Неприступные

Темная чарующая ночь захватила власть над небесами, окрашивая небо в сине-черный цвет, распустила верных всадников-звёзд, которые огромными скопищами распространились по всему ареалу, освещали серебряными латами своих тел путь во тьме. Была летняя, ясная и теплая погода. Дневной зной потихоньку уступал место прохладе, температура заметно опустилась, подчиняясь приказам ночной правительницы. Кроны густых зелёных ветвей шевелились от ветра, создавая страшный гул. Старые сухие сучья деревьев трещали и обламывались, падая на пересохшие листья на земле, преобразованные в перегной, который благоприятно влиял на почву. Лес жил по своим законам, обогащаясь от сезона к сезону, в нем один жизненный цикл заканчивался, чтобы начинался новый. Лесище обо всем знал, многое видал, способный предугадывать будущее. А ещё, он хранил и оберегал истории жизней его обитателей и гостей. У ствола огромного разросшегося клена, лежала мужская по очертаниям фигура, прислонившись к могучему и старому дереву. Мужчина одет в магическую мантию с капюшоном, который частично скрывал лицо, укутанный тёмно-коричневым пледом, чтобы не замёрзнуть и не простудиться в прохладную летнюю ночь. Незнакомец спал глубоким сном, предаваясь во власть чёрно-белых картин прошлого. Глаза прикрыты, губы плотно сомкнуты, брови хмурились от кошмара, терзавшего его. Женская фигура, принадлежавшая его спутнице, медленно приближалась к незнакомцу, стараясь его не потревожить. Ее ноги аккуратно ступали по траве и сухим листьям, не издавая лишнего шороха под своим весом. Когда она оказалась совсем рядом, то остановилась в паре шагов от спящего, внимательно окинула взглядом старый клён, после обратив внимание на мужчину. Его сон явно был тревожным: лицо хмурое, зрачки через закрытые веки хаотично двигались, пальцы непроизвольно сжимались, дыхание прерывистое. Девушка медленно опустилась перед ним на колени, протянула руку к капюшону, схватившись кончиками пальцев за край, осторожно убирая его с чужого лица. Накидка плавно заскользила, падая с головы на плечи, открыв заостренные уши мужчины. Девушка, довольная собой, усмехнулась, расплываясь в улыбке. Это была ее маленькая победа над занудным эльфом. Много раз она проигрывала ему, когда тот спал, но всегда просыпался, стоило ей оказаться в двадцати пяти шагах от него. У колдуна острый и четкий слух, но в этот раз не услышал ее приближения. Так Цирилла пыталась доказать Знающему, что сама способна о себе позаботиться в побеге от Дикой охоты. Упрямый эльф и слушать не стал, сказав что-то о ее уникальной силе в крови, она представляла опасность, пока не обуздает ее в себе. Как бы девушка не пыталась отвязаться от колдуна, ничего не выходило. Так он стал для нее наставником, обучающий контролю по овладению собственной силы, которую она не желала, и помогал скрываться от преследования тех, кто жаждал воспользоваться мощью Дитя Старшей Крови. Но Цири не была собой, если бы не пыталась избавиться от лишней опеки. Ей не хотелось больше подвергать опасности чужую жизнь. Тем более, когда эльфийский маг встал на сторону против собственных собратьев, заклеймив себя предателем среди своих. Юная ведьмачка неглупа: знала то, что даже Знающий желал воспользоваться ее даром в своих целях. Пускай она доверилась ему, но никогда не забывала об осторожности, ждала, когда однажды, он попросит что-то у нее за помощь. Девушка молча ликовала, когда ей удалось подкрасться незамеченной к спящему, достала правой рукой из ножен, которые висели за спиной, меч, приблизила остриё к шее Знающего. Кажется, он был настолько утомлен долгим преследованием, которое затянулось на три продолжительных дня: без передышек, сна и полноценного питания. Это дало о себе знать, когда они нашли небольшое укрытие в лесу, сумев вывести преследователей на ложный след. Мужчина никак не отреагировал на холодную сталь у собственной кожи, продолжая метаться в кошмарах. Цири вздохнула, решив ненадолго отложить свой триумф о победе, положила левую руку на плечо, и начала тормошить спящего, но такой метод не сработал. Поддавшись лёгкому раздражению, она закусила нижнюю губу, насупившись, сжала