За закрытой дверью

      - Джин! – прошипел Казуя. – Джин! – повторил он строго. – Да что ж ты вытворяешь!       Каменаши попытался оттолкнуть от себя Аканиши, но тот сдавил руками его плечи и одним поцелуем прекратил этот поток возмущения. Вот так просто: одно движение, одно прикосновение. Ах, если бы все было настолько легко.       Джин стоял у двери квартиры Каменаши и не решался позвонить. Он поглядывал то на именную табличку у двери, то на небольшую картонную коробку, что держал в руках. Когда-то Джину было так просто нажать кнопку звонка или постучать в дверь, и та тут же распахивалась перед ним, и его приглашали внутрь, крепко обнимая, и не менее крепко целуя. Крепко. Как хороший ром, их любовь была терпкая, но в то же время сладкая, обжигая, проникала внутрь, растекаясь теплом по телу. Джин вздохнул в который раз. Нет, раньше было не так… Раньше даже не нужно было стучать, ведь были парные ключи, парные рубашки, браслеты, цепочки, кольца…       Джин повертел кольцо на безымянном пальце, но отчего-то резко опустил руку и засунул в карман, будто хотел спрятать что-то постыдное, что-то недопустимое, что не должен увидеть Он. Хотя уже сотню раз видел и с раздражением, брезгливость и отвращением отводил взгляд, сгорая от ревности и обиды.       Аканиши нажал на кнопку, а затем еще раз. Когда через минуту никто не открыл дверь, он позвонил еще два раза подряд. Пальцы немного тряслись, но он запретил себе думать об этом. Коробка в его руках была полна вещей Каменаши, которые он когда-то забыл в квартире Джина. Это была идея Мейсы. Какого черта он позволил сделать ей это, Аканиши и сам не понимал. «Так будет лучше для семьи. Так будет лучше для всех!», - глупые слова. Джин шмыгнул носом и уставился на носки своих кроссовок. С каких пор он стал таким послушным, черт возьми!       Рождество было на носу. Собравшись всей семьей, они решили разобрать старые вещи и навести порядок перед праздником. Пластиковую ёлку бережно вытащили из шкафа, мишура и игрушки валялись в гостиной тут и там. «А что это за коробка, Джин?» - спросила она и встряхнула небольшую картонную коробку, но, ничего не услышав, решила открыть. Те кусочки воспоминаний, которые Казуя неосознанно оставил у Аканиши, бережно хранились в этой коробке: старые фото с полароида, журнальные вырезки, кружка, из которой он частенько пил, когда приходил в гости, флешки с кучей забавных видео, снятых дома, какие-то книги. Сокровища Джина… Это всё, что Каменаши оставил после себя, окончательно разорвав с ним отношения, но даже это Мейса не позволила оставить.       - Как долго еще дух Каменаши будет бродить по нашему дому!? – закричала она, швырнув коробку. Содержимое высыпалось на пол, а фоторамка с фотографией Джина, Каме и малышкой Теей разбилась.       - Не сходи с ума! Ты пугаешь детей! – пытался вразумить ее Джин. – Тея, - обратился он к дочери, - поиграйте пока в своей комнате. Нам с мамой нужно поговорить.       - Хорошо, папочка, - отозвалась она и, приподняв братца на руки, ушла с ним в детскую.       - Ты и ее приплел? – заметив на фото дочку, побледнела Мейса.       - Каме тоже ее любит, - встал на защиту Аканиши.       Куроки запустила пальцы в волосы и сдавила виски. Она знала, на что шла, выходя замуж за Джина, но эта их связь, бесконечная и нерушимая, выводила ее из себя.       - Довольно! – простонала она. – Чтобы больше я ничего о нем не слышала от тебя. И отправь это барахло ему по почте. Как же я устала от этого! – Мейса пнула коробку. Сжатые в кулаки пальцы были белыми, как мел, а в глазах стояли слезы. Джин сделал вид, что не заметил ее отчаяния. Присев на корточки около коробки, он поднял разбитую фоторамку.       