Имя им - Стая

- Ты должен был посоветоваться прежде, чем давать подобные обещания, Артем. И я повторяю тебе это уже второй раз за этот год. Смолов в который раз поражается, как Дзюба заполучил себе такого... такого. Спокойный голос с точно отмеренной порцией недовольства, цепкий серьезный взгляд карих глаз, непробиваемая выдержка и ощущаемая во всем облике стать.  Альфа Игорь Акинфеев во всей красе, молчаливо смотрит на двух мужчин напротив, ожидая от них хоть каких-то объяснений по поводу очередных запросов. Тушуются оба - и весельчак Дзюба, и вообще равнодушный к подобным взглядам и приемам Смолов. Это очень неловко, невероятно стыдно, когда два охотника сидят, ничтоже сумняшеся, напротив оборотня, слишком внимательно изучая подлокотники своих кресел. Артем в принципе в своем привычном состоянии, потому что часто ставит Игоря в неудобное положение, а вот Федя наивно полагал, что все уже решено, а потому он здесь лишь для обсуждения нескольких деталей. Нужно было просто самому позвонить Акинфееву... - Ну Игореша, мы же уже им помогли один раз, - все-таки гудит Дзюба, больше не в силах сидеть под тяжелым и внимательным взглядом своего мужчины. - Пацанов просто нужно немного приструнить. - Потренировать, Артем, а не приструнить. Они в следующем году заканчивают школу, впереди университет, - со вздохом встревает Федя. Не то чтобы он хочет переложить бремя ответственности на чужого альфу, но помощь и правда не помешает. После случившегося инцидента урок сдерживания и самоконтроля был бы необходим всей их странной семье. - Они недавно впервые выпили. И подростковые гормоны... Они же оборотни, вдруг кого куснут в порыве? К такому меня жизнь не готовила, Игорь. Как учить их сдерживаться во время спаривания? Или когда не рассчитывают силенок с алкоголем? Акинфеев выразительно изгибает бровь. Молчит пару мгновений, переваривая услышанное, а после качает головой и трет лоб. Чувствуется недовольство, сдерживаемое раздражение, но Федя сейчас к этому вообще не восприимчив - у него куда более серьёзные две проблемы, окончательно достигшие возраста полового созревания. А Игорь должен знать, как со всем этим быть. С его-то полудетской стаей... - Мы не спариваемся, Федор. А занимаемся сексом. Как и люди, - не удерживается и все-таки поправляет, выказывая свое недовольство подобными словами. - И у меня что, не стая, а пансион для благородных волчат, где учат пользоваться собственным стояком без угрозы для окружающих после правильного распития горячительного? Даже грубость у Игоря какая-то... правильная. Будто по другому и сказать было нельзя. Федя даже задумывается на пару мгновений. Признаться, какой-то такой урок ему и нужен, но вслух сказать нельзя, иначе их с Артемом обоих просто выставят отсюда раз и навсегда. - Я не так выразился, Игорь, - примирительно соглашается Смолов, покосившись в сторону другого охотника. Тот сменил угол обзора и теперь серьезно разглядывал кондиционер под самым потолком. Помощи от него можно было и не ждать. - Пойми правильно, мои парни едва делов не натворили, если бы я рядом не оказался, пришлось бы самому на них охоту открывать. Просто... я не знаю. Обычный человек во время возбуждения клыки и когти не отращивает, а его укус не обращает или убивает. Может, им еще позаниматься у Виктора? Подтянуть мат.часть про «держи волка на коротком поводке» и все такое... Он все еще говорит не то. Но с таким отчаянием, что Акинфеев все-таки выразительно вздыхает. И в этот момент Артем расплывается в улыбке, которую старается спрятать в широкой ладони. Он-то знает, что это означает только одно - Игореша сдался и готов помочь. - Я подумаю, что можно сделать, - нехотя соглашается Игорь, привычно нахмурившись. - Расскажи, что именно произошло. - Это обязательно? - ёрзает по креслу Федор, хотя уже знает ответ на свой вопрос. Акинфеев смотрит многозначительно, не собираясь повторять дважды. Смолов снова тушуется под внимательным взглядом альфы и заинтересованным - Дзюбы. Это неловко вспоминать. Потому что после ему могут предложить уроки по «держи-ка лучше себя на коротком поводке». ***** Рано или поздно это должно было произойти. Хотя, признаться, все же Федя ждал, что пару лет в запасе у него еще есть. Наверное, останься они за городом, дела бы так и обстояли, но