***
Рим заглядывал ко мне раза два в неделю, увидев у меня небольшую библиотеку книг и приставку с огромным телевизором, он зачастил, его визиты стали каждодневными. Сначала я злился, ведь нарушался мой покой, а сериалы это святое. Но когда выяснилось, что он тоже любитель сериалов и эта любовь у нас одна, я был в восторге. Когда нашлась точка соприкосновения, стало легче в общение, стало, как говорят, по маслу и он даже перестал мне мешать. Признаюсь, жизнь приобрела новую краску, как будто в моей жизни появился ещё один стоящий сериал, но это было даже мощнее. В сто раз мощнее. Не похвастаюсь наличием друзей. Их у меня никогда не было. Я не понимал своих сверстников, будто я жил в параллельном мире, но этот парень был с моей планеты. Даже работать стало легче, так как знаешь, что вечером будут тёплые посиделки за просмотром сериала и бурное обсуждение после. У Рима был неплохой вкус в сериалах и фильмах, и я надеялся, что, благодаря ему, мой список сериалов пополнится качественными работами. Я заметил, что Рим совсем не выходил из дома. Хоть я и любитель посидеть дома, но не лишал себя удовольствия прогуляться в хорошую погоду по парку. Когда ты из скукоженнойпоганки, которая укрывалась под мхом долгое время, превращаешься в человека и дышишь свежим воздухом. Рим гулять не любил. Чтобы вытащить его на улицу нужен был как минимум час убеждений и щепотка унижений для действенности. На улице он почти превращался в вопросительный знак, в ту самую замершую скрюченную поганку. И каждый раз я пытался его растормошить, но он лишь скручивался сильнее и становился невыносимым. — Ты вообще выходишь из дома? — Нет. — Даже в магазин? — Даже. — А как же продукты? — Что-нибудь о доставке еды слышал? Или курьерской службе? — Так нельзя. — Ты мне не мамка, чтобы говорить, что можно, а что нельзя. На улице он становился совсем невыносимым, плевался ядом, не поднимая головы. Не знал, что бывают такие люди, ненавидящие мир или боящиеся его. Я все время хотел понять его, почему он так нелюдим. Ведь он отличный парень, умный и интересный. Когда я спрашивал его о личной жизни, о планах он всегда резко отворачивался и невнятно что-то отвечал. Лично я обхожу новые знакомства потому что быстро привыкаю к людям, а потом, когда в них разочаровываюсь долго болею и не могу быстро прийти в себя. И если со мной все было ясно, то Риму я хотел помочь с этим. — Тебе нужно расслабиться и отбросить все свои комплексы. Забудь о людях и то, что они думают. Никто не думает о тебе, каждый думает лишь о себе и снова о том, как о нем подумают другие. Это замкнутый круг закомплексованных. Но не забрасывай себя, ты классный парень, с тобой есть о чем поговорить и как бы меня не раздражала эта чёртова маска на твоём лице, ты её когда-нибудь снимаешь вообще нет? — в какой-то момент я понял, что за продолжительное общение, так и не видел полного лица. Не то чтобы меня это заботило. Видимо изначально было плевать, но почему-то сейчас это меня злило. — Сними её. Ты так много торчишь у меня, что давно уже обменялись всемивозможными вирусами. — С ней мне комфортно, если хочешь увидеть моё лицо могу принести фотки. — Что за чушь? Ты совсем обалдел? Какие нахрен фотки, когда ты здесь предо мной. А ну снимай! — И не проси, если будешь настаивать, то мне придётся уйти. — Что за хрень? Ты что-то там прячешь что ли? Два носа или может быть три губы? Или у тебя школьные усики — это не страшно, я готов — усмехнулся я. — Это не страшно, смотря на мир люди чего с собой только не делают чтобы выглядеть как уроды. Я уже направился к Риму, чтобы стащитьс лица маску, когда он закричал: — Не смей! Стой! — он сорвался места, ударив своим плечом моё. Я остался в квартире один. — Люди больные на голову, и они везде. — выдохнул я. Что же у него там. Теперь я не усну пока не узнаю, что он там скрывает, а он точно скрывает.***
