Драбблы по ХМ

— Слышь, братух, я как-то позаебался спасать чужие жопы… Мерл Диксон внимательно изучил ходячего, довольно гнилого уже, кстати, видать, еще застал те самые жаркие летние деньки Джорджии неделю назад, когда вся эта хрень и началась, собственно, и контрольно всадил здоровенный нож в хрустнувший под напором железа висок. В очередной раз мимолетно удивившись хрупкости этих тварей. Похоже, хоть какая-то компенсация за их блядскую живучесть… Дерил Диксон, мрачно вытаскивающий стрелы из еще одного мертвеца, теперь уже, слава богу, полностью мертвеца, а не как до этого, ничего не ответил. У него вообще настроение было на редкость поганым. Во-первых, Мерл достал своими подъебками, перемежающимися с нравоучениями. Он сегодня чего-то вообще в ударе был, наверно, компенсация за недельную трезвость без выпивки и штырева накрыла. Так-то братуха всегда бы с радостью отчалить в мир веселых картинок, но Дерил не дурак и предусмотрительно изъял все заначки старшего. Нарвался на дикую ответку, не без этого, и мирное поселение чистеньких лохов, к которым они прибились в карьере возле Атланты, насладилось очередным впечатляющим зрелищем. Как-будто мало их было за все это долбанное время. Их разняли не без участия огнестрела и вездесущего носатого шерифа, Мерл психанул и свалил успокаиваться в палатку, а Дерил — синхронно с ним — в лес. Потом братья встретились и помирились, конечно же. И, в принципе, Дерил был доволен проведенной операцией. Хоть челюсть и ныла до сих пор, потому что правая у старшего была охренительной убойной мощи, но результат того стоил. Братуха переломался легко и теперь был в себе полностью. Насколько это реально для Диксонов, само собой. Во-вторых, в копилку сегодняшнего недовольства упали два промаха. Дерил не с первого раза попал в головы гнилым тварям, пришлось медлить и тратить дополнительно стрелы. Ну, и в-третьих… — Вставая, коза, — рявкнул Мерл с досадой, — все кончилось уже. Иди сюда, дядя Мерл по жопе сейчас жестко даст! Третья причина сегодняшнего мерзкого настроения Дерила сидела, забившись между корней здоровенного дерева, и таращила на Диксонов круглые, словно блюдца, глазищи. Заметив, что от окрика брата она только еще сильнее засучила лапками, пытаясь, не иначе, с деревом слиться, Дерил, с досадой сплюнув, подошел и молча потянул ее на свет. Девка, слабо пискнув, подчинилась и, поднявшись на ноги, тут же упала в другую сторону. Аккурат в руки младшего Диксона. Да так там и устроилась, обняв его за крепкую загорелую шею и прижавшись мокрым носом прямо в вырез грязноватой рубахи без рукавов. Дерил, охренев от ситуации, машинально обхватил тонкое дрожащее тельце, ощущая, что девка-то, хоть и мелкая, но вполне себе фигуристая. Талия, там, задница имеются… И грудь, которой прижимается к нему, тоже ничего… Он, собственно, и так это все дело предполагал, с первого дня, как увидел ее, испуганно таращащую свои голубые блюдца из-за спины папаши. Они тогда на крыльце стояли, такими ржачными монументами прошлой жизни, уже неделю как сыгравшей в ящик вместе со всем этим гребанным миром. Вокруг творилась дикая срань, мир летел в задницу… А тут, в лесах Джорджии, фермер с дурацким ружьём наперевес серьёзно собирался отстаивать неприкосновенность частной собственности. Будь Диксоны одни, то, естественно, даже вопроса бы не возникло. Тупо обезоружили бы старика, сунули в зубы пару раз его толстому помощнику и мелкому доходяге, который, кажется, приходился женихом этой блонди, что сейчас с таким упоением мочит его рубашку слезами, заперли бы баб где-нибудь в чулане, чтоб не мешались, да