Джин тяжело вздохнул, отгоняя грустные мысли. Наверное, стоило просто выбросить все это… Но Джин не мог. Взяв коробку, он сделал вид, что идет на почту, а сам сел в машину и рванул к знакомому дому, к знакомой двери, но та по-прежнему была заперта. Решив позвонить в последний раз и уйти, Аканиши протянул руку к звонку и услышал щелчок. Ручка повернулась, и дверь распахнулась перед ним, являя виновника недовольства Куроки.       То, что перед ним стоит Джин, Казуя сообразил не сразу. Насупившись, сонными глазами он смотрел на незваного гостя. На голове Каме царил легкий беспорядок, треники едва держались на бедрах, вырез майки оголял ключицы. Парень поправил рукав длинного кардигана и прикрыл плечо. Давненько Аканиши не было на пороге его квартиры, в сердце защемило. Как же Каменаши хотел и одновременно боялся увидеть Джина, боялся услышать его голос, боялся, что сердце просто не выдержит этой тоски, хотя инициатором расставания был именно он. «Я должен был это сделать», - оправдывался сам перед собой Казуя, смотря в глаза Аканиши, который сейчас не был ни в чем уверен: ни в правильности этого поступка, ни в верности друзей, ни в сплоченности своей команды… Что-то начало медленно ломаться в его мире, разбиваться вдребезги, как та фоторамка.       - Привет, - произнес Аканиши вполголоса, будто горло пересохло.       Каменаши молчал. Стоя у порога, он строго смотрел на Джина взглядом, который ясно говорил о том, что его не хотят здесь ни слушать, ни видеть.       - Мы разбирали вещи и случайно нашли кое-что твое, - Аканиши заметил во взгляде Каме некоторую заинтересованность, но тот по-прежнему молчал, преграждая путь в квартиру. – И я решил отдать их. Впустишь?       - Мог просто выбросить, - пожал плечами Каме, - не стоило утруждать себя приездом.       - Может, ты разрешишь мне войти? – снова попытался Джин. Холодность и равнодушие Казуи его чертовски напрягало. – Я так промерз на улице, еще и машина заглохла, - на ходу сочинял Аканиши.       Каменаши смотрел сквозь парня, задумавшись. Впустить Джина означало дать ему возможность снова поколебать чувства Казуи. С момента того разговора уже прошло несколько месяцев, и за весь этот период Джин не написал Казуе ни строчки, а Каме стер его номер телефона. Их отношения зашли в тупик – это стало видно даже не вооруженным глазом. Казуя попытался сжечь мосты и освободиться от чувств. Стоило ему переключить свое внимание на что-то другое, как Аканиши появлялся на его пороге собственной персоной. Врывался в его жизнь и снова напоминал о себе. Но так ли Казуя был против? Разве где-то в глубине души он не был рад, что Аканиши стоит перед ним и виновато глядит на него из-под козырька кепки? «Не лги себе», - шепнул внутренний голос. И Каменаши, словно механическая кукла, отошел от двери, приглашая Аканиши внутрь. «Не я его впустил, - оправдывался сам перед собой Каме. – Он сам вошел в квартиру. А я не смог его выгнать… Это было бы нарушением правил гостеприимства». Шлейф одеколона Джина заполнил прихожую.       - Проходи в гостиную, - попросил Каме. – Я приготовлю что-нибудь.       - Я не голоден, - отозвался Джин.       - Тогда, - после небольшой паузы отозвался Казуя, - я сделаю что-нибудь из напитков.       - Прости за беспокойство, - Аканиши сложил руки у лица и виновато улыбнулся.       - Ничего страшного, - отозвался Каме бесцветным голосом. – У меня сегодня все равно выходной.       Каменаши поставил чайник. Вцепившись в столешницу, он пытался выровнять дыхание и успокоить сердцебиение. Зажмурив глаза, он пытался себя успокоить. Несмотря на всю его холодность, сердце ныло и требовало Аканиши. Боль съедала его изнутри, перед глазами заплясали разноцветные пятна. «Ты сам отказался, - напомнил себе Каме, - так что даже не проси». Эта коробка, что принес Джин, что в ней?.. Их воспоминания? Очередной нож по сердцу? Зачем? Чтобы все вернуть? Каменаши мотнул головой и отошел от стола.       