Рим исчез. Он не появлялся больше месяца. Конечно я переживал и заходил к нему после работы, однако меня встречало сухое «уходи». Во всяком случае он был жив и здоров, я приходил поговорить с ним, и как бы глупо не звучало восстановить наше общение. Я был эгоистом, меня лишили чего-то светлого в жизни, и я шёл это хорошее возвращать. Но мои попытки поговорить не приносили никаких результатов. И я понял, что ничего не добьюсь и бросил эту затею. Опять болеть. К хорошей компании быстро привыкаешь, моё одиночество больше не приносило мне былого удовольствия, теперь же у меня ныло где-то в теле. Как сквозная дырка, настолько маленькая, что не понятно откуда, но ноет. Мне его не хватало. Какой ужас. Прошла ещё неделя, и я был бы рад сказать, что все отошло, и вернуться в мою колею было приятно, но нет. Вся эта ситуация не выходила из головы. Но однажды все резко изменилось. Я отчётливо помню эту точку переворота. Вернувшись с работы, уставший как собака, приняв душ и устроившись поудобнее на диване, я начал приводить мысли в порядок. Как как тут прозвенел звонок в дверь. Я подпрыгнул от неожиданности. Сраные бабочки или что там у меня могло порхать, зашевелилось внутри. Давно не испытывал такого, если испытывал вообще. — Да. — бросил я, открыв дверь. — Это я, открой. — Опять сантехника полетела? Или шкафы на кухне упали? — я имел право поязвить, хотя на самом деле был ему рад и встревожен, что же такое случилось, что он пришёл ко мне сам. Я открыл дверь и впустил убитого Рима в квартиру. Он уткнулся головой в мою грудь. Я даже не знал, как на это реагировать, но понял одно, что ему нужна поддержка, его нужно обнять, что я и сделал. — У тебя все хорошо? — поглаживая его волосы, я задал наитупейший вопрос, но лишь для того, чтобы дать человеку сигнал для старта выговориться. Он мотнул головой. Его горячее дыхание обжигало кожу даже через его маску, и я почувствовал, как его руки сомкнулись за моей спиной. — Ты хочешь поговорить? — дал я ему ещё один сигнал. — Нет, давай посмотрим фильм. Видимо сдавило одиночество, и он просто хочет отрешенно посмотреть фильм. — Я не против. Мы выбрали старый вестерн, взяли по пиву и уселись смотреть. На протяжении фильма мы не перекинулись и словом, даже не посмотрели друг на друга. Я проснулся не совсем понимая, что происходит. Видимо я заснул во время фильма, и телевизор после завершения фильма выключился. Я вспомнил, что смотрел фильм вместе с Римом. Он спал на моем плече, мирно сопя. От его близости я впервые ощутил приятное волнение и желание. Желание? Желание чего? Чтобы он как можно дольше не просыпался, и вот так мирно спал рядом. Я не был гомофобом или геем. Уже в юном возрасте я понял, что все зависит от человека. Будет это женщина или мужчина, неважно. Главное, что это будет мой человек. Понять это помог мой старый и единственный друг. Это было мое первое место работы, и первая дружба. Мой друг был философом, мы вели долгие разговоры. Он казался таким мудрым, мне нравился его взгляд на жизнь и хотелось быть как он. Где интересно он сейчас. После института, он уехал в Китай. И созваниваемся мы с ним редко. Разглядывая половину лица Рима, моё любопытство нарастало. И несмотря на то, что я понимал, чем обернулась прошлая попытка снять маску, и так же понимал если человек захочет сам расскажет и покажет, все разумные доводы ушли на второй план, когда голое любопытство уже управляло мной. Оно твердило, если не сейчас, то другого удобного случая может и не быть. Осторожно, чтобы не разбудить парня, я подхватил пальцами краешек и тихонечко начал снимать его, поочередно с каждого уха. Передо мной открылось полное лицо Рима. В какой-то момент я даже перестал дышать. Его лицо было обезображено. В рубцах от ожогов, в некоторых участках кожа была в виде застывших подтеков, словно разъевшаяся. Неаккуратные швы, видимо рваных ран, деформировали лицо. Нос слабо напоминал нос, видимо то что успели собрать, непонятно было что у него с губами, скулы не были отчётливыми. Начиная со лба у него было красивое лицо, с красивыми голубыми глазами с зелёным оттенком, а потом начинался ужас. Я испугался, но более того мне стало ещё больше жаль парня. Теперь все встало на свои места и его отношение к жизни, и отсутствие личной жизни, планов, доставка еды. Но появилось ли у меня к нему отвращение? Нет. Вот что странно, чем больше я разглядывал его лицо, тем спокойнее мне становилось. Я сам был от себя в шоке, так как мне захотелось