почти год назад они перебрались в Москву. Яркую, шумную, обросшую всеми известными соблазнами. Широкие проспекты, монументальные здания, развлечения на любой вкус. Миранчуки попали из замкнутого социума в круговерть праздника семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, где исполнится любой каприз, если у тебя есть деньги. А деньги у Смолова водились, он давно научился не обращать на них внимание, воспринимая как должное, а потому сделал первую крупную ошибку в первый же месяц. Он одевает мальчишек в ЦУМе, не замечая чеки в сотни тысяч за спортивный костюм или цветастый свитер. Скупает половину спортивного магазина, потому что Миранчуки вдруг открывают в себе страсть к дорогим и стильным кроссовкам. Обеспечивает самыми последними гаджетами, не забывая про неброские, но эксклюзивные аксессуары. Возит в частную английскую школу в Сколково на своем Порше, а вскоре и вовсе открывает каждому по карте, чтобы сами покупали себе, что нужно. Мальчишек это вводит в короткий ступор, а после срывает в крутое пике. Из замкнутых и диковатых подростков они за несколько месяцев превращаются в ту самую золотую молодёжь, которую в России принято клеймить и позорить, но молчаливо завидовать, что такого не досталось. Они вырываются из загородного обособленного дома и привычного темного леса в манящие огни мегаполиса и, что логично, теряются в ярких лабиринтах бесконечных дорог, ресторанов, кафешек и увеселений. Им по шестнадцать, и перед ними не просто распахнули двери в большой и дивный мир, а положили к их ногам. И даже среди сверстников, избалованных и привыкших брать от жизни все, они моментально обретают ту самую популярность, которая часто превращает неокрепший ум в мудаковатую кашу из понтов, самодовольства и завышенного ЧСВ. Природные данные из привлекательности, ладных тел и симпатичных мордашек щедро были приправлены особым животным магнетизмом, что так свойственен некоторым из сверхъестественных созданий. Прибавить сюда неиссякаемую Визу с доступом к Смоловским счетам, и получается классическая картина - самые желанные парнишки с сотнями тысяч подписчиков в Инстаграмме за три месяца, которые ни черта не разбираются в людях, наивно и искренне полагая, что их просто любят за то, что они есть. А не за то, что они могут дать и сколько с них можно поиметь.  Федя не сразу замечает, что что-то идет не так. А когда до него начинает доходить масштаб пиздеца, он боится лишь того, что уже поздно. Стать баловнем очень легко, а вот вернуться на бренную землю... Именно в этот момент Смолов и пользуется первым согласием Акинфеева на помощь. Несмотря на протесты братьев, каждый божий день после занятий в школе охотник отвозил их в чужую стаю, где отдавал под жесткий и цепкий контроль Виктора Гончаренко, который церемониться с модными волчатами не собирался. Для него все были равны, так что он быстро сбил спесь с Миранчуков, усмирив их не только дисциплиной и выматывающими тренировками, но и несгибаемым авторитетом. Кажется, у каждого молодого оборотня даже не возникало мысли оскалиться на матерого волка. И это помогло. Ну и еще поставленный лимит по карте и ежевечерние промывания мозгов на тему отсутствия их же у подрастающего поколения. Братья хоть и не избавились от привычки самолюбования и демонстрации себя на камеру, но Смолов списал все на возраст. В конце концов, у каждого времени свои развлечения... Как только это перестало мешать «семейному бизнесу», Федор решил, что все наладилось. Но ему давно стоило привыкнуть, что когда проблема решается, новая уже располагается в гостиной с широкой улыбкой непрошеного родственника из глубинки, что заехал на денек, который всегда растягивается на стремящиеся в бесконечность недели. Свои семнадцать и заодно окончание десятого класса Миранчуки праздновали с размахом. Федор отдал на откуп одни из своих апартаментов в Москва-сити, лишь пообещав проверить их один единственный раз, чтобы потом, в случае чего, не пришлось в который раз сожалеть о том, что их пути вообще пересеклись. И когда Смолов появляется на пороге трясущейся от музыки и дрыганий подростков квартиры, он даже не успевает ощутить то самое сожаление. Его окатывает волной липкого испуга, который он не испытывал ни разу даже во время охоты на самую зубастую и