и вытащили из дома, вполне себе богатого, явно там было, чего защищать, все, что смогли бы увезти на своём потрепанном пикапчике. И не, совесть бы не мучила. Конец света, мать его. Делиться надо. Но Диксоны были не одни. К ним привязкой шли два очень смешных в своей уверенности в том, что они тут представители закона, шерифов, парочка невнятных мужиков, черный и желтый. Белый старикашка с ружьем и панамкой, и три телки, разной степени ебабельности, причем, только одна при мужике, а остальные — бесхозные. Ну и два мелких засранца, само собой, один из которых — лазливый и ржачный, постоянно крутился возле Дерила и пытался потрогать арбалет, а вторая, такая же мелкая девка, проводила время, таращась на это дело со стороны и потом с удовольствием вкладывая своего приятеля мамаше. Короче, веселая компашка, пиздец, обхохочешься. Мерл уговаривал их всех ломануть и свалить в закат, но Дерил медлил. Отмалчивался чего-то. Думал. Процесс этот, тяжелый с непривычки, отнимал много сил и энергии, а потому на остальное ее тупо не хватало. Только охотиться, да о жизни думать. Мерлу —то проще было. Закинулся — и все по барабану. А теперь все, тоже думать приходилось. Короче говоря, к ферме старикашки они подошли вот таким нестройным боевым отрядом: два шерифа, два цветных, два шкетенка, три бабы, один проповедник в панамке и они. Два задумчивых Диксона. Как обитатели фермы сходу не начали удобрять свою землю кирпичами при виде их веселой компашки, непонятно. Вытащились на порог: кряжистый мужик в ружьем и мордой победителя по жизни, еще один толстый любитель пострелять, худой парень, которого ветром сдувало, и три бабы. Одна в возрасте, и две очень даже ничего. Чернявая быстроглазка с большими рабочими губами и худая беляночка, лишь глянув на которую Дерил осознал — будут проблемы. Перевел взгляд на братуху, привычно щурившегося, заценил острый взгляд на блонди… И понял, будут охерительные проблемы. Оно им надо? Оно им не надо. Значит, лучше свалить? Он так и хотел сделать, пока не поздно, но беляночка хлопнула длиннющими ресницами, перевела взгляд на него, посмотрела прямо и внимательно… И Дерил понял — поздно. Глянул на брата, на его сжатую челюсть… Да, поздно. И мир под ногами покачнулся. — На Мари похожа, да? — тихо хрипнул Мерл, когда шериф, с чего-то решивший, что он тут самый главный, унесся со своим приятелем проводить переговоры, а девки благоразумно спрятались в доме. И, если до этого у Дерила еще были сомнения, то после слов Мерла… Нихера. Он не ответил. Смысла не было. Похожа, да. На Мари. Ту самую, что по молодости вынесла мозг обоим Диксонам своими глазищами голубыми, губами улыбчивыми и манерами блядскими. Верней, манеры-то у нее были нормальные… Но вот то, что она, в итоге, ни одному, ни второму не дала — форменное блядство. А еще хуже — посмела сначала свалить из города на учебу, а затем умереть в автокатастрофе. После этого Мерл, собственно, и принялся развлекаться в привычном для себя режиме. Так-то, он при Мари держался же. Не употреблял, потому что ей не нравилось. Она сказала: «Не пей», и он перестал. И все остальное — перестал. А она… Она появлялась в их доме регулярно, мыла там что-то, чистила… Соседская девка, такая же неприкаянная, как и они сами. Готовила на них троих. И никак не хотела замечать, что отношения-то уже давно не дружеские. Что детство кончилось, и надо бы ей определяться. А она все не определялась… Все думала. И регулярно разнимала дерущихся не за жизнь, а за нее, Мари, братьев. Лечила их, приводила в чувство, дула на ссадины… Одинаково. Улыбалась им. Одинаково. Сучка. Посмела