. Он поймет их язык, как Алва понимал язык Лабиринта. И все будет просто и ясно. Камни не ошибаются, только люди. – Накинь, а то в сосульку превратишься, – появившийся в дверях Герард протянул ему плащ. – Спасибо. – Не за что. Понимаю, что ты сейчас... – Герард запнулся и тут же продолжил с улыбкой: – Поздравляю, что с твоими родными все обошлось! Представляю, как ты рад. Но если сейчас простудишься, раньше, чем через месяц, в Надор поехать не сможешь. – Верно. – Соберано не против, чтобы я поехал вместе с тобой. Так будет лучше. – Надорские дороги сейчас небезопасны – обвалы, оползни... – Тем более, тебе не стоит ехать одному. То есть с теми двумя гонцами, что привезли вести из Ларака. И вообще, тебе же с сестрой мириться придется и все ей объяснять, так что лучше бы мне быть рядом. – Почту за честь пригласить вас в это путешествие, рей Кальперадо. – Да ну тебя, я серьезно! – Я тоже. Предельно серьезно. Мягкий, наскоро слепленный снежок ударил в лоб настолько неожиданно, что Дикон сначала растерялся. Герард? Запустил? В него? Снежком?! Руки сами слепили ответный снаряд, попавший Герарду в плечо. И еще один, пока уворачивался от следующего снежка. И еще. В дом они вернулись все в снегу, но по-детски довольные игрой, завершившейся вничью. Осой зудела мысль, что залепи он снежком в Спрута, тот бы не понял шутки и лишь пренебрежительно скривился. А с Герардом проще, даже будь этот рей Кальперадо хоть четырежды сыном сволочного Арамоны. И здорово, что Герард поедет вместе в ним. В Надор. В Ларак. К Скалам. Которые наверняка знают, как быть дальше.