опасную тварь. Он ошарашен тем, каким бывает страх, что въедается под кожу, бьет в висок с такой силой, что на несколько мгновений выбивает все мысли из головы, оставляя звенящую пустоту, от которой даже немного мутит. Как в замедленной съемке Смолов видит, как жмется к Алексею худощавая брюнетка, что едва покачивается на тонких ножках, пытаясь изобразить какие-то сексуальные па. Она разукрашена так, что и возраст непонятен, а короткая юбка не прикрывает бежевого нижнего белья. Но это и неважно, девушкам свойственно выставлять себя напоказ заради лакомого кусочка. Все дело только в Леше. Он откровенно пьян, хоть оборотням и тяжело добиться подобного состояния, улыбается криво и не особо осознанно. А руки... в ладонях он сжимает джинсовую ткань чужой юбки, почти царапая нежное бедро отросшими когтями. Притыкается носом в хрупкое девичье плечо, и Федор четко видит проступающие клыки, которыми он едва не прикусывает кожу, пока лишь на пробу ведя языком, слизывая непривычный ему запах чужого вожделения. Смолов сглатывает и в панике ищет взглядом младшего брата. Долго искать не приходится, тот сидит на диване в глубине комнаты и смотрит прямо на охотника. Его глаза горят желтым, а на коленях расположилась почти идентичная девица. Не близняшка, нет, просто они сейчас все одинаковые, хрен различишь. И льнет так же пошло и неумело, но много ли подросткам надо? Федя просто понимает, осознает, что братья потеряли контроль не от алкоголя даже, от близости разгоряченных тел, что так беззастенчиво себя предлагали, только руку протяни, и сами все сделают, стараться не нужно. Вот только кончится все это очень и очень хреново, скорее всего даже не начавшись. И Смолов просто срывается с места. Утащить двух именинников в разгар вечеринки - задачка сложная даже для охотника. Они не особо вменяемы, а их так называемые друзья и подавно. Через пару минут Смолов готов отстреливаться, и лишь выработанная годами выдержка позволяет ему не достать Глок, и все же запихать обоих братьев в машину, матерясь на чем свет стоит, с разгона увозя прочь. Миранчуки смотрят недовольными волчатами с заднего сиденья, Антон даже пару раз громко возмущается, что Федор испортил все веселье, а после замечает собственный взгляд горящих глаз в зеркале заднего вида. Проводит языком по так и не втянувшимся клыкам и мигом затыкается, переводя растерянный взгляд на брата. Тот видит будто собственное отражение, и они притихают, не понимая, что именно произошло. Хмель быстрее выветривается вне прокуренного помещения, и к дому они подъезжают почти в адекватном состоянии. Чего нельзя сказать о Смолове. Клокочущая внутри ярость, щедро приправленная страхом и пока еще не идентифицированным чувством, колющим под самые ребра, только нарастает и достигает своего пика, когда Смолов с визгом останавливается на внутренней парковке, первым выбираясь из автомобиля. Шарахает дверью так, что Порш жалобно скрипит, а Миранчуки на заднем сиденье синхронно вздрагивают, втягивая головы в плечи. Они едва-едва пришли в себя, угомонив собственные гормоны, а потому выбираются через пару мгновений в относительной нормальности, если не считать подрагивающих кончиков пальцев у обоих братьев, что выдает их испуг. Понимают, что едва крупно не накосячили. Осознают, что за такое по головке не погладят. И совершенно не знают, что делать с открывшимся знанием о собственных анатомических особенностях. Но, признаться, последнее их пока волнует меньше разъяренного Смолова, который проявлять благоразумие и сдержанность не намерен. - Чем. Вы. Только. Думали?! Хотя нет, я знаю, чем, но какого черта? Тыкалки, что ли, отрастили? Взрослые стали? - он отчитывает их прямо здесь, на пустой парковке под домом. Отмеряет пять шагов вправо, резко разворачивается и чеканит столько же влево, чтобы повторить еще и еще раз. - Федь... - мягко зовет Леша, пытаясь остановить бурю. Знает, чувствует, что брат рядом напрягается, захлопывается и, будь перед ним кто другой, уже бы оскалился, утробно зарычав. Они сегодня все не в лучшей форме, им бы лучше поговорить завтра... - Не смей! - резко обрывает Смолов, вскинув руку и ткнув указательным пальцем в грудь старшего. - Я даже не могу представить, сколько алкоголя вы в себя влили, чтобы быть в подобном состоянии! Что, идеальная