прикоснуться губами к его лицу, чтобы ему не было так больно. Что же это со мной такое. Почти коснувшись его, я встретился с голубыми глазами Рима, которые спросонья смотрели на меня с вопросом, который быстро перерос в ужас. Его глаза стали как блюдца, он схватился руками за лицо, не зная куда деться, он начал метаться на диване, давясь воздухом то ли от возмущения, то ли от испуга. Я сразу понял, что если он выскочит, то увижу я его точно не через месяц и не через год. Нужно делать все здесь и сейчас. Быстро сориентировавшись, я схватил его и прижал к себе. — Что ты наделал? Отпусти! Какого черта ты сделал? Как ты посмел, пока я спал! Так не честно, ты воспользовался моментом, как можно быть настолько отвратительным? — вырываясь, кричал Рим. Хотя получалось у него слабо, так как он со всей силы сжимал свое лицо обеими руками. — Я тебе доверился, моя маска моё личное пространство, которое ты сорвал с меня, не имел право! Я тебя ненавижу! Ты урод последний! — голос его дрожал, почти пропадая после крика. Моя футболка начала намокать горячими слезами. — Тише, тише. Всё же в порядке. Я тебя не гоню, не кричу от ужаса. Прости меня, что получилось это так. Но ведь ты злишься только потому что боишься. Бояться нечего. — я ослабил хватку, а он перестал свои слабые брыкания. Через минут 10 без движений, он задает свой главный вопрос. — Ты прав. Я тебе противен? — Если бы ты был мне противен тебя не спасла ни маска, не лицо. — Я не знаю что и ответить. — Ничего не говори. Помолчи уже немного, а то слишком много шума и воды. — по-доброму упрекнул его я. — И вообще тебе разве не говорили, шрамы украшают мужчин. — Ты это сейчас серьёзно? — Прости, никогда не умел шутить, чтобы поддержать и разрядить обстановку. — И не пытайся больше. — Он уткнулся мне в шею, тяжело дыша, после плача. Я не знал, что делаю, но почему-то мне показалось, что именно сейчас я делаю что-то правильное. Я взял его лицо и начал покрывать поцелуями. От неожиданности он весь напрягся, но чем дальше все заходило, тем больше он расслаблялся в моих руках. Целовался он неумело, лишь давая мне свободу действий. После продолжительных поцелуев, он начал таять, тянувшись несмело руками к моему лицу. Мы пролежали так всю ночь.***
Хорошо, что впереди были ещё целые выходные. Он принял у меня душ и взял мои домашние вещи, отречено ссылаясь на лень. После завтрака мы завалились на кровать, он залез ко мне, словно хватаясь за спасительный жилет. Сейчас он казался мне ещё меньше своих лет, и я постарался по-быстрому выкинуть эту мысль из головы. Я не знал расскажет ли он мне о событиях того времени, последствия, которые отразились на его лице. Не знал, стоит ли спрашивать, возможно он соберётся и сам начнёт. Но видимо, прочитав это на моем лице, он начал рассказывать обо все по порядку. Он учился в училище, его внешность была немного женственной, о чем ему говорили не только парни, но и девушки. И в какой-то момент он решил сменить образ, чтобы его воспринимали как брутального мужчину. Он коротко подстригся, начал ходить в спортивках, начал «быдлить», связался с «крутыми ребятами», как ему казалось мнение о нем начало меняться. Однако он совсем не понимал куда его затягивало. Они ходили на драки, выполняли какие-то мелкие поручения, передачи какого-то товара, дела становили все опаснее и опаснее. Риму все это не нравилось, он понял, что совершил ошибку, но выйти из «братства» не такая лёгкая задача. — Но почему лицо? — как мне показалось, уродовать лицо как-то слишком лично. — У босса был младший брат, который все время ходил со мной. Потом начал клеить меня, я его послал. А он на всю голову двинутый псих, повидавший с малых лет дельцов братца. Нагнал на меня братву, что я предатель и все поехало, чем больше братец врал, тем больше сломанных конечностей у меня было. В какой-то момент он ворвался ко мне домой с людьми брата, прыгал как обезьяна, кричал и смеялся. Я так никогда ещё не боялся, как тогда. В итоге, мужики меня держали, а этот кромсал моё лицо, подливая кислоты в огонь. Как я орал, я думал, что умру от боли. Даже не припомню терял ли я сознание и как попал в больницу. Мне было