умереть. Была бы жива… Больше не глядя на блонди, Дерил поморщился от привычно острой боли, кольнувшей в сердце, торопливо развернулся и ломанулся в сторону байка. Его следовало нормально поставить. — Ты чего? — Мерл двинулся за ним, хотя и помедлил немного, словно прикидывал, а что будет, если он сейчас просто зайдет и заберет себе эту девку, так похожую на их с братухой подругу детства. — Ничего, — буркнул Дерил, торопливо удаляясь от возможного источника проблем, — надо байк закрепить… И вообще… — тут он покосился на брата, — не вздумай. — Чего это? — сделал морду кирпичом Мерл. — Ничего. Ее папаша отстрелит тебе жопу. А шериф добавит. — Если я захочу ее забрать, ее параша вместе с шерифом и всеми остальными дружно пойдут нахуй, — резонно возразил Мерл, затем остановился, прикурил, резанул взглядом по темным окнам дома, — но я же не дурак. И понимаю, что… — Что? — То, что она — не Мари. Дерил согласно кивнул, с немалым облегчением понимая, что брат, похоже, куда как больше держит себя в руках, особенно, если сравнивать с ним самим, Дерилом. — Но лучше в доме не появляться, да? — тут же решил он закрепить материал. — Да. Диксоны переглянулись, выдохнули. И как-то даже легче стало. Пара дней прошла более-менее спокойно. Фермер не пускал жить в доме, но позволял обустроиться на своей территории. Шериф с приятелем изо всех сил пытались стратегически мыслить и придумать, куда двигаться дальше. Мелкие мешали и путались под ногами. А Диксоны тихо-мирно жили в своей палатке, стараясь лишний раз не отсвечивать. Особенно, когда в поле зрения попадалась длинноногая светловолосая девка, так сильно похожая на Мари. Они тоже думали. Принимали решение. Оставаться ли тут, где явно будут проблемы и куча опасностей, потому что укрепления нет, оружия толкового нет, зато есть скот, слабые бабы и старики. Кормушка, бля! За это время они умудрились спасти один раз шерифского пацана, застрявшего ногой в коряге рядом с очень довольным таким развитием событий ходячим, и два раза мелкую девку, с завидной регулярностью терявшуюся в лесу. Где в этот момент была ее мамашка, совершенно неясно. С женой шерифа — и то проще. Она всегда либо с одним своим мужиком, либо с другим. Наивная курица, думающая, что никто ее побегушек не замечает, включая собственного муженька. Диксоны замечали. Но им было привычно похуй. Вот только задницы надоело спасать чужие. И хотелось уйти. Подальше от беды. А то ведь, стоит задуматься, что совсем неподалеку, за не особо крепкими стенами, живет беленькая копия их Мари. Живет, спит в своей кроватке… На втором этаже, да, они в курсе. Оба, причем. И окна выходят на лес. И, если будет желание, на этот второй этаж даже ленивый ходячий залезет… И надо бы свалить. Побыстрее. Потому что она — не Мари. Она — вообще другая. Чистенькая девочка фермера. И не в курсе, в какой опасности… Надо бы. Но вот как? Чтоб потом всю оставшуюся недолгую жизнь думать, что с ней? Сожрали ли ее ходячие? Добрались ли друзья тех недоумков, которых шериф с ее папашей встретили в городе, да так там и оставили кормом для ходячих? Или, может, кто другой? Диксоны не были праведниками ни разу, но от одной мысли, сколько сейчас лишь по одной только Джорджии мотается людоедов, причем, не ходячих, а вполне себе живых, становилось не по себе. Это их компашка цивилизованная, хоть какие-то правила блюдет, тут спасибо шерифу и деду в панамке, как ни странно, их проповеди немного держат в рамках… А в других стаях таких же, как и они, все потерявших, отчаявшихся людей? Сколько из них будет принимать во внимание дебильные правила