Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
228 Нравится 18 Отзывы 27 В сборник Скачать

01.

Настройки текста
Когда Игорь в эмоциональном порыве стискивает плечо до боли, Дима осознаёт, что Игорь достаточно силён, чтобы при желании зажать его в любом удобном углу. Повалить на офисный стол, сметя кипу пыльных дел под ноги, закрыть ладонью рот и… Да, при желании мог бы. Но Игоря вряд ли это интересует. Дима украдкой разглядывает волевой профиль и задумчиво прикусывает язык. Игорь — герой книги. Хорошей такой, доброй книги, где злодеи однозначно злодейские, дамы однозначно прекрасные, а герои — честны, красивы и идеально подходят в качестве примера для подражания. Прямо как Гром. Майор Гром. Борец со злом, отличный друг и просто хороший человек, сошедший со страниц не Диминого романа. Настолько хороший, что Диме светит только солнце. А жаль. Дима почти рад, когда в его жизни появляется кто-то, отдалённо похожий на Игоря. Олег. Четыре буквы имени на миллион вопросов о том, как «парень, который избил меня арматурой до полусмерти» превратился в «парня, который меня трахает». Олег похож на Игоря голосом, рельефным торсом и цветом волос. Дима мог бы даже не использовать воображение; снятые очки всё делают за него, — но Дима не хочет. Олег слишком особенный, чтобы быть чьей-то заменой. Дима понимает это ещё в тот момент, когда в туалете клуба чувствует горлом шарики штанг. Необычный. Интересный, в меру жёсткий, способный одним стальным взглядом взбунтовать бабочек внизу живота. Плохой парень, но вполне неплохой человек. Вроде как. Дима впивается ногтями в татуированную спину и в перерывах между стонами думает, насколько глупо было бы сравнивать Олега с Игорем. Игорь — неразделённая трогательная любовь, концентрация совести и одна большая мелодрама принципов, Олег — синяки от железной хватки на бёдрах, стойкий запах сигарет и тихий хриплый голос, заставляющий пальцы ног поджиматься в сладком экстазе. Горькое и острое. Пытаться найти альтернативу одного в другом — как сыпать в кофе соль, в надежде на то, что она заменит сахар: бессмысленно. И глупо. Глупо-глупо-глупо, почти так же глупо, как влюбиться в книжного героя. Ах, да… Но нет. Олег безразличен. Никаких вопросов, не говоря уже о ревности, максимальная степень проявляемого внимания — СМСка в ультимативной форме. «Завтра в 8». И всё, ничего больше. Непроницаемый панцирь холодности обжигает протягиваемую руку, не давая подойти слишком близко к человеку, эгоистичному в своей скорби. Что ж, пусть так. Дима не лезет в чужую жизнь, хотя мог бы: ореол загадочности легко стирается парой запросов в базе данных. Но Диме незачем, Дима не возражает: ему вполне хватает и этого. Вернее, кажется, что хватает, пока на горизонте не появляется Валентин. Очередная не-замена. Валентин смотрит нежно и многообещающе, как бы ненароком накрывает ладонь Димы своей, говорит что-то поэтично-красивое про зелёные глаза и этот банальный акт внимания подталкивает ближе, требуя компенсировать острую недостаточность чувства собственной значимости. Валентин осторожен. Движется мягко, пересыпая нежные поцелуи такими же нежными словами, и это на контрасте с привычным режет душу необычной лаской, трогает за живое. Трогает настолько, что Дима утром торопливо оставляет свой адрес ни к чему не обязывающей бумажкой на тумбочке. Так, на всякий случай. А вечером приезжает Олег. Прищуривается на пару секунд, разглядывая яркое пятно засоса на Диминой шее. Сам Олег засосы не оставляет и в принципе не целует, только кусает до слабых синяков выпирающие позвонки на загривке. Диме кажется, что в тёмных глазах пробегает золотистая искра, но, похоже, только кажется: Олег не говорит ничего, привычным жестом стягивает футболку. Всё идёт по накатанной, обыденно до такой степени, что даже оскорбительно. Поэтому, когда Олег закуривает, Дима решается: — Тебе следует предупреждать меня о том, что ты приедешь, до того, как твоя машина припаркуется под окнами. Я не каждый вечер бываю дома, у меня тоже есть дела. Провокация. Явная такая, почти наивная в своей прямоте. Дима отворачивается, имитируя бурный поиск чего-то в книжном шкафу, и жадно прислушивается к тишине за спиной. — Угу. Олег по жизни немногословен, но это «угу» звучит достаточно равнодушно, чтобы продлить масла в огонь. — И больше не приходи по субботам. Попытка номер два. Очевидное, плавающее на поверхности, не поймёт только идиот. А Олег, конечно, не идиот. — Угм. Дима бросает какую-то книгу на кресло и прислоняется к шкафу спиной, скрещивая на груди руки. — А знаешь, думаю, тебе лучше вообще не приходить. Финальный выпад. Попадание. Шипит сигарета, вдавливаемая