***
Всепоглощающее, безжизненное ничего. Оно заползало между ребер, въедалось изнутри, атаковало. Без причины, без следствия задерживает толстую мохнатую лапу на твоей глотке, сжимает до хруста, до белых пятен безысходности перед глазами, заставляет вывернуться наизнанку, прочистить каждую клетку. Однообразие, непостоянство мыслей и недоверие душ, как наказание за прошлые грехи, расплата за то, чего априори не совершишь. Пытаясь выбраться из оков сознания, Чонгук глушит какую-то жидкость каждую пятницу, плавает на дне, а такое чувство, что уже прирос к нему, умылся собственной пылью и рассеял себя же теплым дыханием. Одиноко, тоскливо, ужасно, но не на столько, чтобы опуститься до случайных встреч, либо именно на столько, что уже не видишь смысла их искать. Морозно. Как внутри, так и снаружи, иней покрыл сердце, прорастив внутри красивые льдинки, сплетающиеся вечерами в глухую пустоту.***
Середина декабря. Для разнообразия Чон решает заняться танцами, ибо провисание собственного живота на столько же противно, как и исчезновение разума. Студия недалеко, чтобы в пути не было времени на вечные думы, чтобы все быстрее, скорее к точке невозврата, стремиться к ней остервенело, бежать. От себя самого. Персиковые обои и приглушенный свет, замысловатые узоры на оконных рамах. Тихо. Чонгук пришел первый. Неловко. Взглядом бегает по люстрам в имитированном зале. Просторно, отдает стариной, но не вычурностью. Навевает воспоминания, да только непонятно какие. Возможно теплые, как парное молоко от мамы, или светлые, как летний рассвет. Слышится шорох, стук каблуков о паркет. Мужчина-звезда. Вот, что подумал Чон в первые секунды знакомства с Хосоком. Потом, он понял, что чертовски прав. Этот человек, в невообразимо забавном и в то же время элегантном танцевальном костюме, на небольших каблуках, отбивал ритм танго прямо по сердцу. Его танец-Грааль для всего человечества, его мимолётная улыбка - дар богов. Поймать и сделать своим немыслимо, невозможно, считается кощунством для святых. Не для Чонгука. Он зачастил. Зачастил скользить взглядом, останавливаясь на губах, ямочках, шее, устал стоять в стороне, перебирая нужные фразы, вперемешку с движениями, чтобы похвалили, заметили маленького неприкаянного мальчишку. Спасли. Не хочется назад, туда, в середину декабря, желание бьет по вискам, и просит : «сейчас, завра, через год». Чон рядом с ним. Мгновение за мгновением, движение, поворот, поддержка, совместное падение. Музыка стихла уже давно, а он держит его в руках, чувствует, что обретает нечто большее, чем галактики, что взлетает выше, чем в бесконечность. Задыхается, поглощает, внемлет. Поймал бабочку, скомкал крылья пальцами, жесткими от работы, работы над собой, внутри себя. Бабочка оказалась волшебной. Она заискрилась и метнулась прям в душу, врастая в вечный янтарь сердца, куда-то между ребер.