«Императрица».
В детстве, когда ей снились кошмары, Акаши вскакивала с кровати и шла в соседнюю комнату, плакалась в шелковую ночнушку мамы, ложилась между ней и папой, и все страхи уходили. Папа всегда называл ее принцессой, а мама — воином. Она была уверена, что Сейджуро ждет великое будущее, что она будет лучшей из лучших. Однажды малышка нашла фотографию, на которой папа стоял с ярким оранжевым мячом и улыбался, и захотела также. Конечно же, мама ее поддержала. И поддерживала до самой смерти, загибаясь с каждым днем от опухоли все больше. Отец переехал в другое крыло, сплавил дочь в Токио и всячески отгородился, и тогда, вероятно, Сейджуро «погибла», заменяясь жутким «Акаши-сама», как ее называли все лицемерные люди. Теперь кошмары приходилось запивать водой и успокоительным. В средней школе ее звали «юной госпожой», опасаясь громкой фамилии и богатств семьи. Тогда же появилась еще более глупая кличка — «императрица», это ж надо придумать — но противный голосок внутри гладил ее по головке и нашептывал: «Так и надо». Особенной ее не считали разве что сокомандники, которые ценили талант, аналитические способности и дико низкий дриблинг. Потом все пошло по пизде, и голос в голове перестал шептать, начиная кричать и биться в истерике, разрывать к чертям собачьим маленькую черепную коробку. Акаши понятия не имела, где заканчивается кошмар, где начинается реальность, почему все утекает песком сквозь сжимающиеся от боли кулаки. Когда Акаши почувствовала себя пассажиром в своем же теле, а напротив стоял Куроко и грустил, она буквально кричала: «Спаси меня! Спасиспасиспаси!» А Тецуя просто ушел, испугался, бросил. И за это «Императрица» его никогда не простит. Наколет на ставшие так быстро любимыми шпильки.«Стерва».
Родителей Мидоримы Шинтаро никогда не было дома: они были чуть ли не лучшими врачами во всем Токио. Поэтому Шинтаро быстро научилась развлекать себя сама, следить за собой, а в будущем — за младшей сестрой. Однажды родители неожиданно уехали на почти неделю в другую страну на какую-то медицинскую конференцию, и Шинтаро подумала, что их бросили. Ее сестренка сказала также, причем с таким жутким облегчением, которое она и сама чувствовала. А ведь малышке было всего пять. В вечно пустующую квартиру можно было, конечно, водить друзей, вот только Мидорима не умела дружить — слишком умная и образованная, ее не устраивал пустой треп. Да и ее собранность и статность девчонок обычно бесила. В средней школе ее прозвали «зубрилкой» за то, что она единственная написала первую в триместре контрольную на все сто баллов. И Шинтаро могла бы вечность проклинать тот день, ведь именно тогда ею заинтересовалась Акаши, приглашая в баскетбольный клуб. На втором году, когда «власть сменилась», а их команду начали отделять от понятия «баскетболисты Тейко», ее назвали «стерва» и никак иначе. Шинтаро лишь закатывала глаза, взмахивала длинными волосами и вколачивала мяч в кольцо с такой силой, что близстоящие девушки ее боялись. Дура-Мурасакибара, которая ей никогда не нравилась («Даун».
В своей семье Атсуши была самой младшей — три старших брата и сестра. Мама у нее тоже была уже почти почтенного возраста, что служило поводом для обзывательств. В садике ее называли дурой, в младшей школе — амебой. Когда по блестящему паркету покатились болты, а красное кольцо было с корнем вырвано ее же руками, люди решили придумать что-то более обидное. «Даун» прижилось слишком быстро. И некому было отстоять честь хрупкой девушки, которая даже сдачи дать не может — боится сломать. Потом все начали ленится, а чем Атсуши хуже? Она, может, тоже не хотела ходить на тренировки и слышать комментарии о своей фигуре. Но, сказав это все Ака-чин, та нахмурилась и выдала: «Ты что, не понимаешь?» И это было обидно. Будто бы ее лучшая подружка тоже считает ее безмозглой, тупой, ненормальной. Мурасакибара молилась, чтобы их остановили тогда, чтобы пришел вечно сглаживающий углы Куроко и успокоил всех. Но Куроко лишь встретился с Ака-чин, новой Ака-чин, и все стало необратимо. Было плохо, настолько сильно плохо, что «Даун» никогда не простит обидчика. Раздавит.«Курица».