выдержка? Звери под контролем? Да вы бы там устроили «От заката до рассвета»! - Все-таки считаешь нас тварями? - Антон в момент вскидывается, принимая свою любимую тактику с ответным нападением. Он всегда так делает, если слишком напуган. И когда точно ощущает за собой неприятный шлейф из вины и стыда. - О, вот только не начинай, Тоша. Нечего строить из себя жертву, когда едва не расцарапал собственной однокласснице ее несовершеннолетнюю задницу! Тебе объяснить еще раз последствия подобного? Провести ликбез с самого начала? Антон показательно фыркает и тут же складывает руки на груди, рефлекторно отступая назад. Да, они с братом сглупили, но кто в таком возрасте не совершал поступков, о которых потом делал вид, что жалел? Они бы никому не навредили, они бы никогда... Да и выпили скорее для храбрости, потому что железно с братом решили, что станут мужчинами, что приобретут необходимый опыт, что... О таком не рассказывают, таким не делятся! Тем более если... - Это из-за тебя все, - заканчивает вслух Леша мысль младшего. Удивительно, что именно он произносит это вслух. Ровным, тихим и решительным голосом. Вскидывает на растерявшегося Смолова быстрый взгляд, а после вновь отводит. Если будет смотреть, не сможет уже, наконец, сорвать этот заколебавший пластырь, который они с братом в четыре руки никак не могли отодрать, потому что ожидание возможной боли было страшнее, чем она сама. - Только из-за тебя, Федь. А Смолов смотрит на Миранчуков, что замерли напротив, боясь лишний раз шелохнуться. Изучают носки своих модных одинаковых кед и заметно подрагивают, хотя здесь тепло. Охотник не подросток, чтобы не суметь с лету сложить два и два, но отказывается в это верить и даже допускать крамольную мысль. Нельзя понять правильно, нельзя верно трактовать чужие слова, нельзя найти ту самую главную мысль, которая четко виднелась между строк. И он честно пытается, в конце концов, он сыграл за свою жизнь с сотню ролей для удачной охоты. - Что? Нет, нет, вы меня виноватым не выставите! - включить дурачка выходит просто, но все же без особого успеха. Это он тоже понимает сразу, потому что Леша смотрит исподлобья - немного обиженно и даже с укором, хотя именно Федя должен так делать. Но мелкие пиздюки так извернули ситуацию, что еще немного, и это охотнику придется искать оправдания и чувствовать себя придурком. - Я вас такому не учил! - Вот именно! - у Антона нет спокойствия брата. Если вспыхивает, то мгновенно. Загорается, словно спичка, полыхает несколько коротких мгновений, а после непременно обжигает, если вовремя не успел погасить. - Только и водишь своих баб-однодневок! - А после с остервенением сдираешь белье с кровати, будто оно безвозвратно испорчено... - Смотришь этими своими глазищами, будто дыру в нас прожечь хочешь! - И никогда не говоришь, что же действительно видишь, лишь отшучиваешься... - Мы уже не дети! Или мы недостаточно хороши для Федора Смолова? - Мы просто хотели набраться опыта, чтобы тебе... ты... Его иногда бесит эта их привычка говорить в две глотки. До зубного скрежета и покалывания в кончиках пальцев. Бесит то, как они всегда становятся единым целым, даже против Феди. Выводит из себя внимательность Леши и неумение приструнить самого себя Тоши. И до пелены перед глазами злит проницательность обоих, а еще полное отсутствие тормозов тогда, когда это критически необходимо. Нужно знать границы, есть определенные принципы, отказ от которых лишь создаст кучу новых проблем. Нельзя испытывать чужое терпение и выдержку, от которой у Феди остается все меньше с каждым прожитым днём рядом с этими мозговыносящими близнецами. Повзрослевшими, похорошевшими и занявшими собой все пространство внутри и вне Смолова. - Домой. Всё. Завтра решим, что делать с вашими гормонами, - уставшим голосом сдается охотник. Понимает, что если они продолжат, перейдут грань, после которой только та самая точка невозврата. А он не может, не имеет права.  