непередаваемо адски больно, и мне хотелось быстрее уже откинуть коньки. Эта падла уничтожила все шансы на счастливую жизнь, кому будет приятно лицезреть это, — он показал на свое лицо, — рядом с собой. Месть а-ля «не доставайся тогда никому». — выдохнул Рим. — Мне будет. — Что будет? — Я бы с удовольствием лицезрел тебя рядом с собой. — сказал я ему в макушку. От этих слов стало тепло даже мне. — Ты вообще на голову больной, я не понимаю тебя. Я бы не стал… Я бы не смог с таким как я. Скажи почему? Тебе стало меня жалко? — сказал он, при этом я почувствовал, как он весь напрягся. Не дав мне сказать и слова, он продолжил: — Если это все из-за жалости, то мне такого не нужно. Каким бы я уродом не был, у меня тоже есть гордость. И я предпочту одиночество, если только жалость двигатель всего этого. — Болван! -усмехнулся я, — Я не из тех, кто из-за жалости готов отдавать свое время и себя на людей, которые мне не интересны. — Спасибо. Время шло, он расцветал на глазах, и я был этому безмерно счастлив. Теперь на убеждения выйти погулять уходило вдвое меньше времени. На улицу он выходил в маске, но дома он ходил без нее. Сначала держал все время голову опущенной, и я заколебался ему что-то говорить. Я решил, что нужно изменить подход, а то у Рима скоро будет искривление позвоночника. Как только я видел, что его голова опускалась ниже допустимого, я подходил приподнимал его подбородок, так чтобы он выпрямлялся, когда тянулся за поцелуем, хорошо, что я был выше. Ещё долго он закрывал лицо руками, когда мы смеялись или что-то обсуждали, его комплекс сидел глубоко. Но это прекрасное чувство любви и нашей общей любви к сериалам. Я не думал, что смогу быть настолько счастлив. Он перебрался ко мне и начал ремонт в своей квартире. Он хотел ее продать, но я предложил ему о сдачи в аренду. Он поделился со мной о мечте, жить где-нибудь у моря, в маленьком городке. — Слишком банально. — Ты ничего не понимаешь, там бы мне не пришлось скрываться. — Да и здесь тебя никто не заставляет. — Для тебя это все так просто, я однажды тоже решил, что мне плевать на мнения чужих. Когда я поехал в магазин, чего я только не услышал в свой адрес и «охов», и «ахов», и ругательств, я не думал, что дойдет до бросаний камней. — Ничего себе, я знал, что наши люди не слишком толерантны, но чтобы камнями. У нас ведь не 18 век. — Скажи это остальным. На самом деле я так устал. — Эй ты чего, не раскисай. Накопим денег и уедем к морю, я там никогда не был, может поэтому мне не понять, как это. — на мои слова он рассмеялся. — На эту историю у меня есть отличный фильм, там тоже говорят о море, «Достучаться до небес» называется. — Сегодня обязательно посмотрим, поехали в магазин? Мы ехали в полном автобусе, и как-то так получилось что стояли по середине. Он не доставал до ручек и держался о края моей расстегнутой куртки. Он не любил помещения полные людей. Озирался по сторонам, и я по глазам видел, что ему плохо. — Потерпи немного, скоро уже наша будет. — в ответ он лишь устало кивнул. Народ начал спускаться ближе к выходу и нас прижали очень сильно, Рим повернулся ко мне спиной, так как ему было неудобно стоять. Перед ним стоял парень с большим рюкзаком. Мне было смешно, смотреть, так как всем своим видом Рим ворчал, я даже почти услышал его голос в голове, о том, как можно в полном автобусе не снимать рюкзаки. «Мелкий ворчун», мысленно улыбнулся я. Пытался разглядеть, где мы проезжаем в замёрзших окнах, я не понял, что произошло, когда увидел растерянного Рима. Его маски на лице не было, и он был не готов к этому. Видимо рюкзаком зацепил, потому что он почти уже целовался с ним. — Только без истерик и паники. — начал успокаивать его, как можно тише чтобы не привлекать лишнее внимание. Нас прижали настолько что он не мог вытащить руки, лишь повернулся вокруг своей оси ко мне лицом, одной свободной рукой я прижал его к груди. — Все хорошо, я тебя закрою. — он уткнулся ещё сильнее в мою грудь и сжал мои руки. Как маленький. Как будто укол делаем в первый раз, подумалось мне. В этот момент мне захотелось стать для него отцом, братом, другом, любимым, его семьей, целым миром в котором он смог бы утонуть.