Как на последний поезд

- Гокудера Хаято, скажи, в каких отношениях вы были с ней? - спросил человек в форме полицейского. - Я любил ее. Не наверное, и не вроде. - утверждал я, сидя перед участковым. Не знаю, почему, я так говорю. Возможно, от горя... Возможно, всё из-за неё... Она всегда говорила в такой манере... И мне это нравилось... Её слова всегда были похожи на стихи... Сомневался в себе, и что дважды два - четыре, а теперь от моих сомнений меня воротит... Она никогда не сомневалась... Сейчас я поменялся бы местом с мишенью в забытом тире или дал по газам на обрывистом повороте. Не важно... Не могу жить без неё... Нет, не так... Я просто не вижу жизни без неё... - Да она-то любила. Я ей говорил об этом, а она отмахнулась, как от настырной мухи. - продолжал я. - Её мать говорила, что она даже ей не показывала свои стихи. Ты их видел? - снова спросил этот человек, кажется, Хотару-сан. - «Ей так хотелось быть альфой, но только бета осталась в репертуаре». Ни сном, ни духом не признавалась мне, что была поэтом. - она сказала, что прочла это в какой-то книге, но это были её слова, она говорила про себя. - Кажется, ты ещё не отошёл от её смерти. Держись. - мужчина положил свою ладонь мне на плечо и вышел. Когда всё закончилось, мне дали ее тетрадку (Так на руки маленьким детям дают котенка). Я рвался к странице новой, как будто в драку. Смотрелся, как в зеркало, себя за рукав дергал, чтобы не забыться и не погрязнуть в своём отчаянии. Там были стихи в чернильных кровоподтеках. И сама кровь там тоже была. Когда всё закончилось, я долго курил и плакал, хотя хохотал над драмой и мелодрамой. Она умела писать, умела передать свои чувства читателю. Многие поэты позавидовали бы её таланту... Или это из-за моего отчаыния? Я вспомнил, как она покрасила губы лаком, а после я целовал эти почти-что раны.

Flashback

Я пришёл к ней домой, как обычно - без приглашения. Просто открыл дверь и вошёл. А она, как обычно, страдала от своей причудливой фантазии... Я зашёл в комнату и увидел, как она с задумчивым, как мне казалось, видом красила губы лаком... Вернее, я просто списал всё на сосредоточенность. Завидев меня, она весело улыбнулась и сказала: - О, Хаято, ты, наконец, пришёл... Я ждала тебя! Она быстро убрала что-то в комод, продолжая смотреть на меня. Я рассказывал ей, что делал в Италии, а она с интересом слушала и ждала, пока лак высохнет. Когда он высох, она подошла ко мне и обняла за шею. Губы блестели и были чуть приоткрытыми из-за неудобства. Я просто не выдержал такого её вида и поцеловал. Она отвечала. Это уже сносило крышу. Её губы почти не ощущались, они просто скользили по моим из-за лака... Это сводило с ума.

end of Flashback

Я вспомнил, какая была. И она была, как… Ожившая статуэтка с каминной полки, гуляющая по крышам, танцующая в ночи. Бледная кожа, милый румянец на щеках и счастливый блеск в её красивых глазах, слишком отчётливый и фальшивый для живого человека... А движения такие плавные, красивые, слишком прекрасные в своём отчаянии... Такие просто не могли быть у настоящего, живого человека. Под полной луной ей подпевали волки, ее единственной песне с названием "Не молчи"... Она носила мои заспанные футболки, клетчатые рубашки, фенечки, рюкзаки. Я не смогу смотреть на эти вещи, не вспоминая её... Она... Сейчас плевать на мафию, на Десятого, на этого бейсбольного придурка, на Реборн-сана... На всё. В мыслях только она... Я носил ее номер в книжечке телефонной с ключом от двери, к которой сменили уже замки... Они и до сих пор там... Может, если я позвоню или вновь открою дверь этим ключом... Бред... Случайно обжег пальцы - где-то играла фоном ее любимая песня - и стены стали узки. Кажется, все просто сговорились... Я убрал все её фотографии, все вещи... Всё, что с ней связано, я сжёг это всё... Всё, кроме тетради со стихами... Со стихами обо мне. Может, поэтому? Ее любимая песня. Про едущий эскалатор, про то, что ни грамма правды в баннерах за спиной. Пахло ее белым пористым шоколадом, который она любила обмакивать в кофе латте, и пахло еще ночью, что в поцелуй длиной. Может, она преследует меня? Может, она не хочет меня потерять или забыть... Бред... Призраков не существует... Не верю... Уже не верю... Я уже ни во что не верю... Во всём виновата её смерть... Если бы она была сейчас здесь, точно бы рассмеялась, сказала, что Бог будет беречь лучших из нас... Но... Тогда, почему он не уберёг её, не знающую о мафии, ни разу не видевшую чужой крови, а меня оставил в этом мире? Почему? Потому что его нет... В этом мире нет справедливости и никогда не было. Я хотел ей сказать. Когда-нибудь. Может, летом. Я обещал ей... Лето и осень, и красный шарф. Всё это напоминает о ней. Она часто задавала мне вопросы... Много вопросов... Я был ей на всё ответом. Носил её амулетом. И если молчал о чем-то (О мафии в частности) - боялся порой дышать. Она, отвернувшись, тихо о чем-то шепталась с пледом... Не обижалась, дурачилась в надежде узнать мою тайну. Я не успел, как на последний поезд. Может быть, спал, или писал повесть...

***

В школе все говорили о ней... Это больно... Кто-то сказал на ухо про сотню дурных таблеток, кто-то про рак, а кто-то плёл про автомобиль, про крестики-нолики меж ее нервных клеток... Бред... Они не правы. Да, это было самоубийство... Но она бы не стаоа так извращаться над собой. Она даже ушла в какой-то мере красиво. Когда я прибежал по пераому звонку из полиции, увидел её, лежащую в ванне, полной воду и крови. На её руке было вырезано моё имя... А губы расплывались в улыбке. Я мог сказать правду, но я молчал им в лицо, что любил её. Сказать что-то о ней было выше моих сил... На глаза наворачивались слёзы, а тело начинало мелко дрожать... Даже этот вечно жестокий и навязчивый Хибари не трогал меня, он закрывал глаза на все мои проступки... Казалось, просто не замечал... Учителя пытались отправить меня домой... Но там было гораздо больше воспоминаний, связанных с ней... Мне хочется верить, что она просто ушла - кошкой, сменила стиль жизни, прическу и все номера, а от меня - устала, множко или немножко…Но я забыл об одном... Если уходит кошка, она идет умирать.