границы

      Если Назар смешает ещё два бокала этой дряни, что на столе поблескивает своим ядовитым окрасом ярко-зелёного цвета, то его должно унести. Но, скорее всего, его просто стошнит, и хорошо, если он успеет добежать до туалета. Дело не в том, что у него плохая переносимость алкоголя. Просто в последнее время он мало ест и мало спит, а усталости всё больше и больше, и она наваливается на него, сковывая сознание и тело невидимыми цепями, которые постепенно сжимаются всё сильнее. Назар думает, что это иронично, ведь цепи набиты у него на шее, прямо на глотке, и возникает ощущение, что этим он себя сковал сам и теперь задыхается.       На самом деле, так и есть.       И нет, дело не в татуировках и уж тем более не в белобрысых пареньках с вечно довольным оскалом на лице. Как у щенков, которых растили, чтобы охранять хозяев и вырывать кусками мясо у недругов при любом удобном случае, но то ли не добили, то ли переусердствовали с поощрительными ласками, поэтому в итоге щенок вырос в собаку, у которой рычание походит на ласковое урчание, а перед тем, как откусить вам половину ебла, она его нежно оближет, измазав слюнями.       Вот у Марка так же. Он кажется таким ласковым и добрым, что аж зубы сводит, но подставлять ему добровольно горло - чистое безумство. И, конечно же, Назар проебался именно с этим.       Наверное, это началось, когда они впервые напились на тусовке, полной незнакомцев, что дружелюбно впихивали им в руки всё новые стопки с обжигающим пойлом, пока музыка в их ушах не превратилась в один сплошной пульсирующий бит.       Да они и сами были незнакомцами друг другу. Назар хмуро разглядывал окружающих и чуть ли не рычал на каждое неосторожное прикосновение со стороны пьяных тел, что толпились вокруг него. Пока Марк раздавал улыбки всем и каждому, здоровался, знакомился, вертелся одним сгустком энергии и жизнерадостности, и не налетел на Вотякова, одарив его своим фирменным оскалом. Тогда Назар не смог его послать и не смог огрызнуться, как всякому до этого. Наверное, поэтому Марк в него буквально вцепился клешнями и заставил выпить "за знакомство", хотя какое знакомство, первые пятнадцать минут Назар был уверен, что это наглое вмешательство в его личное пространство и хотел лишь быстрее сбежать. После вискаря стало как-то легче. Марк всё говорил и говорил, конечно же, больше о музыке, а Назар не мог от него оторваться и глупо шутил, что ещё чуть-чуть и он бесповоротно влюбится. Хотя бы за слова Марка о любви к инди и недостатке нового звучания в русском рэпе.       Кажется, именно тогда первые звенья цепи звонко щёлкнули на его шее, а он этого даже не расслышал, слишком занятый разговорами, которые они с Марком воодушевлённо вели на тесной кухне глубокой осенней ночью под незатихающий шум толпы и музыки вокруг.       Глупый.       Пока собака облизывала его лицо, чтобы после отцепить себе смачный кусок на ужин, он жмурился от удовольствия и лишь сильнее запускал пальцы в её шерсть.       Назару легко вспоминается чувство эйфории, что он тогда ощущал, и, если быть честным, вернись он сейчас в то время - всё равно не смог бы отказаться от Марка. Даже учитывая всю эту херню, которая вцепилась уродливыми стеблями в его внутренности, Марк для Назара - единственно верное решение за всё прошедшее время. Даже сейчас, замученный бессонницей и отсутствием хоть какого-то аппетита, гипнотизирующий взглядом неразбавленный абсент в вычурной бутылке, Назар пошёл бы за Марком. Не отставая ни на шаг.       Вотяков умный парень. Особенно, когда дело касается желаний собственного организма, который в данный момент хочет, кажется, просто сдохнуть, поэтому от выпивки он всё-таки отказывается. А потом видит Марка и теряется на долю секунды. После тянет потрескавшиеся губы в слабой улыбке, машет рукой и встаёт, покачиваясь - ему, наверное, пора уходить. Но как только тело принимает вертикальное положение, внутренности рвутся наружу, и Назару плохо, и он бежит в туалет. Благо, он не забит укурышами и парочками, стремящимися найти хоть какой-то уголок для ебли. Падая на колени, Вотяков думает, что у Марка тоже был крайне уставший вид и взгляд побитой собаки, что опять-таки иронично, а потом его рвёт бесцветной желчью и ему становится немножко не до своих моральных мук. Всегда бы так.       Конечно, он не замечает ни звука открывающейся двери за спиной, ни почти бесшумных шагов. И вздрагивает, когда на плечо кладут холодную ладонь, легонько сжимая. В этот момент, Назару не нужно оборачиваться, не нужно спрашивать - он знает, кто за спиной и кто стал свидетелем его слабости. Даже не слабости, а просто отвратного состояния, до которого он методично себя довёл своими внутренними истериками и страхом быть непонятым. Хотя как не понять, ведь обаянию Марка поддаются все, просто Назар такой неосторожный, что немножко зашёл за край, за границу. Вот теперь и верещит в жалких попытках успокоить сердце и разум.       А Марк, понятливый друг, даже не спрашивает у Назара, в чём проблема. Просто не убирает ладонь и дышит короткими вдохами, будто приходит в себя после бега на длинную дистанцию. Убежать бы ему лучше в обратную от Вотякова сторону, пока тот не натворил делов. Хорошо, что блевать больше нечем и Назару не придётся унижаться ещё больше, пытаясь выкашлять свой желудок перед ним. Достаточно того, что стоит на коленях, утыкаясь лбом на сложенные руки, и весь трясётся в лихорадке, потому что ему нужно обернуться. Ему нужно обернуться и посмотреть в чужие глаза и понять, что Марк это не какая-нибудь хорошенькая девчушка с ладной фигуркой и идеальным музыкальным вкусом. Что он его лучший друг, а Назар действительно умудрился влюбиться в него.       По ощущениям вроде проходит час, а может всего пару минут, когда Назар, наконец, находит в себе силы стряхнуть чужую ладонь с плеча и, пошатываясь, встать на ноги. Он полощет рот холодной водой и игнорирует молчаливую тень позади себя, стараясь в зеркало не смотреть. Ему страшно до дрожи в коленках, но он буквально уговаривает себя, наконец, обернуться.       Вдыхает поглубже, потому что у Марка правда глаза такие чистые и ясные, и смотрит он с жалостью и без капли отвращения, что Назар даже усмехается. Подходит излишне спокойно, кладёт чуть подрагивающие пальцы на гладкое лицо напротив и, прижимаясь влажными губами, буквально чувствует, как внутри взрывается сверхновая. Он не углубляет поцелуя, он даже не пытается уже что-либо доказать - Назар влюблён в Марка, и это, конечно, большой пиздец, но уже слишком поздно, чтобы отвязаться.       Когда он, наконец, вырывается из проклятой квартиры, за ним, конечно же, никто не бежит. Только цепь натягивается туже.