Фандорин: сборник тредов

Эраст Петрович просит Анисия выполнять задания, простые до нелепости, будь то слежка или доставка сообщений по городу. Анисий бы не удивлялся, Эраст Петрович занятой человек, нет у него времени весь день болтаться по столице. В общем-то, Анисий вообще не помнит, чтобы Шеф выходил из дома, пока солнце в небе. Только вечерами… От того и здоровье слабое, и бледность нездоровая. Хотя бледность Эраста Петровича красит невозможно, уж такой он мраморный весь, такой чистый, Анисий таких светлых лиц только на иконах и видывал. Анисий и Эрасту Петровичу о том скажет, когда речь зайдёт случайно. Эраст Петрович удивится, блеснет глазами тёмными — п-правда? Полагаете, Тюльпанов, я к-красив? — А то вы в зеркале себя не видели, — смутится Анисий. Шеф улыбается светло и грустно: — Не видел, давно уже… Никак насмехается над тюльпановским восхищением? Однако смотрит тепло и мягко. — Я бы, — говорит, — п-покраснел, Тюльпанов, если бы мог. Ух, хорошо шефу, с лицом его белым и невозмутимым. Не то что Тюльпанов, на котором все написано вот таким вот аршином, хоть плачь…

***

Раз как-нибудь дело будет уж больно сложное, выйдет Эраст Петрович вместе с Анисием, даром что день божий. Даже странно будет с шефом в одном экипаже по светлым улицам ехать, Анисий весь изведется. Шеф останется ждать в повозке, пока Анисий дом осматривает. Анисий уже спиной повернётся к пустым окнам, чтобы дать знать, что все спокойно… И вдруг на траве окажется. Над самым плечом пуля чиркнула, если бы не Эраст Петрович… Но где экипаж и где они! Как успел, такое человеку не под силу! — Человек способен на многое, дорогое сердцу защищая, — скажет Эраст Петрович сухо, хотя Анисий его не спрашивал. И тут Анисий ахнет снова. — Вас задело! Шеф, дымок идёт! Эраст Петрович головой замотает. — Г-глупости, Тюльпанов. А только давайте-ка к дому ближе, чтобы слова ваши п-правдой не стали. Не ограничатся п-поди одним выстрелом… В тени встанут, за домом. Эраст Петрович умело найдёт окошко маленькое, не запертое. Укажет Анисию, сам в тени спрятавшись под козырьком. — Вы можете влезть, а п-потом впустить меня, — скажет Анисию. Удивится Анисий, вроде бы не такая у них разница в фигуре… Однако влезет послушно в форточку, откроет изнутри окно. А Эраст Петрович всё ждёт чего-то. — Шеф, ну же, входите, — поторопит его Анисий. Тут-то Эраст Петрович со всей лёгкостью и грацией проникнет в дом, и пойдут они повязать гадов, что тут засели и обороняются. И уж до чего это красиво, хоть плачь! Анисий старательно (а когда не очень) с Масой занимается, но такой стремительности, такой изящности движений ему не достичь. Эраст Петрович один расправляется с полдюжиной душегубов, и у него даже дыхание не сбивается. Только глаза блестят… А узнает правду Анисий после другого дела, куда более сложного и запутанного. Ему горько будет и обидно, что Эраст Петрович ничегошеньки ему не рассказывает и от дома подальше гонит, будто не помощник ему Анисий верный вот уже не первый год. И вдруг — пропадёт любимый шеф! От горя Анисий едва не помешается, работать будет день и ночь, с полицией и без, как и всяк, кто к Эрасту Петровичу близок хоть сколько-то. Только и выделяет время, чтобы раз в сутки к дому, родным ставшему, подойти, Масу окликнуть, о новостях справиться. Маса ведь тоже ищет своими загадочными путями… Подойдёт так в очередной раз, а Маса его за руку схватит цепко, железно. — Шефа, — говорит, — любис? Анисий так растеряется, что только кивнет молча. А Маса в дом уже тащит, в — подумать только! — спальню шефа. Ах! Спит на кровати Эраст Петрович! Но когда, но как… — Всё потом, потом, — Маса отмахивается. — Помось нужна. — Доктор? — вскинется Анисий, уже успев слезами залиться. Он приведёт, он самого лучшего достанет, хоть от самого императора… — Нет, нет! Целовека! — Человека? — моргнет Анисий растерянно. — Да. — А ты что, не человек? Улыбнётся Маса в ответ, губы растягивая во всю ширь лица, тенями страшными рассыпаясь по стенам. Ахнет Анисий, вскрикнет, а Маса ему — нож для бумаг в руки да к постели подталкивает. — Любис если, режь. — Кого? Шефа? — Да себя! Дурак, Тюри-сан! Анисий не порежет, а порежется, нож перехватывая неудобно, совершенно ничего не понимая. И ахнет снова — когда мгновенно распахнет Эраст Петрович глаза, взгляд пустой, безжизненный в потолок вперив. И ноздрями дернет слабо, будто… принюхиваясь. Протянет к нему Анисий руку, желая лица родного (любимого) коснуться. Вцепятся в его запястье пальцы стальные, прижмут к губам отчаянно — и вдруг почувствует Анисий, как язык холодный вдоль пореза его проходится. Ахнет Анисий! А следом вскрикнет, потому что укусит его Эраст Петрович, да больно так, и вопьется зубами… Клыками? Да так, что только с мясом выдрать можно… Подкосятся у Анисия колени, на кровать опустится безвольно. Маса рядом хлопотать будет, ругаться по-своему, по-японски… Нескоро Анисий почувствует касание к щеке. Откроет глаза, удивившись: когда закрыл? Встретится взглядом с Эрастом Петровичем, на вид усталым и больным, но живым таким, несомненно. Господи! Нашёлся, правда! — Б-больно тебе? П-прости… Не поймёт сразу, о чем это шеф, носом захлюпает. Пальцы прохладные сотрут с его лица одну слезинку, другую. — Я же от радости! Живой вы, вот и… Эраст Петрович улыбнётся, криво так, нехорошо. — Не живой, Т-Тюльпанов, зря вы так. И слез по мне лить не стоит. Поцелует ему ладонь истерзанную, ляжет обратно в постель, спиной отвернется. — Маса, — скажет глухо. — Я тебя изгоню. — Сначала встаньте. А Анисия никто не изгнал пока, вот и будет сидеть рядом, робко желая волос мягких коснуться, да ждать рассвета.