ошибка

свет от фар редких автомобилей и огни старых фонарей прорезают темноту, неоновые вывески круглосуточных магазинов и кафе изредка мигают, переливаясь. за пределами маленькой комнаты ночь всё ещё орудует на улицах, погрузив большой город в сон; в самой же комнате никто даже и не думает о сне: шлепки потных тел друг о друга вперемешку со стонами — тому подтверждение. спинка деревянной кровати в такт толчкам ударяется о стену, старые, как и вся мебель в этой комнате, пружины матраца поскрипывают под весом двух тел. юнги под чонгуком по-блядски низко стонет и раздирает его спину в кровь, исполосовывает своими кошачьими коготками. чонгук в отместку толкается в него грубее, глубже, одной рукой сминая его левую ягодицу до красных отметин; другой — удобнее закидывая юнгиеву ногу себе на плечо. лампочка на потолке мерно покачивается от задувающего сквозь дыры в оконных рамах в комнату сквозняка; электронные часы на тумбочке, стоящей впритык к изголовью кровати, шатаются, грозясь упасть на пол; штукатурка мелко осыпается со стен, оголяя их. чонгук выходит из юнги, переворачивает его на живот, ставит на колени и вплетает пальцы в его графитно-чёрные волосы, сжимает крепко, оттягивая. через пару секунд он возобновляет толчки, резко войдя в юнги на всю длину, заставляя того ахнуть от неожиданности и до хруста выгнуться в пояснице. юнги начинает сам двигать попкой, насаживаясь на чонгуков член, прося о большем. и чонгук, уперевшись руками в кровать по обе стороны от юнги, начинает вбиваться в податливое тело грубо, резко, выбивая из мина весь воздух, выходящий со стонами. юнги стонет как последняя сучка, лаская чонгуков слух, заставляя желать себя ещё больше, глубже. он сжимает в кулак чёрные простыни, комкая их, и подставляется лишь сильнее, шире расставляя дрожащие ноги. чонгуку это нравится, он ухмыляется и, наполовину выйдя из расстраханной дырочки, останавливается, склоняется к юнгиеву уху, проводя языком по ушной раковине, обдавая жаром своего дыхания, и шепчет почти ласково: ㅡ мне не нужна твоя любовь. ㅡ мне твоя тоже, ㅡ получает в ответ запыхавшееся, еле слышное. улыбается. знает, что ложь. знает, что его любовь юнги сейчас как воздух необходима, что без неё он умирает. знает. поэтому и улыбается. кладёт руку на плоский юнгиев живот, гладит его своими шершавыми пальцами, спускается ниже, берёт в руку его эрегированный член, проводит большим пальцем по головке, смахивая каплю предэякулята, и начинает надрачивать, набирая нужный темп и вновь толкаясь своим членом в юнги. мин сжимается вокруг чонгукова члена, жмурится, потому что тот наконец-то попадает головкой по простате, и громко стонет, кончая чонгуку в руку, ловя оргазм и миллионы звёзд перед глазами.

***

солнце уже почти взошло, окрасив небо в ярко розовый. машин на улице стало больше, и город, спавший ещё пару часов назад, загудел и заработал в прежнем ритме. чонгук сидел одетый на краю кровати, смотря в окно, юнги лежал рядом, подперев голову рукой и укрывшись одеялом. ㅡ забавно, что ты умираешь от цветов бессмертия*, ㅡ усмехнулся чонгук, нарушая тишину и закуривая. ㅡ забавно, что такой чёртствый человек, как ты, любит такие цветы, ㅡ ответил юнги, поднимаясь на кровати и садясь на колени, забирая из рук чонгука сигарету и делая затяжку. чонгук в ответ лишь хмыкнул и повернул голову к юнги, смотря как тот приоткрыл розовые губы, выдыхая сизый сигаретный дым. эстетично. электронные часы пропикали 6:00, и чонгук встал с кровати, достал из кармана кожаный бумажник и, вытянув пару крупных купюр, бросил их на тумбочку. ㅡ здесь нужная сумма, ㅡ сказал чон, направляясь к двери. ㅡ вылечишься — дай знать. юнги усмехнулся и потянулся к тумбочке, беря купюры и считая их. влюбиться в чон чонгука — равнодушного и холодного человека с глыбой непробиваемого льда вместо сердца, — было самой огромной ошибкой мин юнги. но он её скоро исправит. теперь уж навсегда.

***

в воздухе витает запах мокрого асфальта, дует легкий ветер, холод которого пробирает до костей. юнги сильнее натягивает капюшон толстовки и прячет руки в карманы джинс. вот уже как несколько дней его не мучает адский кашель, не раздирает его горло и лёгкие, заставляя согнуться в три погибели. вот уже как несколько дней он не отхаркиевает вместе с кровью розоватые лепестки плюмерии, застревающие в горле и не дающие продохнуть. вот уже как несколько дней он живёт без чувств к нему и без страха умереть, задохнувшись чёртовыми лепестками. несколько дней назад жизнь мин юнги определённо стала проще. возможно.