Аканиши сидел в пустой гостиной. В этой комнате все было так же, как и несколько месяцев назад, как и пару лет назад, вот только их совместной фотографии в рамке на стеллаже уже не было, их совместных фото не было нигде… И это убивало. Джина вычеркнули, затерли все воспоминания о прошлом и теперь делают вид, что ничего и не было.. не было этих чувств в течение почти 20 лет… 20 лет из его жизни.       Джин поставил коробку около журнального столика. Он даже не надеялся, что Каме заглянет туда. «Наверняка он постарается выпроводить меня поскорее и даже не заглянет внутрь». Аканиши потер переносицу и снял кепку, густая грива волос тут же рассыпалась по плечам.       Казуя вошел в комнату с деревянным подносом в руках. На нем стояли две кружки и парочка наспех сделанных сендвичей. Каме поставил одну кружку со стороны Джина, а вторую взял в руки. Подогнув колено, он забрался в кресло, стараясь держаться на расстоянии.       - Я сделал что-то вроде грога, - пояснил Каме Джину, который пытался понять, что за напиток перед ним.       - Решил меня напоить? – усмехнулся Аканиши, но все-таки сделал глоток. Горячий напиток чуть обжег язык, а разбавленный ром заставил тепло растечься по телу.       В комнате было холодно, точно так же холод сквозил между ними. Аканиши чувствовал это и не мог найти подходящих слов. Казуя потягивал напиток и даже не смотрел на парня. Он боялся посмотреть, боялся, что в его глазах Джин прочтет тоску и боль, что съедала Каменаши изнутри.       - Просто холодно сейчас, - отозвался Казуя. – Не стоит простывать накануне Рождества. Тея не обрадуется, если ты не сможешь слепить с ней снеговика во дворе.       - Она больше расстроится, если тебя не будет рядом, - покачал головой Аканиши. – Она ничего не понимает, - хмыкнул он. – А я устал придумывать оправдания.       - Когда-нибудь она забудет меня, не переживай, - посоветовал Казуя, пряча ступни под полами кардигана. – Она еще маленькая, через лет пять-десять даже не вспомнит обо мне.       - Когда ты стал таким жестоким? – нахмурился Джин. – Я совсем тебя не узнаю!       Каменаши поднялся с кресла и поставил кружку на журнальный столик.       - Допивай и уходи, - потребовал Казуя. – Мне еще песню нужно закончить.       - Песню? – оживился Аканиши.       - Да, я пишу их иногда, - пожал плечами Каменаши.       - Что-то новенькое? – заинтересованно спросил Джин.       - Томо попросил помочь со словами, а я согласился. Возможно, она будет включена в следующий альбом, пока это только наброски.       - Ямашита… - произнес Аканиши с ноткой ностальгии. – Он постоянно вертится около тебя, - улыбнулся Джин. – Пи там на тебя не запал случайно?       Каменаши стоял в пол-оборота к гостю. Он поджал губы, раздумывая, а потом прямо посмотрел на Джина:       - Он дал мне понять, что не равнодушен ко мне…       - А ты? – голос Аканиши предательски дрогнул.       - Может быть, я соглашусь, - неопределенно отозвался Казуя. – Я пока не решил…       - И ты так просто говоришь мне об этом? – удивленно прошептал Аканиши, голос сел от волнения.       - А что здесь такого? – изобразил изумление Казуя. – Мы с тобой больше не вместе, у тебя семья и прочее. Так почему я должен с тобой консультироваться по этому поводу?       - А чувства? Всё что у нас было… Неужели ты все так взял и вычеркнул? – Джин не хотел показывать слабости, но глаза защипало, и он отвел взгляд и глубоко вздохнул, чтобы не дать слезам пролиться.       - Давай не будем опять мусолить эту тему! – устало произнес Каменаши. – Мне надоело говорить об одном и том же. И мне надо доработать песню. Доешь и уходи, - попросил он, усаживаясь обратно в кресло.       