старикашки-фермера? Сколько из них пройдут мимо его очень даже ебабельных дочек? Каждое такое развитие событий — было бедой. Ножом по яйцам. По нервам. Ну вот как тут уйдешь? Никак. Потому и сидели. Не обсуждали это свое решение, словно боялись… Спугнуть? Решиться? Непонятно, чего, но боялись. И приглядывали за девкой, само собой. Сегодня с утра вот только не приглядели. Зевнули позорно, два утырка. Пока чухнули, что ее нигде нет. Пока выяснили это досконально, пока свалили по-тихому из дома прочесывать окрестности… История повторялась, как и с Мари, которую они тоже позорно зевнули тогда. Отпустили… Загуляли на нервяке, что она кинула их. А она… Даже до Атланты не доехала… Повторить такое с блонди — было верхом тупизны. Именно потому Мерл еще и отчитывал младшего. Тот злобно отгавкивался, что, впрочем, не мешало обоим споро прочесывать окрестности возле ранчо фермера. И стараться не думать, что будет, если они… Опоздают. Как с Мари. Успели прямо очень вовремя, уже когда девчонка даже кричать не могла от ужаса, а ходячие тянули к ней свои лапы. Удачно успели! Блонди обнимала его, Дерила, прижималась, плакала облегченно, благодаря за спасение от ходячих… И чего ее, дуру, понесло хер знает, куда? Одну? И где ее недоумок-жених? И где ее папаша с ружьем и серьёзными щами? Она плакала, а он держал. И смотрел на брата, внимательно, с характерным прищуром, разглядывающего их. И сжимающего нож крепче, чем нужно… А потом Мерл молча шагнул к ним, близко, чуть ли не прижимаясь, и провел широкой жесткой ладонью по худенькой спине. Плечам, доверчиво дрогнувшим в ответ. Остановился на шее. Сжал чуть-чуть. Дерил смотрел в его напряженное задумчивое лицо, ощущал, как напряглась под его руками девчонка, как застыла, словно маленьких кролик, взволнованно выдыхая всхлипы… И как Мерл, аккуратно, практически нежно, развернул ее к себе за подбородок. Заглянул в голубые доверчивые глаза. — Маленькая дурочка, — хрипнул он, затем сглотнул, словно ком в горле застыл, — куда ты вечно шаришься? Дурочка… — Я-а-а… — раскрыла рот девчонка, имени которой они и не знали, да и не нужно им был ее имя. У них уже было в памяти одно. Другого не требовалось. Пока что. — Я, просто… Понимаете, я… Грибы… Тут… На поляне… Папа… Грибной пирог… Дерил, не выдерживая слишком близкого присутствия и ощущая, как внутри все замирает и поднимается, бросил арбалет, резко положил ладони ей на задницу и рывком поднял выше, заставляя прекратить нести бред, взвизгнуть и обхватить ногами его бедра в попытке удержаться. — Что вы?.. — ахнула она, сильнее цепляясь за его шею и машинально карабкаясь в поисках устойчивого положения, словно обезьянка на баобаб. — Правильно, братух… — тут же одобрил смену позы Мерл, — сюда давай, в сторонку, тут почище. Дерил молча шагнул следом за братом, за здоровенный ствол дерева, утаскивая свою добычу в более укромное место. Она что-то попыталась сказать, взволнованно елозя задницей по нему и не понимая, что таким образом только хуже делает. Себе. Да и ему — тоже. Потому что терпение — оно не безграничное все же. И нервы — не стальные канаты. Лопнули со звоном нервы, и Дерил, резко прижав ее к себе, закрыл испуганно бормочущий рот жадным голодным поцелуем. И тут же ощутил, как слабнут ноги, от кайфа невозможного! Она свежая была такая, чистая-чистая! Дрожала в его лапах, ногтями спину и шею полосовала, пытаясь освободиться… А потом перестала. Обмякла как-то, покорно позволила себя целовать, трогать себя… Трогал ее не Дерил, кстати, Дерил был очень занят попытками удержаться на ногах и поиском сил, чтоб прервать поцелуй. И, если первое