Это будет... он давно не может подобрать верных слов, но отчего-то уверен, что ничем хорошим подобное не заканчивается. Обязательно со временем появится пресловутое «но», которое сводило на нет самые счастливые моменты в жизни. - Ты... ты не оставишь все вот так! Скажи хоть что-нибудь! - это не ожидаемое возмущение, почти испуг, что если не дожать, не довести до логического конца, то все останется на своих местах. А братьев как раз это и не устраивает. Их со Смоловым опасения прямо противоположны. И Федор молчит. Качает отрицательно головой, будто это и есть ответ, привычным жестом зарываясь пальцами в темные волосы. Он ничего не скажет. Не прыгнет следом за ними, чтобы потопить себя в запутанных отношениях, которые здесь никому не нужны. Ничего не выйдет, ничего... - Ты козлина, Смолов! - срывается Антон и с силой толкает охотника в грудь. Такого он себе еще не позволял, но подростковая дурь в самом разгаре, наверное, это даже можно спустить с рук, позволить один раз выплеснуть все, что скопилось, разрешить... - Ненавижу тебя! Ты и правда считаешь нас зверьми, да? Все из-за этого? Но мы же твоя стая! Ты сам так говорил! Ты... Договорить он не успевает. Потому что нельзя играть на нервах Федора так долго, наивно полагая, что они у него из канатов. И уж тем более нельзя срывать с него защиту, думая, что ничего не случится, что они точно готовы к тому, что увидят. Или ощутят на собственной шкуре. Антон теряется в чужих руках. Мгновение назад он кричал, не зная как еще выразить то, что грызет изнутри, а сейчас его одним резким толчком прибивает к машине. Приложился бы до боли, если бы Федор не смял его футболку на груди, удерживая в нужном положении. Секунда на то, чтобы поймать блеснувший желтым взгляд, а после впечатать в мягкие губы поцелуем. Хотя... пожалуй, поцелуем это сложно назвать. В нем ни грамма нежности или ласки - так метят территорию, заявляют свои права. До боли, до головокружения, до сбитых выдохов. Смолов ощущает чужие следы - привкус сладкой помады, душок женских духов, вязкий запах чужого желания. И это смывает последние барьеры, что он старательно выстраивал в своей голове. И теперь стирает все это, слизывает языком и сминает под крепкими пальцами, ощущая под тонкой тканью крепкое молодое тело. Это все настолько неправильно, что даже выстраивается в идеальную картину. Федор и сам едва не стонет, когда касается языком чужих клыков, обводит каждый из них и едва не царапается. Внутри должен греметь набат об опасности, о дурости и отсутствии моральных принципов, но рядом тихо скулит Леша и умудряется заглушить сработавшую тревогу. Смолов с тихим рыком отрывается от младшего и тянет на себя второго брата. Он не будет с ним нежнее, не ослабит хватку и точно не постарается сбавить обороты. Целует так же жестко, почти кусает, забираясь ладонью под рубашку и касаясь разгоряченной спины, поддерживая под поясницу, чтобы и не думал отстраняться или сбегать. Это он начал, вся ответственность на Миранчуке. На обоих сразу, ведь Федор предупреждал, пытался предотвратить... Теперь всё радостно катится в тартарары. Они целуются на парковке, забывая дышать и боясь оторваться друг от друга. У Смолова уже болят губы, а сам он близок к тому, чтобы завалить братьев прямо здесь, на капоте его любимой машины, выбивая дурь из каждого из них по очереди, оставляя только горячечное желание и пока незнакомое им наслаждение. Но они все еще подростки. И все еще слишком опасные волчата. Чужие клыки на шее - как ушат холодной воды. Смолов только сейчас ощущает, что Леша царапает когтями по жесткой джинсе, пытаясь за бедро притянуть охотника ближе, тихо рыча ему в губы. А Тоша уже почти смыкает челюсть, грозя оставить самую что ни на есть настоящую метку, цепко держа за плечо. Смолов вырывается за считанные секунды, оказываясь в нескольких шагах от парней. Те, тяжело дышат, смотрят на него своими неоновыми фарами вместо глаз, и Федя физически ощущает даже не свое, а чужое возбуждение. Воздух вокруг них настолько раскален, что дышать почти невозможно, а уж соображать тем более. Но охотник встряхивает головой, облизывает горящие губы и вскидывает руки перед собой в защитном жесте, призывая всех немного сбавить обороты. Вообще он здесь старше, опытнее и рулит процессом, но ему нужно отдышаться. А вот парням и вовсе не помешает очень холодный душ и долгий сон. Желательно до того момента, пока Федя не придумает, что им всем теперь делать. - Ни слова, ладно? Не сегодня, - он не приказывает, просит. Смотрит на каждого по очереди, замечает смущение в каждом из братьев, но других эмоций определенно больше. Несмотря