Бумажные журавлики

      Диана Белдо сидит в мягком крутящемся стуле, уютно поджав под себя ноги, и складывает из клейких стикеров оригами. В груди поют птицы, и они же порхают по светлому помещению, появляясь из ниоткуда и так же внезапно исчезая. Ей радостно осознавать, что она является частью чего-то большого и весомого, а чему служить: добру или злу — это уже вторично и незначительно.       Диана приплясывает, напевая приевшуюся новогоднюю песню, которую крутят во всех торговых центрах и по радио, пытаясь, видимо, создать слушателям новогоднее настроение, но внутри у девушки неумолимо распускаются весенние цветы. Её водитель Птах прошлой весной смущенно преподнёс ей букетик подснежников, которые она радостно приняла, однако, чувств мужчины принять всё-таки не могла: в её сердце давно и накрепко засел греческий профиль, сбритые виски и кривая ухмылка совершенно неожиданного человека.       Инга Тилль открывает дверь с ноги, едва не пробивая тонкую фанеру тяжёлым военным сапогом, и вносит в комнату увесистую чёрную коробку и мороз с улицы. Мышцы бугрятся под кожей, явно давая понять, что при всей своей компактности в рожу от неё можно получить запросто.       Диана восхищенно смотрит на то, как коллега заносит ящик и с грохотом ставит его на стол, потирая покрасневшие ладони и поправляя кольца. Тилль восхищений Белдо не разделяет: всё-таки, таскать ящики — занятие не романтичное, но всё равно растягивает губы в широкой улыбке, обнажая белые зубы с выпирающим острым клыком. Кабан тускло блестит на съехавшей цепочке, и Белдо, вмиг оказавшись рядом, кокетливо поправляет его, а после, будто невзначай, хлопает Ингу по ключице. — Не тяжело тебе такие тяжести таскать? — обеспокоенно спрашивает она, попутно пододвигая к Инге стул.       Тилль звонко цокает языком, отгоняет от себя рукой магических полупрозрачных птиц и плюхается на предложенный стул, упираясь мокрыми подошвами в столешницу. — А кто спрашивает-то? — безразлично пожимает она плечами и убирает за ухо сигарету, которая чудом не помялась в нагрудном кармане рубашки.       Белдо, скорее по инерции, чем от радости, хихикает, снова прижимая ручки к груди. Птицы вокруг её головы начинают сбиваться в стаи и кружат уже по строго заданной траектории, а их полупрозрачные перышки приобретают совершенно неожиданные цвета. Тилль не то фыркает, не то усмехается, глядя на эту магическую канитель, и начинает задумчиво жевать оранжевый фильтр сигареты передними зубами. Белдо наконец доделывает бумажного журавлика и, подув на него, отправляет в сторону Инги. Тилль морщится, сбивает журавлика тыльной стороной ладони и щелчком пальцев отправляет обратно к хозяйке.       Диана Белдо вежливо улыбается и протягивает коллеге куртку. — Ты наверное устала? Сходи, покури, — ласково произносит она и потрясает черной курткой в воздухе, будто поторапливая.       Тилль молча выхватывает куртку и широким шагом направляется в сторону служебного выхода, начиная курить еще в тамбуре.       Метко отбросив окурок ровно в урну, Инга сплёвывает на снег горькую слюну и вытаскивает из кармана пачку сигарет. На истоптанный снег вместе с магазинными чеками выпадает журавлик, сложенный из жёлтого клейкого стикера. Тилль скептически смотрит на него, убирает пачку обратно в карман и, развернувшись, собирается уходить, однако, останавливается у самой двери, возвращается и поднимает журавлика двумя пальцами. — Белдо, — с неопределенной интонацией усмехается она и, чуть подумав, прячет журавлика под обложку паспорта.       Там у неё уже лежит один такой же, несколько засушенных цветочных бутонов и смазанная фотография со съезда фортов.       Магические птицы возле головы Белдо начинают радостно щебетать.