пальцы, впиваясь ногтями через одежду в кожу, усилила давление. Лицо наставника сморщилось, а сам он пробурчал что-то неразборчивое на эльфийском — эти слова Цири не понимала и не знала. Наконец, он открыл глаза, уставившись с непониманием на вторженца в его кошмары. Девушка усмехнулась, помахав рукой перед ним. Соображал эльф долго и заторможено. Она видела, что он внимательно и пристально смотрел в ее очи, но взгляд его стеклянный и затуманенный, словно перед ним была не она, а кто-то другой. Аваллак’х потянулся к ее лицу, накрыл ладонью левую, обезображенную шрамом, скулу, поглаживая большим пальцем, Цири моментально поморщилась, почувствовав резкую боль на рубце, наклонила голову в бок, стараясь избежать прикосновения к себе. Но мужская рука проследовала за ее движением. Оставаясь на месте, ведьмачка испугалась его взгляда: доброго, нежного, ласкового и любящего. Она поняла, что маг видел кого-то другого — не ее саму. Женщину, что Креван любил и ценил больше жизни, которая предала его, связав свою судьбу в презренным человеческим чародеем, поносившей от него дитя. Колдун смотрел в зеленые глаза Цириллы и видел в них эльфку, которую спустя множество столетий не сумел забыть, произнеся с нежностью запретное имя: — Лара. От чужих слов девушку прошибло током, собравшись с духом, стукнула Аваллак’ха в грудную клетку кулаком с яростным криком: — Прекращай уже бредить, остроухий зануда! Наконец, пелена с глаз эльфа спала, он окончательно очнулся от наваждения, навеянного ему сном. Очертания спутницы приобрели четкую картинку, а рука сразу же отстранилась от девичьего лица. Цири нагло усмехнулась, надавив на чужую шею клинком, который не убрала до сих пор. Аваллак’х немного отстранился назад, закидывая голову, почувствовал макушкой кору дерева, но выражение на лице было спокойным, неоскверненным какими-либо эмоциями. От той тяжелой и давящей на Цири атмосферы не осталось и следа. Колдун не особо понимал, что произошло несколько минут назад. В памяти образовался провал, но произнес следующее: — Извини, Зираэль. — Ты проиграл, — сказала Цири, убирая меч в ножны, расположилась на небольшом расстоянии от наставника с правой стороны ствола клёна, села на землю, примяв собой траву, облокотилась на дерево. — Не слышал, как я подкралась — считай, что ты труп. «Никогда не теряй бдительности», — процитировала ведьмачка слова Знающего, которые он однажды произнес на одном из их занятий. Аваллак’х ухмыльнулся над последней фразой, едва приподняв уголки губ, радуясь тому, что его уроки не проходят мимо ее ушей. Она всё помнит. Он пожал плечами, словно говоря о том, что всем свойственно ошибаться. Затем его печальный взор устремился к звёздам, растворяясь в их красоте. Ведьмачка краем глаз взглянула на колдуна, отмечая про себя его грустный образ, но лик эльфа по-прежнему оставался мягким и невозмутимым. Она привыкла к тому, что Аваллак’х бесконечным и светским беседам предпочитает тишину и безмятежность. Молчание ее совершенно не беспокоило, кроме его недавнего странного поведения. Цири коснулась подушечками пальцев своей левой щеки, куда несколько минут назад дотронулась мужская ладонь, провела по неровному сморщенному «подарку», на долгую память от Стефана Скеллена, полученному ещё в юности. Шрам давно зажил и затянулся, но стоило только чуть его задеть, как шла ноющая и неприятная боль. Девушка резко цыкнула, одернув руку от рубца, зажмурилась, насупив брови, сжала плотно челюсти. Услышав «шипение» со стороны, Знающий откинул свое покрывало, пошарив рядом с собой руками, нашел свою дорожную сумку, открыв замок, извлёк оттуда небольшую по размерам баночку и второе одеяло, отложив лишнее в сторону. Поднявшись со своего места, он подошёл к Цири, накинув на нее одеяло, вручил баночку в ее руки. — Что это такое? — спросила девушка, заинтересовано рассматривая упаковку, стараясь прочесть в темноте то, что было написано на этикетке. — Магическая мазь, — кратко пояснил мужчина. — Она поможет тебе унять боль и сделает шрам менее заметным. Используй ее три раза в сутки: утром, днём и вечером. Цири приняла лекарство, кивнула головой, давая знать, что все инструкции