в стекло пепельницы. Олег слегка щурится, изумлённо ломая бровь. — Неужели? — Представь себе. Идиотский ответ. Дима сплёвывает от негодования на то, что не смог придумать ничего поумнее, и отходит к окну. — Дай угадаю, — голос у Олега необычно вкрадчивый, пробирающий до костей своим тихим шелестом, — Ты встретил кое-кого получше? — Да, — пальцы непроизвольно дотрагиваются до пятна на шее, — Гораздо лучше. — М-м, — Олег чему-то кивает. Дима смотрит в окно. Взгляд рассеянно цепляется за пустой двор, по периметру истыканный тусклыми фонарями. Мыслей слишком много, они упорно не желают собираться в одну кучу, путаясь друг за друга короткими обрывками фраз. Дима не сразу понимает, что происходит, когда вминают в стену и сдавливают горло. Олег близко-близко, жжёт сиплым шёпотом, смотрит потемневшими глазами. — Нарываешься, — цедит сквозь зубы, впечатывает кулак в рёбра. Едва ощутимо, не больно, как последнее предупреждение. — Зря. Я не дурак, ты, вроде, тоже. Нам обоим под тридцать, а ты пытаешься вызвать меня на эмоции, как пятнадцатилетку. Самому-то не смешно? Дима хочет что-то ответить, что-то остроумно-колкое, но вместо этого лишь рвано выдыхает, отводя взгляд. Олег отпускает его, оставляя сползать по стенке, а сам молча одевается и уходит, хлопая дверью. В несуществующем списке дел Дмитрия Дубина рисуется жирная галочка: вывел-таки. Смог. Правда, кому и что он этим доказал — непонятно, но это не так важно. Наверное. В следующий раз Олег появляется спустя две недели. Он приносит запах весны на ботинках и пиво в пакете, вместе ночь напролёт смотрят советские фильмы по ящику. Где-то часа в три заказывают пиццу. Дима смотрит на Олега, жующего сырную «маргариту», и в конкретный момент времени в конкретной точке пространства для него совершенно точно не существует никого ближе. Вот вообще никого. Совсем. И в утренних сумерках курящий Олег, сидящий на кровати в позе бесконечно уставшего человека, вызывает в душе нежную тоску, заставляя прижаться щекой к красивой спине, оплести руками. Жёсткие пальцы ерошат волосы, низкий голос проникновенно обещает утопить в Финском за измену. И топит в складках простыни, царапая утренней щетиной чувствительную кожу на животе. Стоя после под душем, Дима вдруг отчётливо осознаёт, что Олег — собирательный образ мужика из розовых грёз на бабских форумах. Брутальный, умный, харизматичный, чертовски красивый, отличный повар и любовник по совместительству. Комбо. Правда, комбо со звёздочкой-сноской, где мелким шрифтом прописан пунктик на насилие, но это не так уж важно: условия акции полностью окупаются предложением. Когда Олег, уходя, сталкивается у двери с ни в чём (ну или почти ни в чём) не повинным Валентином, Дима с явным удовольствием вносит в характеристику позицию «собственник». Олег нехорошо щурится, ломая уголок плотно сжатых губ усмешкой: Валентин негативно воспринимается им где-то на подсознательном уровне, инстинктивно расцениваемый как соперник. Конечно, Дима никогда не расскажет, что Валентин — не более, чем слегка стыдливое, но приятное воспоминание. Не ошибка, не пятно на репутации, нет, ничего подобного. Валентин — всего лишь повод, минутное проявление слабости. Человеческий фактор. На этом всё. Но это слишком скучно объяснять. Гораздо интереснее играть в измены. Олег игру принимает. Расцвечивает тазовые косточки следами зубов, выцеловывает под лопаткой — метит территорию. Подминает под себя, давит никотиново-горькими пальцами на язык, приковывает взгляд пятью синеватыми шрамами на груди. И обнимает во сне, сдавливая рёбра стальной хваткой. Настоящий зверь. Дикий, опасный, будоражащий все шесть чувств хищным блеском зрачков и литыми мышцами под бронзой кожи. Дима постукивает карандашом по столу, пробегаясь глазами наискось строчек очередного дела. Буквы упорно отказываются собираться в слова, предпочитая оставаться мозаикой нечитаемых кириллических символов. Игорь всё ещё думает, что между ним и Лилей что-то происходит. Пусть. Пока вопрос не висит в воздухе, можно его игнорировать. Лиля, в общем-то, умница и лапочка, сотканная из плавных линий и острых углов. Она улыбается, очаровывая ямочками на щеках и красивыми мелкими зубками. Решительная, смелая, одновременно с этим чем-то слабая, нежная. Лилия. Сладковатым по языку, холодком по спине. Почти попробовали, почти получилось… Не срослось. Лилечка — майское солнышко, роза с шипами, жестокая прелесть, которой нужна забота. Дима чувствует в ней что-то своё, близкое, но что — разбирает не сразу, а, разобравшись, проникается мягким сочувствием: Лиле не хватает опоры. Тех самых крепких плеч, которые можно царапать и обнимать по