Верить

У брата Айдана были волосы рыжие, как пламя, а глаза синие, как глубина морей. Келлах не знал, на самом деле, какого цвета было море, он его никогда не видел — но он видел, как брат Айдан рисовал море. И это было невероятно. Он рисовал аккуратными, мелкими мазками — а потом размашисто проводил широкую линию, кистью оставляя замысловатый узор. Он мог запечатлеть свет солнца в своей книге — а мог поймать за хвост тень и вырвать у нее перо, чтобы им начертать ночные звезды. Он мог писать так, что каждое имя становилось волшебным — и мог заставить, казалось, нарисованные листья стать живыми, зашевелиться. Келлах считал так, ведь он видел это своими глазами. А сам Келлах мог разве что испачкать руки в охре и оставлять отпечатки. — Ничего-ничего, Келлах, — хлопал его по голове Айдан, гладил нежно — так же нежно, как страницы Книги Ионы. — Ты научишься. У тебя есть дар, и никто не сможет его отнять — никто и никогда. Так что старайся — и со старанием... Придет мастерство. Келлах любил, когда Айдан его касался. У него были теплые руки, будто он сам состоял из огня, из жизни, и даже улыбка Айдана грела — а больше всего Келлах любил, когда Айдан брал его руку в свою и учил, как правильно чертить, изображать, передавать цвета и символы, историю и истину. Кажется... Кажется, в такие моменты Келлах начинал верить еще больше. Верить во все. В то, что было написано в Книге. В то, что рассказывал настоятель Ионы, строго глядя на маленького Келлаха. В то, что лучше Айдана иллюстратора на свете не было — да и... Лучше Айдана на свете просто не было. Келлах любил его. Не знал только, как: как Сын Отца, как жена мужа, как юный дуралей — взрослого мужчину, который был живой легендой, но ни одна из легенд о нем даже близко не могла передать его невероятность. Любил всем сердцем, искренне, светло и просто — а еще тайно и скрытно. Больше всего Келлах боялся разочаровать Айдана и не стать хорошим иллюстратором — у него нет ни дара, ни таланта, и все, на что он способен — это марать листы киноварью да охрой. Но Айдан говорил, что все будет иначе, и Келлаху хотелось верить. Хотелось быть таким, как Айдан, и хотелось быть рядом с Айданом — всегда, всегда, всегда. Пока у него не поседеют волосы, пока не пропадет его вдохновение и пока не угаснет искра во взгляде его глубоких глаз. И сейчас юный Келлах был готов что угодно за это отдать.