приняты к сведению, и будут соблюдены. Аваллак’х отступил на один шаг назад, собираясь возвращаться к своему месту, но ведьмачка заметила, как он кинул косой взгляд на нее, в котором выражалось презрение, скрытое за маской спокойствия. Цирилла всегда чувствовала некое напряжение, когда на нее так смотрели. Она ощущала неприязнь в свою сторону от наставника, хотя тот, никогда не выражал свои истинные чувства открыто. Все потому что она — человек. Потомок Лары Доррен, бросившей вызов предназначению, связавшейся со смертным, забравшей силу Старшей Крови с собой. Цири знала о своем генеалогическом древе, но никогда не верила в схожесть между ней и Доррен. И не желала верить, пока сам Аваллак’х не назвал этим проклятым именем. Она закусила нижнюю губу до крови, мысли о сравнении с давно умершей родственницей приводили в раздражение, но если она проявит свое недовольство, то в надменных глазах эльфа прослывет ещё большим ребенком. Она открыла бутылку, помыв руки, обеззаразила их от грязи, а после воспользовалась мазью, которая охлаждала кожу, налаживая успокоительный эффект. Укрывшись поглубже одеялом, ведьмачка сомкнула глаза, попытавшись заснуть после долгой беготни. Вернувшись на свое место, Знающий прикрыл глаза, начиная медленно погружаться в дремоту, но спокойствие жаловало недолго. Его спутница не могла заснуть, вертевшись на ровном месте, сбрасывая с себя одеяло, то укрываясь им. Она долго возилась, ругаясь нецензурными выражениями на комаров, и бурчала что-то непонятное. Вначале эльф игнорировал ее, не обращая внимания на возню, но вскоре ему самому надоело, так как девушка мешала спокойно заснуть. Раскрыв глаза, он повернул голову в сторону Цири, лицезрея свою ученицу. Она лежала на спине, закинув руки за затылок, сцепив пальцы в своеобразный «замок», перекрестила ноги меж собой, смотрела в ночное небо на месяц, показавшийся на небе. Знающий перевел свой взгляд на зарождение новой луны. Ведьмачка заметила, как настроение наставника стало ещё мрачнее. Выглядел он так, словно погрузился в какие-то далёкие воспоминания. — Не спится? — девушка первой нарушила тишину, глубоко вздыхая, стараясь отвлечь мужчину от «великих дум». — Если бы кое-кто спокойно лежал на месте, то, может быть, сон посетил кого-то из нас, — ответил колдун, переведя взгляд с месяца на звёзды, в которых искал знакомые созвездия. — Скучно, — пожаловалась ему Цирилла, вслушиваясь в мелодичное пение соловьев, которые успели проснуться к тому времени, распространяя свою радостную трель. — Может, сыграешь что-нибудь? — Ты же не любишь мою игру, — заговорил Аваллак’х, скептически приподнимая свою правую бровь, изумился от глупой просьбы собеседницы. — Это нецелесообразно. К тому же очень опасно. Мы только отбились от преследования. Ты же не хочешь… — Поняла! — резко перебила ведьмачка. Слушать нотации Знающего ей совсем не хотелось, иначе это затянется ближайшие полчаса. — Всегда подумай, прежде чем что-то сказать, — мягко закончил эльф, умеющий сглаживать острые углы для того, чтобы не возникали любые конфликты. — Тогда… — замявшись  сказала Цирилла, собираясь с мыслями, и прикусывая губу. Она всегда так делала, когда сильно волновалась, озвучила то, что ее волновало все это время: — Я, правда, так похожа на нее? Аваллак’х был ошарашен таким вопросом, не ожидавший такого подводного камня от собственной ученицы, мужская рука прошлась по светлым волосам, приглаживая их. Жест сулил о том, что эльфийский колдун занервничал, хотя внешне оставался непрошибаемым. Он молчал, собираясь с мыслями, а девушка терпеливо ждала ответа, не торопя его. Эльф закрыл глаза, сосредоточился на внутренних эмоциях и чувствах, губы безмолвно зашевелились. Подняв правую руку перед собой, колдун стал выводить в воздухе незамысловатые узоры: от его ладони стал исходить магический свет, который в точности повторял движение кисти. В ночном небе из магии родилась фальшивая полная луна, так похожая на настоящий месяц. Аваллак’х удерживал руку в таком положении, чтобы чары не рассеялись, продолжая магический контакт. Цири с изумлением взглянула на сие произведение искусства, не понимая того, что хотел