получалось, то вот второе… Невозможно, нереально было это сделать. Слишком сладкая, слишком вкусная… И да, так, наверно, могла бы целоваться Мари, если б он, Дерил, тогда позорно не проебал свой шанс… Короче, Дерил был занят. И не поглаживаний ему было. А вот Мерлу — очень даже до поглаживаний. Почему-то в этот раз не было ревности, той самой, бешеной, от которой мозг дымился и из ушей вытекал… Из-за которой он дрался с внезапно подросшим и очень даже нехило наблатыкавшимся давать сдачу мелким засранцем. Нет, когда он смотрел, как Дерил целует беляночку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся не особо-то и похожей на Мари, так, может только глазами и волосами, то ощущал… Ощущал приход. Как от кайфа. Словно брат ему транслировал свое удовольствие. И Мерл нырял в него, как в волну, сразу с головой. Хрупкое тело девчонки под его лапами вздрагивало, гнулось, покрывалось мурашками… И это было круто. Дерил оторвался от нее, разомкнул руки, глядя на брата странно и безумно. Но Мерлу было не до настроения мелкого, он торопливо перенял эстафету, развернув к себе порядком ошарашенную девушку и тоже, в свою очередь, попробовав ее губы на вкус. И это было не менее круто, чем просто тактильные ощущения от ее тела. Их блондинистая добыча только слабо пискнула ему в рот, сдавая на милость победителя, обхватила тонкими руками… И прижалась крепче. А девка-то — та еще зажигалка, оказывается! Надо же! Или мелкий ее так распалил, что повело? Не важно. Важно, что она не сопротивлялась. Позволяла делать с собой все, что хотелось, обнимать себя, трогать везде, целовать уже порядком натертые губы… Мерл почувствовал, что теряет голову, что еще немного — и он просто разложит эту девчонку прямо здесь, на земле, под жарким солнцем Джорджии… Но в этот момент неподалеку раздался характерный хрип, затем короткий «фак» Дерила, а после — свист стрелы. Мерл оторвался от мягких губ, заглянул в поплывшие глаза… — Прости, беляночка… Не удержались мы… Рядом намечалось какое-тот шевеление, похоже, ходячий был не один, но, судя по коротким хрипам и выдохам, братуха справлялся и помощи не требовал. А потому можно было еще покайфовать, потрогать свое случайное удовольствие. — Будем считать это благодарностью за спасение, да? Она заторможено кивнула, не отрывая взгляда от него и тоже не реагируя на творящееся вокруг безумие. — Ты же никому не скажешь, беляночка? — на всякий случай спросил Мерл, все же приглядывая одним глазом за мечущимся по поляне младшим. Ну и выстраивая стратегию поведения на будущее. Потому что беляночка могла запросто вломить их папаше и шерифам. И тогда пришлось бы уходить. И в этой ситуации Мерл не исключал того, что вместе с их с братишкой добычей. Потому что после всего оставить ее тут… Ну уж нет… — Нет… — тихо ответила девчонка, в глазах у нее появилось осмысленное выражение, она огляделась, с ужасом рассматривая полянку, превратившуюся стараниями младшего в поле боя, и выпутываясь из лап Мерла. — Не скажу… Нет… Спасибо… — Ага, — Дерил, вытирая кровавые пальцы о штаны, подошел к ней, дернул на себя опять, вжался в податливо распахнутые губы голодным яростным поцелуем. И она ответила. Обняла опять, прижалась доверчиво… Это хрен знает, что такое… Мерл смотрел на происходящее, и не верил себе. И не понимал себя. Да и похер. Разве это важно? Важно-то другое совсем… Обратно они шли в полном молчании. Мерл — кабаном, распугивающим все живое — впереди. Следом беляночка, постоянно трогающая свои натертые губы, а замыкал Дерил, не отводящий разбойного взгляда от ее круглой задницы, обтянутой джинсами. Перед тем, как