мере необходимости. На заднем ряду в кинотеатре достаточно темно, чтобы бездумно сплести руки. Ночной показ третьесортной картины в почти пустой зал навевает ностальгию по такому же сеансу десятилетней давности. Жизнь тогда выглядела лёгкой и понятной, Алина держала тонкую ладонь на красивом колене и от её волос пахло яблоками в карамели. Всё было просто. Был он, была девочка, которая ему нравилась, и это, естественно, было взаимно, и всё у них в будущем складывалось счастливо и хорошо. Только так, ведь по-другому не бывает, ведь они единственные, кто всё понимает и сделает правильно… Оказывается, тоже ничего не понимали. И жизнь вышла совсем не такой простой, ох, совсем не такой. Пожалуй, даже слишком непростой, если учесть тот факт, что Дима сейчас лижется на местах для поцелуев с собственным несостоявшимся убийцей под вопли туповатой героини ужастика. Ситуация патовая. Олег зачем-то предлагает подкинуть до работы, Дима зачем-то соглашается. Утреннее солнце золотит ауди, притормозившую за два квартала до отделения, и Дима перепрыгивает через июньские лужи, приводя в порядок волосы и зацелованные губы. В воздухе прохладного утра ласково вьётся прозаичная романтика, стоит пряный запах подмороженных акаций и чего-то сакрального. Весна пришла поздно, короткая и неприветливая, обдала майским холодом, притащила за собой неласковое лето и ворох ненужных чувств. Неуместно притащила, совсем не вовремя. Полуночный старбакс, заспанная девушка за стойкой, латте травит лёгкие жжёным сахаром с привкусом ванилина, а пальцы порхают по клавиатуре ноута, выпечатывая литеры незаконченного отчёта. В пустой квартире теперь неуютно, будто это и не квартира Димы вовсе, а этого… Ну, его. Того, который… Да. Этого самого. Того, чьим присутствием пропитался каждый угол, каждый сантиметр обоев, словно на стенах методично пару сотен раз каллиграфически выцарапали: «здесь был Я». А, может, и не на стенах вовсе. Может, и нет в квартире никаких следов чужого пребывания. Может, они только в мыслях. Заперты в черепной коробке тридцатилетнего мальчишки. Мальчишки, влюбившегося не в того, в кого следовало бы. Олег по утрам будит щекоткой и приносит в постель отменно вкусный завтрак, смотрит с неяркой улыбкой — и это просто прекрасно, вот только Диме в такие моменты больше всего хочется обхватить его лицо руками и, глядя в потеплевшие карие глаза, спросить: «кто мы?» Даже не так, нет; «кто я?» Кем ты меня видишь, какое значение придаёшь, на сколько ценишь мою жизнь. Кем для тебя, занявшего мою голову, моё сердце и половину моей кровати, являюсь я? Глупый, конечно, вопрос. Слишком линейный, слишком жалкий. «Пожалуйста, скажи мне то, что я хочу услышать». Скажи, что я больше, чем один из многих. Скажи, даже если это не так. Ты же слышишь, как много надежды в моём голосе, видишь, как мне это нужно. «Пожалуйста, соври мне». Когда недельный отпуск позволяет съездить домой, становится легче. Родной город пестрит маленькими улочками, тихими двориками, шумом тополей перед облупленными фасадами пятиэтажек. Мама суетится у плиты, бренча праздничным сервизом, треплет мягкой рукой по волосам и, разглаживая доброй улыбкой сетку морщинок, засыпает вопросами. От её трогательной внимательности щемяще ворочается в груди недосказанное, но раскрыть и раскрыться нельзя — слишком неправильно всё это. Мама спрашивает о личном, а тут действительно лучше соврать, потому что «у меня сейчас никого нет» звучит однозначно адекватнее, чем «мам, мне нравится мальчик, он друг маньяка-психопата, и я искренне надеюсь, что у меня не стокгольмский синдром». Прости, мам. Питер встречает ветром в лицо и сентябрьским ливнем. Невский семафорит пробками, подземка глушит грохотом голосов. В голове относительная ясность и вполне себе сносный порядок: за время отъезда сложное и нерешамое само собой разложилось по полочкам, вместо миллиона вариантов оставив только два: прекратить или продолжить. Просто, однозначно, без промежуточных фаз. Дёрнуть стоп-кран, поменять адрес и номер, возможно, жениться, завести детей и подержанную хонду. Или продолжить. Сознательно выкрутить жизнь на максимум, оставив позади точку невозврата. Сделать не как надо, а как хочется. Хотя бы раз. За спиной хлопает входная дверь, на зеркале в прихожей — прозрачный слой пыли и старая напоминалка. Дима вешает мокрое пальто и бросает сумку на кресло. Наугад шаря по стене в поисках выключателя, преувеличенно бодро проговаривает маме в трубку, что доехал хорошо, и, сбросив, набирает короткое сообщение одному из контактов в избранном. «Приезжай». Что ж, он сделал свой выбор.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.