на спонтанность, грубость и собственных зверей, что упрямо рвались наружу в столь интимный момент, не заметить щенячью радость и полный восторг в горящих глазах - просто невозможно. - Мы все обсудим завтра. А сейчас поднимайтесь в квартиру. Подумав, он еще раз добавляет «пожалуйста», а ведь в его лексиконе это слово почти отсутствует. И первым все понимает Алексей, а потому послушно кивает. Они буквально сорвали с Феди все его маски, оголили и оставили безоружным, докопались до потаённых мыслей и желаний, вытащили наружу то, что он так упрямо пытался схоронить, пряча и от посторонних, и от себя. Ему нужно время. Наедине с самим собой. И он тянет брата прочь с парковки, молчаливо обещая все разъяснить, когда они останутся одни. В конце концов, они столько ждали, неужели не подождут еще немного, пока их вожак не договорится со своей совестью? - Да бля... - выдыхает своего словесного паразита Смолов, с силой потирая лицо, стоило братьям скрыться в лифте. У охотника все еще саднят губы, а тело протестующе ноет от неполученной разрядки, когда все так многообещающе складывалось. Но в голове - ни одной толковой мысли. Наверное, именно поэтому он таковой воспринимает идею позвонить Дзюбе, хотя в трезвом уме и здравой памяти кто будет звонить за советом ему? Но у того был Акинфеев. И это все решило. ***** - Может, это тебе стоит держать себя на коротком поводке? - задает ожидаемый вопрос Игорь, выслушав чужие откровения. Несмотря на хмурый тон, в его глазах непривычное лукавство. Смолов даже ущипнуть себя готов, но на все сто уверен, что это дружеская ирония, товарищеский подъеб, который он мог ожидать от Дзюбы, но не от альфы. Впрочем, Артем не остается в стороне. - Стоило остановиться на моменте с пьяными одноклассницами, - усмехается мужчина, давая дельный совет. Не зря же люди придумали такую прекрасную вещь, как «недосказанность» и «полуправда». Но Федю несло. Как оказалось, ему было необходимо вылить все это хоть на кого-то, а тут все так удачно совпало... Ощущая едва ли не впервые в жизни неловкость, Смолов напряженно смеется, пожимая плечами - что сделано, то сделано, чего теперь жалеть о своем длинном языке? - Привози их завтра, - все же перестает мучать его Игорь, неожиданно мягко и чуть хитро улыбаясь, первым поднимаясь и протягивая мужчине ладонь. - И мой тебе совет, увези после на каникулы из города, им будет полезно вернуться в привычную обстановку и вырваться из нового круга общения ненадолго.  Все это звучит резонно и правильно, и Федор благодарно кивает, все же признавая, что все сложилось вполне себе удачно. У него впереди три месяца на решение миранчуковской проблемы, а теперь еще и очередная поддержка стаи Акинфеева. Теперь все выглядело не так удручающе, как еще этим утром, когда он позорно бежал еще до пробуждения близнецов. Не то чтобы ему и теперь хотелось возвращаться, ведь разговора не избежать, но и тянуть кота за яйца не имело смысла. - Спасибо. Тогда до завтра, - он кивает мужчинам и устремляется к выходу. Разумеется, Артем его догоняет, потому что он явно хотел сказать куда больше, чем позволил себе при Игоре.  И Смолов выразительно вздыхает, выплывая в коридор, где едва ли не сталкивается с почти бегущим Гончаренко. Федя растерянно здоровается, но Виктор лишь рассеянно кивает и исчезает за массивной дверью. Все, что до них успевает донестись, это нервный голос Виктора и обрывок фразы «Ты должен принять решение. Сейчас...». Смолов переводит вопросительный взгляд на Артема, но тот лишь качает головой. - Я не в курсах. Он вообще сам не свой последнюю неделю, но Игорь чужие проблемы при себе держит, - без особого энтузиазма делится, а после задорно блестит глазами и расплывается в широкой улыбке. - Ну давай, старый ты извращюга, колись, давно на них посматриваешь? Не думай, я не осуждаю, два молодых поджарых волчонка... Да я даже поощряю! - Ох, да иди ты нахер, Дзюба, - беззлобно фыркает Федя и по партизански молчит до самого крыльца, так и не удовлетворив чужое любопытство. У него впереди и так тяжелый разговор, очередные бои с «я не поеду снова в чужую стаю!» и долгая дорога до загородного дома, где им снова придется уединиться в своем маленьком мирке на троих. Ну, точнее, это по планам Федора. А они у него всегда шли по одному месту.