показаться на глаза суетящимся перед домом людям, похоже, понявшим, что девка потерялась и теперь спешно организующим отряд спасения, Мерл развернулся к девчонке, приподнял ее за подбородок, заглянул в глаза: — Уговор в силе, мелкая? Она кивнула. — Ты ведь понимаешь, что, если кому расскажешь… Нам придется уйти? Опять кивнула. — Хочешь, чтобы ушли? Сзади хрюкнул свое привычное «фак» Дерил. Девчонка, помедлив, отрицательно помотала головой. Даже так? Даже… — Хочешь, чтоб остались? Кивнула. — Фа-а-а-ак… — а младшему бы поучиться сдержанности… И тактике ведения переговоров… — Хочешь… Еще? Последний вопрос Мерл задал очень тихо, практически неслышимо. Сзади взволнованно засопел Дерил, подавившись очередным «факом». А беляночка, тоже помедлив, растерянно облизнула губы, словно пытаясь понять, нравится ли ей… И кивнула. Мерл бросил на брата короткий говорящий, наглухо затыкающий, взгляд и тихо продолжил: — Тогда… Ночью окно не закрывай… Кивка не дождался, отпустил подбородок девчонки и торопливо зашагал к суетсящейся у дома толпе. Дерил, успев бросить вокруг оценивающий взгляд, торопливо развернул к себе блондинку, вжался коротким поцелуем в ее губы, отпустил: — Не закрывай окно… вечером… И она кивнула. А затем шагнула в сторону дома, откуда уже бежали отец, сестра и… жених. — Принимайте вашу пропажу, бля, — разбойно хрипел вне зоны видимости голос старшего Диксона, и Бет от одного его тембра становилось горячо. — Надоело ваши жопы чистенькие спасать! Могли бы хоть бутылкой виски отблагодарить… Да, братуха? Сзади раздалось нечленораздельное ворчание, и второй Диксон, коротко и жадно осмотрев ее, отчего слабость по ногам прямо ударила, сладко так, томно, рванул мимо, к своей палатке. И да, Бет прекрасно знала, где стоит эта палатка. — Милая, ну как же так? — отец обнял ее, и долго держал, не в силах отпустить, словно не веря, что она выжила. — Все в порядке? — Да… — Бет сочла необходимым заплакать, — я грибов… Тебе на пирог… — Ох, малышка моя… — он опять обнял, — какие грибы? Бет плакала, а потому ответить не могла. Сестра тоже обняла, поругала за самодеятельность. Генри торопливо осмотрел, провел пальцами по спутанным волосам: — Испугалась? Они… — тут он коротко глянул на стоящих в стороне Диксонов, мирно раскуривающих одну на двоих сигаретку и лениво отбивающихся от вопросов старикашки в панамке, — не обидели? Ничего не… Сделали? «Ничего, — хотелось сказать Бет, — ничего из того, о чем ты подумал… И из того, о чем я могла подумать… Представить… Вообразить…» Губы мягко заныли, напомнив о том, что совсем недавно их терзали, терли, прикусывали, целовали… Это было так сладко… И она сошла с ума, конечно… У нее же есть Генри… Диксоны, переглянувшись, синхронно уставились на нее внимательными, одинаковыми и в то же время разными взглядами… А Бет, торопливо отворачиваясь, вспомнила, как увидела их в первый раз, таких опасных, таких диких… Еще тогда надо было насторожиться, понять, что с головой беда… И потом, когда в окно смотрела, как они ходят по двору, как смеются, переодевают рубашки, заставляя губы пересыхать от волнения и вида своих крепких торсов, как кидают взгляды на нее, стоило лишь появиться во дворе. И думать, почему ее это не пугает, а… заводит? Уже в эти моменты надо было понять, что безумна. Что нормальная девушка никогда, ни при каких условиях… Что же, она ненормальная, значит… А какой спрос с ненормальной? Даже если она оставит окно открытым сегодня ночью? Об этом думалось со сладким замиранием в животе и легким ужасом от осознания и принятия ситуации… Похоже, сумасшествие вошло в активную фазу…