Да, у Кисе от природы были блондинистые волосы. Да, вся ее семья — айдолы. У нее на роду было написано — будущая звездочка. Но сердцу ведь не прикажешь, сердце лежало к спорту, вот только какому — долгое время было вопросом. Потом появилась порхающая по полю Аомине, и баскетбол как-то незаметно вытеснил все остальное. Рета настолько заигралась, что даже не заметила, когда все стали смотреть на них такими глазами. Полными ненависти и страха, почти животного ужаса. Рета лишь улыбалась и сверкала, истинное лицо своей команды. Ей было все равно на все эти «блонди», «тупая овца». Чуть менее обидно было слышать «курица», но кто-нибудь всегда говорил, что это не так. Потом все посходили с ума, один лишь Куроко, волшебный Куроко в глазах Кисе оставался идеалом спокойствия. Она спросила его, соглашаться ли на серьезный контракт, отнимающий часы тренировок. Он сказал: «Да». Да, она все еще «дура тупая» и «овца драная». Но «Курица» никогда не забудет того чувства разочарования, когда розовые очки спали. Она ему глаза выцарапает своими ноготочками, выклюет сердце.«Монстр».
У Дайки никогда не было мамы. Она бросила их с отцом, когда Дайки еще даже под стол пешком не ходила, а ползала. Не сказать, что Аомине это волновало — отец постоянно водил ее в участок или придумывал какие-нибудь подвижные игры. В пять лет она играла с мальчиками с соседних дворов в салки и случайно столкнула девчушку, расшибив ей лоб. В травматологии она узнала, что девчушку зовут Сацуки, и они как-то само по себе подружились. Другие девчонки с ней дружить не хотели — звали «пацанкой», а в тайне завидовали, что на нее все мальчишки внимание обращают. Дайки очень нравился стритбол, она прекрасно чувствовала себя с резиновым мячом в руках. Тем лучше было, что в ближайшей к дому школе был баскетбольный клуб. Да и подначивать девчонок, которые пеклись по поводу ногтей или боли в мышцах, было весело, они вызывали просто неконтролируемый прилив смеха. Потом ее перевели в первый состав. И вот там девушки не ныли по поводу большой нагрузки или вспотевшей от бега майки. И это было лучшее время, мирные деньки в компании подруг, которых Дайки все это время, кажется, не хватало. Потом появился Тецу, в которого все почему-то втюхивались чуть ли не с полсекунды. А потом, на игре против одного из лучших защитников среди средних школ, ее назвали просто и лаконично — «монстр». Глупый мальчишка выплюнул ей это в лицо, сдаваясь под натиском Тейко. Тогда ее спас сенпай (хотя она и надеялась на поддержку от Тецу). Через год монстром стали называть не только ее. Каждый мечтал закопать их носом в оскорбления, повозить по этой грязи, но никто не мог дотянуться до силы и таланты. Аомине больше не хотела играть. Но так ждала, что хотя бы Тецу скажет ей, что она совсем не чудовище. Не сказал, бросил. И «Монстр» костьми ляжет, но втопчет этого паренька в землю мордой. Ведь победить ее может лишь она!«Никому».