Он вытащил из кармана небольшой блокнотик и принялся вчитываться в текст. Точнее, делать вид, что вчитывается. Он нахмурил брови и сделал строгое лицо, но глаза, пробегая по строчкам, не могли ничего прочесть. Чувства. Все свои чувства к Джину он спрятал в шкатулке и укрыл в глубине своей души, чтобы никто и никогда не смог до них добраться. Все его чувства, переживания и боль он невольно выплескивал в своих песнях и готов был поклясться, что все всё понимают, но лишь делают вид, что не знаю ничегошеньки об их отношениях, ставших намного серьезнее глупого фансервиса.       - Я вижу, что ты мучаешься, Казу, - прошептал Джин, и Каме вздрогнул. – Я слышал Dancer… Конечно, все опять свелось к метафорам и лирическим героям, но я-то вижу, Казу, я всё вижу… - карандаш в руке Каменаши затрясся. – Я знаю всё это, потому что сам так делаю… Выплескиваю чувства в песни… Вот только в последнее время получается какая-то ерунда, - пожаловался он.       - Спасибо… что послушал нашу песню…       - Еще бы не послушал, - рассмеялся Аканиши, - мне Томо все уши про нее прожужжал: «Послушай! Как она тебе? Мне Каме помогал!», - Джин замолк, и улыбка исчезла с его лица.       Джин украдкой посмотрел на Казую, но тот будто и не замечал его. Черкал что-то огрызком карандаша в потрепанном блокноте и делал важный вид.       - Может, прекратим всё это? – Джин поставил кружку на столик и подошёл к Казуе.       - Что именно? – спросил парень, вырисовывая иероглифы на помятой страничке.       - Весь этот цирк, - уточнил Джин и вырвал из рук Каме блокнотик. Страницы и переплет блокнота с треском порвались, кусочки бумаги разлетелись по ковру.       Каменаши испуганно глянул на Аканиши, а того мелкой дрожью трясло с головы до ног, в точности то же самое происходило и с Казуей. Карандаш выпал из руки и закатился под кресло.       - Возможно, для фильмов ты и подходишь, но передо мной ты – никудышный актер, - сощурил глаза Аканиши и навис над парнем. – Я тебя знаю, как облупленного, но ты всё равно пытаешься обмануть меня.       Руки Джина внезапно оказались в ладонях Каме, длинные пальцы с силой сжали небольшие ладони и придавили к спинке кресла. Каме смотрел на Джина и боялся пошевелиться, глаза его бегали туда-сюда, пытаясь понять настрой парня, но тот, как притаившийся зверь, замер и молчал.       - Джин… - шепнул Каме.       - Помолчи! – грубо оборвал его Аканиши, склоняясь к самому лицу. – Ты можешь обманывать кого угодно, но только не меня… - покачал он головой и коснулся лбом лба парня, тот вздрогнул.       - Остановись, Джин, - попросил Казуя вполголоса.       - Ни за что, - возразил он и прихватил губы Каме, тот и ахнуть не успел, как его уже целовали. Или он целовал? Казуя прикрыл глаза и потянулся навстречу. Джин прав: Каменаши может обманывать весь мир, но не Аканиши и не самого себя. Эти двое знают всю его подноготную, и Каме сорвал маску. Он с силой высвободил свои руки из цепких узловатых пальцев Джина и, обняв его поперек туловища, привлек к себе, а Аканиши, не удержав равновесия, завалился на парня.       - Вот видишь, - шептал Джин, ликуя. – А всё строил из себя ледышку, - Аканиши наклонился к его шее и принялся осыпать напрягшуюся жилку пылкими поцелуями. – Ты такой глупый, Каме…. Пытаешься меня такой фигней провести, - Джин приподнял футболку Казуи и теплой ладонью погладил парня по животу, тот невольно его втянул, а ладонь пошла выше к груди, сжав сосок, Аканиши осторожно его покрутил, а Каме замычал и сильнее сдавил губы.       - Джин, - резко прервав поцелуй, выдохнул Каме. – Перестань, Джин… Не надо…       - Я люблю тебя, люблю, - как безумный, шептал Аканиши, оттягивая ворот майки и покусывая ключицы. – Мой, только мой, - как обезумевший, шептал Аканиши, вдыхая запах его кожи.       - Прекрати! – твердо произнес Каме и отодвинул от себя Джина, тот растерянно посмотрел на Казую, не понимая, что пошло не так. – Мы уже расстались Джин, и нам не стоит этого делать… - Каменаши отвел взгляд, не решаясь встретиться со взглядом Джина.       - Неужели у тебя не осталось чувств ко мне? – не верил Аканиши. – Эй, Казуя! Я не верю тебе!       - Придется поверить, Джин, - Аканиши отстранился и медленно осел на пол у ног Каме. Казуя поправил майку и кардиган и обхватил себя руками. – Тебе лучше уйти, - сказал Каме.       - Ты кого-то ждешь? – тот не ответил и прикусил губу. – У тебя уже кто-то появился, да?       - Джин, мы расстались, и я вполне мог начать встречаться с кем-то…       Звук захлопнувшейся двери заставил их вздрогнуть. Неожиданный гость закрыл за собой дверь, снял ботинки и, шелестя пакетами, двинулся в гостиную.       - О, Джин, привет! Давненько не виделись! – улыбнулся им парень и прошел на кухню, чтобы выложить продукты в холодильник. – А чего ты Джин на полу сидишь? Простынешь же…       - Извини, я уже ухожу, - обратился он к парню. – Мне просто нужно было кое-что передать Казуе.       - Вот как, - задумчиво протянул он. – Но ты приходи, мы всегда рады с тобой повеселиться.       - Да, конечно, - улыбнулся Джин не слишком правдоподобно и направился в прихожую.        В этом доме ему больше нечего было делать. Ямашита не только имел у себя запасной ключ от квартиры Каме, но и продукты приносил, как к себе домой. На ватных ногах Джин дошел до лифта. Он даже не заметил, как оказался на парковке. Закрывшись в машине, Аканиши обхватил руками руль и положил на них голову. Слезы, обжигая кожу, катились одна за другой. Это конец… Самый настоящий конец… Он потерял даже любимого… В груди невыносимо болело, в ушах шумело так, что невозможно было расслышать ни звука. Прошло несколько часов, прежде чем Аканиши завел двигатель и уехал прочь.       - Ты ему рассказал о нас? – осторожно спросил Томо, сервируя стол к обеду.       - Не совсем… - неопределенно ответил Казуя. – Но он не дурачок. Мне кажется, он сам всё поймет…       - Хотя я еще не получил от тебя ответ, так что, наверное, еще рано говорить «мы», - смущенно рассмеялся Ямашита, почесав в затылке.       - Я пойду покурю, - сказал Каме и, прихватив с собой пачку сигарет, двинулся на балкон.       Жуткий холод пробрал до костей, пальцы вмиг замерзли. Вдыхая табачный дым, он вспоминал привкус горьких поцелуев Аканиши.       - Что я наделал? – простонал Каме, запуская руку в отросшие волосы. – Что же я натворил?       Вдыхая табачный дым, он смотрел куда-то вдаль, в чащу из бездушных высоток. Каменаши закрыл глаза и сдавил переносицу. Перед глазами встало лицо Джина. Он смотрел на Казую осуждающе, удивленно и грустно. Они многое прощали друг другу, через многое прошли, но редкие встречи вымотали Казую, и он решил, что пусть лучше будет один, чем вот так. На душе была пустота: боль, тоска и жалость к Джину куда-то испарились. Он чувствовал себя болванчиком, пустышкой. Снова претворяться перед всеми, нацеплять маску, чтобы никто не спрашивал, что с ним. Откинув голову назад, он прижался затылком к шершавой стене. Закрыв глаза, он почувствовал холодный западный ветер, уносивший с собой остатки тепла. По щеке скатилась горячая слеза, а за ней еще одна, и ещё. Казуя просидел на балконе почти полчаса, тихо оплакивая свою любовь к Джину, пока Ямашита не отправился проверить, почему тот не возвращается.       - Казуя, простынешь ведь, - Голова Томохисы появилась в балконной двери. – Пошли ужинать.       - Да, уже иду, - беззаботно отозвался Каме, благодаря сгустившиеся сумерки за темноту, что спрятала его чувства и слезы.       - Хорошо, - кивнул Томо и исчез.       Сделав несколько длинных затяжек, он глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя и успокоиться. Нацепив свою самую очаровательную улыбку, он смахнул слезы и вернулся в комнату, оставляя тревоги и боль за закрытой дверью.