донести наставник. Переведя взгляд на мужчину, она пожала плечами, потому что не знала ответ на очередную загадку. Аваллак’х кивнул, сосредоточившись на магической силе, которая текла в нем, сказал: — Лара красивая, гордая и такая одинокая. Даже находясь в толпе, она оставалась сама по себе. Никого не слушала. Поступала как заблагорассудится. Подобно этой загадочной луне в небе, меняла образы, становясь совершенно другой с каждым новолунием. Никогда невозможно было предугадать, о чем она думает, что будет делать в дальнейшем. Цирилла заметила, как голос эльфа приобрел ностальгические нотки, его дыхание мерное, слова, как ручей, ровно журчали без запинки, ни один мускул не дрогнул на лице. Она слушала его, и чем больше узнавала, тем сильнее хотелось закрыть уши, чтобы данная информация не проникала в нее, не врезалась в память. Ведьмачка скорее пожелала забыть то, что сама спросила несколько минут назад. Образ Доррен стал для нее ещё более туманным, чем представлялся изначально. Порой, девушка чувствовала отвращение к Ларе за то, что та заставила страдать многих людей. Взять хотя бы непонятные отношения между ней и Аваллак’хом: Цири не была в курсе всех подробностей, зная историю частично. Даже ее собственная дальняя родственница, достала и после своей смерти, подарив ей дар и проклятие в одном лице, из-за которого теперь ученица вынуждена скрываться. Она почувствовала, как внутреннее раздражение взяло вверх, придав голосу дольку сарказма, произнесла: — Какая занимательная история. — Убрав руки из-за головы, Цири похлопала в ладоши от столь «трогательного» и «душераздирающего» рассказа со спецэффектами для хлеба и зрелищ, закончив аплодисменты, скрестила их у себя на груди, фыркнув в сторону наставника. — Ты как альгуль бежишь быстрее к жертве, не разобравшись, мертва ли она, или способна дать отпор на последнем издыхании, — отозвался колдун, усмехаясь на ее едкий комментарий по поводу его слов. — Вначале дослушай до конца, а уже потом делай выводы. На мгновение эльф замолк, вытянув левую руку, повторяя такие же действия, что делал недавно правой. Рядом с луной образовалось ярко-огненное солнце. Цири моментально поморщилась, прикрыв глаза рукой. Несмотря на то, что солнце было ненастоящим, оно слепило, как реальное, заставляя прослезиться и отвести взгляд. Убедившись, что заклинание держалось стабильно, эльфийский чародей продолжил: — Твое тело усыпано шрамами и синяками, которые не красят. Тебя всегда ждут твои друзья. Подобно этому яркому солнцу в небе, ты вспыльчивая, дерзкая, луч света в темноте, но всегда искренна и прямолинейна. Делаешь всё по-своему, не считаешься с чужим мнением, — Аваллак’х ненадолго прервался, сжав пальцы, оборвал магический контакт. — Пожалуй, последнее — это единственное, что делает тебя похожей на Лару Доррен. Вы слишком разные. — закончил маг. Мужчина услышал облегченный вздох, а затем шуршание одеялом. Повернув голову в сторону девушки, он увидел, что та развернулась боком, лежала с закрытыми глазами. Услышала она или нет: чародей гадать не стал. Они долго засиделись за разговором и были вымотаны после долгого дня. Аваллак’х надел капюшон, укрылся пледом, закрывая глаза, погрузился в глубокий сон, где прошлые кошмары решили оставить его навсегда в покое, а на душе заметно полегчало, будто слетел лишний камень с плеч. Цирилла, притворяющаяся спящей, «проснулась», придвинулась поближе к магу, накрыла своей рукой мужскую, которая покоилась на траве. Ведьмачка снова улеглась на место, успокоившись, попадая окончательно в плен к сну. Мужская ладонь мягко сжала прохладную женскую кисть, переплетаясь с чужими тонкими пальцами. Ветер заскользил по ветвям старого клена, играясь с листьями и волосами двух спящих под деревом существ. Он плавно переходил с одного растения на другое, распространяясь по всей территории лесища. Лес находился все время рядом с человеком и эльфом, слушал их разговоры, укрывал от засады, был гостеприимен, и радовался новой истории, которую глубоко сохранил в себе. Он знал, что эти двое пытались казаться неприступными друг для друга. Но рано или поздно кто-то из них сломается от собственной любви.