Женская дружба — странная вещь. Многогранная и лишенная всякого сочувствия, она губит тысячи девушек чуть ли не каждый день. Были одни подружки, которых женская дружба держала якорем. В журналах их звали «Поколение Чудес» — женская команда, участвующая в смешанных соревнованиях. За глаза их называли «Твари». Ужасные чудовища, монстры. — Эй, Шин-чан, все хорошо? — спросил Такао, пытаясь расшевелить подругу. А Мидорима сидела как вкопанная, дыша через раз. Где-то вдалеке, сквозь всеобщий радостный гвалт, она слышала лающий смех Кисе, захлебывающейся в истерике, жуткий рев Аомине, стучащей по сиденьям, видела трясущиеся руки Мурасакибары, которая наверняка выронила пачку снеков или леденец на палочке. Он видела Акаши, которая как в замедленной съемке упала на колени, полностью пораженная и сломленная. В средней школе у них были клятвы. Акаши, тогда еще их капитан, украла всю команду с выпускного вечера — все, чтобы ее девочки не смотрели на мило танцующих Куроко и Момои, которые после очередного чемпионского титула сбежали с коробля, как последние крысы. — Нас зовут чудовищами, — пропела тогда Сейджуро, сверкая гетерохромными глазками. Лунный свет из окон прибавлял ей мрачности. — Мы знаем, Акаши. Что тебе нужно? — Мидорима ступила чуть вперед, явно по привычке, из-за чего чуть наступила на подол длинного выпускного платья. В главном спортзале гремела музыка, все веселились и танцевали, наслаждались жизнью. От этого каждой из них, на самом деле, хотелось сбежать, просто повода не было. — С этого момента мы все соперницы, — она уперла тонкие руки в бока, неосознанно все в очередной раз обратили внимание на преступно завязанный корсет ее платья, — и увидимся лишь на чемпионате в старшей школе. — Ну, Акаши-ччи, не так сразу же, — чуть замялась Кисе, потирая голое плечо. В ее обтягивающем платье без лямок она смотрелась слишком органично, девушкам сразу было видно, что ей не нравится. — Ака-чин, удивительно, что мы все расходимся, — Мурасакибара поправила реденький пучок из разлохматившися волос. Она была в шерстяном свитере и платье-камбенезоне, поэтому чувствовала себя чуть ли не лучше всех. — Не говори ерунды, — Мидорима, наконец, смогла вернуть равновесие, и теперь крутила в руках кончик длинной косы, — сильных смешанных команд среди старших школ не так много. А в женский баскетбол нам дорога заказана — нет кого-то нашего уровня. Послышался смачный зевок — Аомине перевернулась на бок на сцене — и глухой стук: — И каждая из нас даже на секунду не задумалась, чтобы пойти в одну и ту же школу с другой. Потому что мы друг друга ненавидим, — Дайки оскалилась (конечно, единственная пришла в шортах, да и полмероприятия продрыхла), — хотя нет, мы слишком сильно друг друга любим, но еще больше мы любим себя. — И всем нам надоело звание «Поколения Чудес». Каждая считает: «Я здесь самая лучшая!» Поэтому я хочу, чтобы мы все столкнулись, — длинные волосы, собранные в два алых хвостика, мирно покачивались от легкого сквозняка. — Будем клясться на крови? — Атсуши от интереса даже достала чупа-чупс из-за щеки. — Ну, почему же? Я всем вам верю, но… — У нас есть еще один повод для обещаний, — улыбка Реты, наконец, перестала быть «журнальной», — мы, девочки, сильнейшие баскетболистки в нашей возрастной категории. И мы не дадим какому-то мальчишке, — это слово она почти прошипела, — мешаться с нашей заработанной потом и кровью славой. Они все подошли друг к другу, гордые и сильные, до ужаса красивые и умные, неповторимые и страшные. Они на мизинцах поклялись в пустом зале баскетбольного клуба, что выяснят, кто — лучший. И что они любой ценой победят Куроко, если ему хватит смелости выйти с ними на одно поле. — Сто игр — сто побед. На самом деле все считали, что сильнейшая — Акаши. Обладающая сразу двумя потенциальными талантами, хитрая и ловкая, она имела все шансы на победу даже с командой, собранной из говна и палок. И сейчас она стояла на коленях, смотрела потерянными красными глазами и плакала, потому что девочки на нее рассчитывали. А Тецу просто взял — и победил. Вырвал сердце с корнем и забросил его в кольцо, промазав. — Шин-чан? Шин-чан! — Не хорошо, — от нервов голова раскалывалась, руки дрожали как после перенагрузки, слезы сами на глаза наворачивались, — мы же… чудовища… монстры… твари… мы не можем проиграть! — она вскочила со своего места и на полной скорости понеслась к лестнице, чтобы кинуться ко всем этим мальчишкам, грудью прикрыть своего капитана. На одном поле снова собралось «Поколение Чудес»: с красными глазами, еле стоящие на ногах, дрожащие от ужаса девчонки, они пытались поднять Акаши, что застыла каменным изваянием. — Никому, — шипели в бреду, — никому.«Нужны».
