На площади Холджера...

      На Площади Холджера идёт дождь.       Двое встречаются у памятника и тихо ведут диалог. Один прячется от воды под капюшоном, другой стоит с непокрытой головой. В свете фонарей кратко мелькает вещь, переданная из рук в руки. Можно было успеть рассмотреть костяные гладкие бока и металлические крепления... Как неумно. Казалось бы, никто в своём уме не станет приносить артефакты еретиков под нос смотрителям.       Безумен тот, кто клюнул на удочку, прочитав объявления в газете на той неделе. Между строк распознал намёки на руну Чужого и на человека, желающего её отдать. Написал на указанный адрес письмо с желанием получить заветный артефакт. Ответом ему через день была записка со временем и местом.       Вот и попался еретик. Служащий Аббатства проводил глазами двух братьев, уводящих наивного господина. Не зря он убедил оставить одну руну и использовать как наживку. Сколь бы омерзительной она не была, действовала исправно, приводя в допросную всё новых и новых незадачливых горожан.       На Площади Холджера очень тихо.       Обычно так бывало в дни общих собраний, напоминающих больше парады или построения. Утром Верховному смотрителю на стол приносили доклады и доносы. Привилегированные братья в шеренгу стояли перед ним во время прочтения. Обычно он лениво оглядывал их, знакомился с бумагами, решал, кого из Смотрителей допустить к собранию, а кого заставить драить казармы в это время.       После полудня собирали всех в зале. Зачитывались хором Семь Запретов, оглашались успехи и промахи служащих Аббатства, награждались отличившиеся, а достойные порицания уже отбывали наказание общественно-полезными делами. Это всё могло проводиться на улице, если погода позволяла. Но там сильно не хватало чарующего звучания складного хора голосов, раздающегося под потолками канцелярии.       Оканчивалось собрание - оканчивался рабочий день. Обычно у всех время службы разное: одни в день, другие в ночь, третьи в сутки. После собрания же расходятся направо и налево, во сколько бы ни кончилось.       На Площади Холджера обычная ночь.       Фонари не гаснут до утра, но в поздние часы будто самый воздух темнеет. Виной погасшие окна домов. Это на руку передвигающимся в тени. По верхушкам заборов, по карнизам, отталкиваясь от фонарных столбов, они неслышно приземляются на брусчатку у памятника. Сколько ни всматривайся в ночь, не увидишь, откуда они приходят и куда держат путь.       Без особой надобности никто из причастных к Чужому там не появится. Иные, правда, страшно самодовольны и думают, что им всё сойдёт с рук, ведь Бездна на их стороне. Ходят у смотрителей под окнами, дразнят их. А потом истекают кровью, прикованные к пыточному креслу.       Приходящие ночью не хвастают умениями и приходят не красоваться. Обычно являются сюда по просьбе Мастера. Реже – по своей прихоти. Сегодня задача простая: вернуть вещи, которым не следует находиться в пакгаузе смотрителей. Того, кому они принадлежали, спасать уже бесполезно. Три дня назад он попался смотрителям и как в воду канул. Значит, стены допросной комнаты стали ему последним пристанищем. Спасибо за это, не то пришлось бы ночью проникать в саму канцелярию.       На Площади Холджера идёт снег.       Редкое явление в речном городе, завораживающее. Прохожих на Площади мало, только Смотрители снуют по службе и просто так. Иногда какой-нибудь стражник проходит. Ещё реже – простые горожане. Всем предстаёт сказочный вид: тонкий слой снега серебрит камни брусчатки, ограждения из грубых стали изящными, стены домов вокруг не выглядят крепостными стенами, а скорее кажутся высокими стражами сказки.       Смотрители знают это место наизусть. От камней, по которым ежедневно ходят, до железных зубцов в ограде. Всё приелось, всё потеряло интерес для рассматривания. Снег мигом изменил картину. Служащие Аббатства замедляли шаг, рассматривали Холджера в белой шапке. Пряча смех под масками, шли дальше. Иные старались не нарушить белый покров, который и так тут недолго пробудет, и шли след в след. Другие, не столь романтичные, размашисто шагали рядом с уже оставленными следами.       Стражу или обывателей вид посеребрённой Площади не так впечатлял. У них была возможность полюбоваться снегом в других частях города, где он смотрелся на оградах и крышах по-настоящему нарядно, а не так, словно пытается хрупкой красотой прикрыть неотёсанность архитектуры. Идя к канцелярии или проходя мимо, отмечали только, что светлее стало и просторнее. Да и то так кажется. Вот растает всё через несколько дней, и снова город увидит мрачность и неприглядность этого места. Что только Смотрители в нём находят?       На Площади Холджера нет места.       Город в панике: сбежал убийца Императрицы! Чума набирает обороты! Столпились горожане, наперебой кричат, ругаются. Шум, гвалт. Жалобы, жалобы, жалобы. Ночами спать страшно, дома на все замки запирают, ожидая прихода убийцы. Боятся не столько Корво, сколько накалившейся атмосферы в городе. Жалуются от того же страха.       А у соседей нашли костяные вещи бесовской принадлежности. А у вон того мужика жена ведьма, прошлой ночью выла за дверью. А если ассассины в масках придут... А когда чуму вылечат... А в подвале... А плакальщики... А Корво... А кости...       Как ни успокаивай, не утихают и не расходятся. На свой страх и риск явились сюда, как-то умудрившись миновать световые стены. Отвечают им Смотрители сдержанно, разъясняют всё, да не помогает. Люди близки к панике, им нужны не слова, а дела. Пропускает толпа всё мимо ушей и своё продолжает сотней голосов говорить.       На Площади Холджера видели плакальщика.       Он вышел из дома и, шатаясь, побрёл к памятнику. Поздний вечер, некому обратить внимание на серое, с потёками крови, лицо прохожего. Все патрульные, если они есть, держатся ближе к главному входу в Канцелярию. То ли приказ такой, то ли боятся встреч с неприятными личностями в тёмных переулках окрест. Поэтому никто не видит заражённого, не понимающего, что он на свою беду покинул дом, и через несколько часов будет замечен и устранён.       Это был простой рабочий с фабрики за Винным кварталом. Своей квартирой на Площади Холджера он гордился. В лучшие времена хвастался житием под крылом Аббатства. Немногочисленные друзья на него косо глядели, мол, и что? Смотрители пальцем о палец не ударят ради какого-то работяги, живущего где-то поблизости. Слова стали пророческими. С приходом чумы Аббатство огородилось парой дополнительных постов охраны. Прихожан по-прежнему пускали в главное здание, но многим стало страшно приближаться даже к Площади. Световые стены на пути отнюдь не располагали к хождению в ту сторону.       Улицы перекрыты стражей. Как говорили, всё делается для ограждения горожан от чумы. Крысы всё равно проникают всюду, перекрыта улица или нет. За ними по городу следует зараза. Работающие люди не могут дойти до мест службы. Проход через ближайшую к их дому световую стену был разрешён, а дальше – нет. Вот и рабочий с фабрики за Винным кварталом не мог пройти туда, чтобы заработать на эликсир от чумы. Крайняя зарплата подошла к концу, он достал сбережения на чёрный день. И правда, день, когда у тебя заканчиваются средства на что-либо, а перспектива заработать впереди не маячит, можно считать чёрным. Денег хватало или на еду, или на лекарство, и выбор пал на пропитание. Он опрометчиво думал, что за столькими защитными барьерами чума его не тронет, и в эликсире малейшей надобности нет.