— Все будет хорошо, принцесса, — скакал вокруг Хаяма, стараясь развеселить лежащую в кровати Акаши. Маюзуми сбоку читал книгу, Лео все плел ей косички из обстриженных еще в начале Зимнего кубка волос, а Небуя пытался остановить моторчик по имени «киса». — Да какая я принцесса? — все улыбалась Сейджуро, облокачиваясь на Чихиро. — Наша, Сей-чан, наша, — сказал Лео и собрал свое творение лентой.***
Мяч плавно скользнул в кольцо, не задев сетки, когда прозвучала финальная сирена. Все вздохнули с облегчением — победа. — Наша Шин-чан просто лапочка, — Казунари обхватил ее за пояс и закружил вокруг себя, приподнимая над землей. Девушка в ответ шипела на него, но по легким ударам было понятно — ей приятно. — Да, лапочка, — протянул тренер, поглаживая подбородок. Капитан кивнул, затем перехватил взгляд ревнующей Мияджи-старшей и стушевался. — А лапочке полагается фруктовая тарелка? — все странно на него посмотрели. — Что? Это ее сегодняшний талисман.***
— Муро-чин, смотри, — Атсуши ворвалась в комнату Химуро и, наплевав на то, что он до сих пор не натянул штаны, тыкала ему в нос листком. Тацуя тихо выматерился себе под нос, попросил ее отвернуться и надел-таки эти злосчастные штаны. Вдохнул-выдохнул пару раз, успокоился и попросил повернуться обратно. Мурасакибара сверкала так ярко, что у него на сердце теплело. — Вот. Она вручила ему листок теста, на котором было написано красной пастой в самом уголочке — семьдесят восемь балов. Не очень-то много, казалось бы, но как долго они занимались! — Умница, Ацу, просто умница! Он не удержался и обнял ее, на что получил нежное и такое женственное поглаживание по голове. Его Ацуши наконец взялась за голову, счастье какое.***
Кисе было плевать на оскорбления — успешная во всем, она быстро научилась фильтровать чужой базар. Но вот на больное тейковское «курица» ее душа отзывалась слишком ранимо. Ну подумаешь парень предложил ей встречаться, а она отказалась. Это ж разве повод обзываться? «А это разве повод плакать?» — Эй, Кисе, ты че… о, — Касамацу заглянул в подсобку и увидел в уголке этот комочек. — Все в порядке, сенпай, — хлипнуло нечто и снова зарылось в коленки носом. — Вижу я твой порядок, — он присел на корточки и погладил ее по голове. Тут же одернул руку — ну нравится она ему, это разве повод пользоваться ее состоянием. — Тренировка скоро начнется, а ты тут сидишь. Парень отшил? Грубо и резко, Юкио. Просто умница. — Нет, — всхлип, — это я его отшила, — вытерла глаза рукавом рубашки, — а он меня курицей назвал! — и снова в слезы. Касамацу, работай давай, тут девушка плачет. — И ты из-за неправды плачешь? — А разве это неправда? — она подняла голову и посмотрела на него с такой надеждой, как щенок. — Киса ты. Или овечка белая. Что-то милое и пушистое точно, — и протянул руку. А на следующий день уже вся команда называла ее только «киса» или «кисунь».***
— Скукота, — Дайки сцепила руки в замке на затылке и откровенно зевала, наблюдая за игрой третьегодок. Вакамацу сбоку от нее только собирался разразиться гневной тирадой, как между ними встал Сакурая, извиняясь перед всеми сразу. — Дайки-сан, кушать пора, — промямлил он и указал в сторону раздевалки, где оставил бенто. Аомине кивнула и прошла мимо, легонько чмокнув паренька в щеку. — Не умри здесь, Сакурай-кун, — посоветовала пробегающая мимо Имаеши, подняв его челюсть, которая звонко так щелкнула. — О тебе напишут книгу, Ре, — запричитал Вакамацу. — Так и вижу: мировой бестселлер «Приручение монстров в диких условиях»! Бледный парнишка посмотрел на него как-то угрожающе (не иначе как у Шоичи понабрался). — Ну какой она монстр? Зайка просто. Милая, — он почувствовал руку на своем плече и икнул, — зайка, — прошептал на выдохе. Аомине склонилась над его плечом, вцепившись до побелевших костяшек. Кажется, даже мухи в зале замерли. — Ре, — она будто бы подавилась. — Это, ну, спасибо. И снова чмокнула в щеку. А потом сама же и помогала нести бедного парня в медпункт.